Эд Макбейн - Леди, леди, это я!
— Клинг? — спрашивал кто-нибудь из патрульных. — Это который?
— Девушка Клинга? — спрашивал кто-нибудь из детективов. — Не может быть! Серьезно?
— Да, паршивое дело, — говорили другие.
Полицейский участок — это маленькое государство в государстве.
Полицейские 87-го участка — как патрульные, так и детективы осознавали одно — Клинг был одним из них. Среди них были патрульные, которые знали его исключительно как «белобрысого быка», сидящего в конторе и отвечающего на вызовы, в то время как они несут на себе все бремя службы. Но случись им встретиться с ним в официальной обстановке, они обратились бы к нему «сэр». Были и другие, которые помнили Клинга еще по службе патрульным, когда он вместе с ними снашивал казенную обувь, но которые до сих пор остались патрульными и завидовали его чудесному продвижению по службе, считая, что этому счастливчику просто повезло распутать убийство. Были и детективы, которые считали, что из Клинга вышел бы гораздо лучший торговец обувью, чем детектив. Другие детективы считали, что Клинг незаменим при расследовании определенных дел, так как благодаря сочетанию таких качеств, как мужская прямота и мальчишеская непосредственность, он мог «расколоть» преступника или добиться ответов от самых упрямых свидетелей. В среде осведомителей ходило мнение, что Клинг — скряга. А среди проституток, курсирующих по Ла Виа Де Путас, находились такие, которые тайком поглядывали на Клинга и признавались, что такого копа они бы были готовы обслужить и бесплатно. Некоторые владельцы магазинов полагали, что он слишком строго интерпретирует городское законодательство, относящееся к уличной торговле с лотков. Мальчишки, проживавшие на территории участка, знали, что Клинг посмотрит сквозь пальцы, если они откроют летом пожарный гидрант, но может оторвать голову, если поймает кого-нибудь за баловством с наркотиками, даже с самой безобидной травкой. Кое-какие полицейские, занимающиеся регулированием уличного движения, за спиной называли его «блондинкой». В собственном отделе расследований был один детектив, который терпеть не мог читать отчеты Клинга, потому что тот отвратительно печатал на машинке и делал массу орфографических ошибок. Еще один — по фамилии Мисколо, из канцелярии, подозревал Клинга в том, что тому не нравится его кофе.
Но, несмотря на все это, полицейские 87-го участка и многие жители, проживавшие на территории участка, считали Клинга своим.
Нет, не было, конечно, речей, писем и открыток с выражениями глубокой скорби, понимания и соболезнований, оборотов типа «ваша утрата — это наша утрата» и всякой другой чепухи в таком роде. Ведь, по совести, утрата Клинга была лишь его утратой, и они это знали. Клэр Таунсенд для большинства из них было не более чем простым именем девушки. Но Клинг был полицейским. А любой полицейский на участке знает простую вещь: Клинг — часть нашей команды, или клуба, и никому не позволено расхаживать по городу и безнаказанно обижать членов клуба или близких им людей.
И вот, обмениваясь мнениями по поводу этого преступления, но никак не сговариваясь и не обсуждая какие действия должен предпринять каждый, чтобы помочь раскрытию дела, полицейские вдруг обнаружили за собой некую странность, которая случилась с ними 14 октября. 14 октября все они на участке перестали быть полицейскими. Не подумайте, что кто-то пошел и сдал свой полицейский жетон или табельное оружие — ничего такого драматического не случилось. Но что значит быть полицейским на 87-м участке? Это значит уметь выполнять одновременно множество обязанностей, другими словами, — быть полицейским 24 часа в сутки. Четырнадцатого октября полицейские 87-го участка по привычке вышли на работу, которая как обычно состояла в профилактике правонарушений и предотвращении преступлений. С виду все выглядело буднично. За исключением одной особенности.
Они продолжали арестовывать бандитов и наркоторговцев, мошенников и насильников, пьяниц, наркоманов и проституток. Они боролись, как могли с бродяжничеством и попрошайничеством, пресекали подпольные тотализаторы, разгоняли притоны и нелегальные сборища, ловили лихачей-водителей, проезжающих на красный свет, пресекали войны между бандами. Они спасали кошек, малолетних детей и женщин, чьи каблуки застревали в уличных водосточных решетках. Они переводили школьников через дорогу. Они делали все абсолютно так же, как всегда. За исключением одной особенности.
Особенность эта заключалась в том, что их повседневные обязанности, вещи, которые они привыкли делать каждый день и называть своей работой, — все это превратилось в хобби. Можно назвать это увлечением или как угодно, но несли они свою службу добросовестно, порой даже лучше, чем обычно. Теперь они стали щепетильней выполнять свои обязанности, прикрываясь отработкой тех досадных мелочей и незначительных правонарушений, которые всегда занозой сидят в заднице любого полицейского. Но, по совести говоря, они использовали эти мелочи для работы над делом Клинга. Никто не называл это дело делом магазина «Книголюб», или делом Клэр Таунсенд, или делом о бойне в книжном магазине, или чем-то в этом роде. Для них это было делом Клинга. С самого утра, когда начался их рабочий день, и до самого его завершения они активно работали над этим делом — прислушивались, высматривали и выжидали, не подвернется ли что-нибудь по этому делу. Несмотря на то, что официально для расследования этого преступления было выделено только четыре человека, на охоту за убийцей из книжного магазина вышли все двести два полицейских, работающих на участке.
Среди этих полицейских был Стив Карелла.
Прошлой ночью он добрался домой лишь около полуночи. В два часа ночи, потеряв надежду заснуть, он позвонил Клингу.
— Как ты, Берт?
— Нормально, — ответил Клинг.
— Я тебя не разбудил?
— Нет, — ответил Клинг. — Я не ложился.
— Что ты делал, парень?
— Смотрел в окно. На улицу.
Они поговорили еще немного, потом Карелла попрощался и повесил трубку. Он не мог заснуть до четырех часов утра. Образ Клинга, одиноко стоявшего у окна в своей комнате и смотревшего на улицу, продолжал будоражить его сон. В восемь часов утра он проснулся, оделся и поехал на службу.
Мейер Мейер был уже в конторе.
— Я хочу кое-что обсудить с тобой, Стив, — сказал Мейер.
— Валяй.
— Ты веришь, что убийца — психопат?
— Нет, — немедленно ответил Карелла.
— Я тоже не верю. Я тут всю ночь не спал и обдумывал то, что случилось в книжном магазине. Глаз не мог сомкнуть.
— Я тоже плохо спал, — сказал Карелла.
— Я вот прикинул, что если этот парень сумасшедший, то он может сделать то же самое завтра, ведь так? Войдет в супермаркет и подстрелит наугад первых попавшихся четырех или пятерых, верно?
— Верно, — сказал Карелла.
— Но это предположение верно только в том случае, если убийца — сумасшедший. И ведь вроде все указывает на психа. Входит в магазин и начинает палить куда попало. Он просто по определению должен быть психом, ведь так? — Мейер покачал головой. — Но я в это не верю.
— Почему?
— Инстинкт и интуиция. Не знаю почему. Просто знаю, что этот парень не сумасшедший. Я думаю, что он хотел, чтобы умер кто-то один из находившихся в этом магазине. Полагаю, что он знал, что его жертва будет в этом магазине, и я думаю, он вошел и начал стрелять, ни мало не заботясь о том, кто еще будет убит, только бы ему удалось убить того, за чьей жизнью он пришел. Вот мои мысли.
— И я думаю так же, — сказал Карелла.
— Хорошо. Значит, если предположить, что он добился своей цели и убил того, кого хотел, я думаю, мы должны…
— А если нет, Мейер?
— Что, нет?
— Не убил того, кого хотел.
— Об этом, Стив, я тоже подумал. И отбросил эту версию. В середине ночи до меня вдруг дошло: Господи, а вдруг он охотился за тем, кто остался в живых? Нам же нужно немедленно взять их всех под охрану. Но потом я исключил эту вероятность.
— Я тоже, — сказал Карелла.
— Как ты рассуждал?
— Помещение магазина можно разделить на три части, — сказал Карелла. — Два прохода и пятачок перед возвышающимся прилавком, где сидел Феннерман. Если бы наш убийца хотел прикончить Феннермана, он бы пристрелил его тут же, не отходя от кассы. Если бы он охотился за теми, кто находился в дальнем крыле, он бы тогда туда и стрелял. Но вместо этого он вошел в магазин и стал немедленно палить в ближайший проход. Поэтому я думаю, что его жертва мертва, Мейер. Он убил того, кого хотел.
— Есть еще кое-что, чего нельзя упускать из виду, Стив, — сказал Мейер.
— Что?
— Мы не знаем за чьей жизнью он приходил, поэтому нам придется опрашивать родных и близких. И тут надо помнить…
— Я понимаю, что ты хочешь сказать.
