Кирилл Шелестов - Жажда смерти

ПРЕДИСЛОВИЕ

Моей жене

...Все так же грудь твоя легко и сладко дышит,

Все тот же теплый ветр верхи дерев колышет,

Все тот же запах роз...

И это все есть Смерть.

Ф. Тютчев

Если бы безоглядно воровать можно было в какой-нибудь иной стране мира, кроме России, то все русские тут же уехали бы за границу. Потому что жить в России наши граждане считают для себя невыносимым мучением. Собственно, в России и не живут. Здесь только крадут и страдают.

Впрочем, мы, то есть наш славный холдинг, возглавляемый Владимиром Храповицким, стоически переносили тяготы русской жизни. Мы в поте лица рубили и пилили государственный бюджет, не мелочились, подбирая летевшие во все стороны щепки, и делились с теми, в чьи служебные обязанности входила охрана народного добра. Мы не роптали, и нам казалось, что если не мы страной, то, во всяком случае, страна нами может гордиться.

Но кому-то, вероятно, думалось иначе. То есть по поводу особо крупных размеров производимых нами хищений, сомнений ни у кого не возникало. Я надеюсь. Тут мы являли себя во всем блеске и пробуждали в окружающих здоровый дух соперничества и уважения. А вот относительно справедливости в дележе они, видимо, существовали.

В этом, например, сомневался Ефим Гозданкер, директор и акционер мощного банка «Потенциал», владелец не одной дюжины компаний, процветавших в нашей губернии, за счет все того же бюджета. Гозданкер долгие годы был ближайшим другом губернатора, до тех самых пор, как Храповицкий бесцеремонно отодвинул его в сторону, заняв его место подле начальственного тела и животворного источника государственных денег.

Ефим Гозданкер отнюдь не собирался уступать корыстному агрессору территорию, которую считал своей. Напротив, он преисполнился решимости положить конец плодотворной деятельности на ниве нашего собственного обогащения. Переговоры между Храповицким и Гозданкером, которые велись в течение всего лета с участием губернатора, ни к чему не привели. В переговоры, по-моему, вообще не стоит вступать, если сторонами движет не желание договориться, а жажда взаимного уничтожения. К середине осени между Гозданкером и Храповицким вспыхнула война.

К этой войне противники долго готовились, рассчитывали удары и строили планы. И все же никто из них: ни Храповицкий, с его звериной интуицией, ни Гозданкер, с его скрупулезным умом, ни губернатор Лисецкий, стравливавший их миротворец, не могли представить даже в ночном кошмаре масштабы и последствия того, что произошло.

Эта война, полгода раздиравшая нашу губернию, расколовшая ее на два огромных враждующих лагеря, втянула в свою орбиту сотни людей: от высокопоставленных чиновников, чьи имена произносились завистливым шепотом, до рядовых исполнителей, которые вряд ли до конца понимали, за что именно они воюют и погибают. Эта война унесла и сломала десятки жизней. Эта война дошла до Москвы и привела к скандалам и загадочным отставкам в правительстве страны и президентской администрации.

Уже потом я много раз спрашивал себя: если бы Гозданкер и Храповицкий знали наперед, чем все это закончится, какую цену придется заплатить им самим и их близким, знали про всю эту кровь, боль и втоптанные в грязь судьбы, остановило бы это их или нет?

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Четвертого сентября в десять утра я сидел в огромном зале Губернской думы и волновался перед началом заседания. Сегодня решалась судьба аграрного проекта, над которым мы совместно с областной администрацией не покладая рук трудились с весны.

Проект был колоссальным. Рассчитанный на пять лет, он ставил целью превращение наших Богом забытых селений в образцовые фермерские хозяйства по голландскому образцу. Он мог перевернуть не только нашу губернию, но и всю страну. В случае успеха и поддержки из Москвы мы становились национальными героями. В случае провала мы успевали сорвать такой куш, что можно было смириться с потерей славы.

Губернатор горел этим дерзким замыслом, раздражался от промедлений и рвался в бой. Он вынес обсуждение проекта на первое же после летних каникул заседание Думы, не дожидаясь принятия депутатами областного бюджета, традиционно проходившего в декабре. Выступить с представлением проекта он решил лично. Такого в губернии еще не случалось.

Светлый зал выглядел пустым и гулким, поскольку был рассчитан человек на триста, в то время как сегодня здесь собралось чуть больше полусотни, включая журналистов и помощников. Заседание транслировалось в живом эфире по одному из местных телеканалов.

Разумеется, с народными избранниками была проведена большая предварительная работа. Тех из них, кто прошел в Думу при поддержке губернатора, вызывал к себе руководитель аппарата областной администрации. Грозил, давил, обещал и диктовал конспекты для выступлений в прениях. Народноизбранные, в свою очередь, клялись в вечной преданности Лисецкому и просили поддержать их материально. Независимых депутатов обрабатывал лично спикер Думы Щетинский, соблазняя различными льготами в виде улучшенных кабинетов и новых служебных машин. С самыми отъявленными шли ожесточенные торги по поводу мест в комитетах, на которые их прежде не пускали.

Мы, веря в силу рубля больше, чем в силу слова, накануне роздали слугам народа по десять тысяч долларов.

Тем не менее, несмотря на все предпринятые меры, и мы, и даже губернатор жутко нервничали. Слишком многое стояло на карте. Храповицкий, с утра не находивший себе места, остался метаться в своем кабинете и следить по телевизору за развитием событий, а меня послал в Думу, дабы я мог оперативно вмешаться, если вдруг что-то пойдет не так.

Честно говоря, я не очень представлял, что именно я мог предпринять в случае непредвиденных неприятностей. Разумеется, в моем арсенале имелась пара пропагандистских трюков, вроде прямого в челюсть или бокового по печени, но сейчас это казалось мне не вполне уместным. Расположившись в глубине, в одиночестве, я ежился под кондиционерами и рассматривал стаи наших парламентариев, слетевшихся из дальних стран, где они отдыхали последние дни августа от утомительных забот о губернском народе.

Вообще, новый год по деловому русскому календарю начинается не в январе, а осенью. В январе все просто пьют и гуляют, выражая наше национальное отвращение к работе. С мая по сентябрь опять гуляют. А в сентябре, вспомнив о насущных заботах и необходимости пополнения кошелька, с тоской приступают к постылой деятельности.

Сегодня на загорелых депутатских лицах читалось оживление. Губернатор не баловал их своим присутствием. А прямые финансовые вливания перед заседаниями производились и вовсе редко. Обычное довольствие рядовых думцев состояло из ежемесячных подачек и возможности решения своих личных проблем с помощью административного влияния. Депутаты понимали, что вопрос, который им предстоит сегодня рассмотреть, исключительно важен для Лисецкого. Они чувствовали свою значимость и предвкушали схватку.

Лисецкий, кстати, опаздывал. Скорее всего, нарочно, чтобы сбить ажиотаж и заодно показать депутатам, кто в их доме хозяин. Не было видно и Щетинского, который, наверное, прыгал на улице перед стеклянным входом в ожидании губернатора.

Я пересчитал народных избранников, и мне стало не по себе. Некоторые из тех, кто получил от нас мзду, в зале нагло отсутствовали. За годы общения с этой публикой я привык к их уверенности в том, что взятки они получают просто за то, что живут на земле. Доверия к политикам я испытывал не больше, чем к наперсточникам, но все же был неприятно поражен.

Расклад получался таким. Из сорока пяти думцев здесь, в зале, сидело только тридцать восемь. Причем коммунисты, ненавидевшие губернатора и голосовавшие против любого его предложения, включая предложение объявить перерыв, как обычно, явились в полном составе. Все шестнадцать человек. Эта сплоченная и вечно мятежная фракция практически находилась вне зоны нашего влияния. Обычно от наших денег они гордо отказывались. На сей раз, правда, пара борцов за всеобщее счастье, поиздержавшись на отдыхе, дали слабину и взятку приняли. Хотя и с презрением. Наверное, они считали, что покупать их родные села за жалкие десять тысяч долларов с нашей стороны непристойно. А пятнадцать мы не предлагали. Короче, на этих надежды не было.

Из числа депутатов, избранных от Уральска, шесть входили в группу, возглавляемую мэром города Кулаковым, у которого с губернатором была давняя вражда. И хотя с нашей помощью между ним и губернатором был заключен пакт о ненападении, поддерживать открыто губернаторские проекты Кулаков упрямо не желал. И потому на заседание не пришел. Я опасался, что он мог дать своим людям тайные наставления голосовать против. В этом случае оставалось лишь гадать, что для его единомышленников окажется важнее: наши деньги или верность Кулакову, без которого у них не было шансов на повторное избрание.