Час пробил - Виктор Львович Черняк
— Глядя на меня, в это вряд ли кто поверит, — пробовал возразить розовощекий Джерри.
— Ерунда. Разве сейчас можно делать выводы по внешнему облику человека. Человек с лицом пастора может оказаться профессиональным развратником, а человек с рожей профессионального преступника — любимым и почитаемым паствой священником. Ничего не записывай. Вернее, наоборот. Записывай все что угодно: названия кораблей, фамилии командиров частей, число самолетов и их типы, но чтобы фамилия Уиллер не проскочила ни разу ни вслух, ни на бумаге. Понимаешь? Для меня это вопрос жизни и смерти. Ты знаешь, я люблю шутить, но сейчас совершенно другое дело. Совершенно… Не думай, я долго колебалась, прежде чем обратиться к тебе. Поверь, у меня нет более близкого человека.
— Не думаю, — Джерри поджал губы, — не думаю. Когда звоню тебе по вечерам около двенадцати, и никто не подходит…
Он махнул рукой и отвернулся.
— Это совсем другое дело. Ты же понимаешь: близкий человек и человек, с которым ты близок, потому что так удобнее или еще по каким-то обстоятельствам, — разные вещи.
— Сколько времени могу копаться в архиве?
— Чем скорее, тем лучше. Денег я дам. Это деньги человека, который поручил расследование.
— Не нужно. — Джерри наклонился и завязал шнурок ботинка. — Я давно собирался в столицу. Есть кое-какие дела.
— Приятные? — спросила Элеонора, шляпка совсем съехала ей па ухо и сейчас придавала вид озорной девочки-подростка.
— Как тебе сказать? — Джерри испытывал явное смущение.
— Как есть. Я все должна знать. Раз уж мы договорились навсегда оставаться близкими людьми, значит, я должна знать и о твоих привязанностях, и о разочарованиях, и об ошибках. Кто же тебя предостережет, если не я?
— Почему-то в моих предостережениях ты не нуждаешься?
— Я женщина. Мы более осторожны. Потом, предостерегать женщин — бессмысленно, а на некоторых мужчин предостережения действуют прямо-таки гипнотическим образом. И еще, Джерри, чтобы на работе никто не знал, куда ты поедешь. Или лучше, чтобы знали, но совсем не то, что на самом деле. И чтобы никто из сослуживцев не сомневался, что ты поехал туда, куда сказал. Придумай что-нибудь. Когда вернешься, не звони мне, на обратном пути сделай пересадку, а лучше две. Начну звонить тебе через три дня и до тех пор, пока не застану. Все.
— Могу задать вопрос? — Джерри волновался, кровь прилила к лицу.
— Конечно.
— Когда я был у тебя в последний раз, ты выставила меня и… и сказала, что я уже больше… что мы не будем… что вообще…
— Джерри! Ты невыносим, — Элеонора перевязала пояс потуже, поправила шляпку.
— Понимаешь, — начал Джерри, — у меня иногда бывает такое сильное чувство, так тянет…
— Не надо, не надо объяснять. Прекрасно понимаю. И у меня иногда бывает такое сильное чувство, и слава богу, что оно у нас бывает, но сейчас не время обсуждать все это.
Они поцеловались. Джерри поднялся, отряхнул пиджак и тихо сказал:
— Не понимаю почему, но мы действительно самые близкие люди.
Элеонора рассмеялась:
— Видишь, я права. Я всегда права, а разве можно жить с женщиной, которая всегда права? Конечно, нет. Так что ты поступил единственно верно, когда ушел. Выходит, и ты прав. Получается, что и ты прав, и я права — вот почему нам удается поддерживать прекрасные отношения.
— У меня когда-нибудь башка треснет от твоих разговоров!
Джерри взял ее за руку, несколько минут молча смотрел на ту скамейку. Только когда начал накрапывать дождь, они пошли в обратную сторону, по дороге договариваясь кое о каких мелочах.
Джерри был без машины. Сначала миссис Уайтлоу думала подбросить его, потом решила: не стоит, чтобы его видели в ее машине. Тем более что именно он поедет завтра в столицу. Распрощались у фонтана. В этот момент подача воды прекратилась, и чудище беспомощно застыло с открытым ртом. Дети закричали. Ретивые матери бросились выяснять, кто посмел лишить удовольствия их чад.
Харт сделал все, что мог, организовал поиски на широкую ногу. Все внушительно и профессионально. Доктор Кейси опознал тело Барнса. Когда доктор протягивал Харту официальное заключение, начальник полиции спросил:
— Как его расчленили?
— Циркулярной пилой.
Харт поморщился:
— До или после?
Кейси недоуменно взглянул на него.
— Конечно, после.
Харт облегченно вздохнул.
После кошмарной встречи с миссис Уайтлоу Сол Розенталь несколько раз порывался увидеться с Хартом наедине. Сол был совершенно растерян. Смерть Барнса потрясла его.
«Может, удрать? Нет. Они выкопают и из-под земли. Факт побега посчитают признанием. Признанием того, что
у Сола Розенталя рыло в пуху. Да, да, я знаю, что было тридцать пять лет назад, и потом я делал, что велели, выполнял отдельные поручения — так это, кажется, называется». Если говорить начистоту, зачем Дэвиду Лоу понадобилось, начиная с двадцати лет, переводить огромные суммы на счета тех организаций? Зачем? Он и войны-то не видел. И ничего не сделаешь, когда богатый сумасброд начинает раздавать денежки налево и направо. Нет, скорее, только налево. Лучше бы пил, гулял, развратничал, как его мама, например. Трудно понять, где правые, где виноватые: те, которые за вооружение, или те, кто против. Спроси любого с глазу на глаз, никто воевать не хочет. С другой стороны, подкармливать фрондирующих юнцов — антиправительственный акт.
Сол обхватил голову руками: «Не знаю, не понимаю, не хочу лезть во все эти дела. Хочу жить, смеяться, греться на солнце в белой панаме, чтобы не напекло лысину. Кто-то зарабатывает кучу денег на военных подрядах, кто-то строит яхты и тискает самых дорогих шлюх, из тех, на которых посмотришь, а у нее на лбу крупными буквами написано: боже упаси вас даже думать о чем-то скабрезном. Конечно, с такой фирменной эмблемой они дерут сумасшедшие деньги. Где же взять денег на всех? Ласки гораздо меньше, чем желающих к ней приобщиться. Не хватает тепла. Кризис человеческой энергетики. Нет человеческого тепла. Вот где узкое место. Раз нет тепла, приходится платить за него колоссальные деньги. Человек не может без тепла. Скажем, если замерзнешь на морозе, то можно хлопнуть стакан и прийти в себя. А если замерз без человеческого тепла, чем спасаться? Чем? — Сол засеменил по комнате. — Куда меня несет, куда?! Думаю о какой-то ерунде. Барнсу что. Он — одиночка,
