Эд Макбейн - Леди, леди, это я!
— Это может… может занять некоторое время, Берт, — сказала она. Ее голос, казалось, доносился откуда-то издалека.
— У меня времени в запасе сколько угодно, — сказал он. Потом, как бы испугавшись, что она посмеется над ним, добавил:
— Все, что я до сих пор делал в жизни, Клэр, так это ждал, что ты появишься в моей жизни.
Казалось, она вновь сейчас заплачет. Он потянулся через стол и положил свою руку на ее.
— Ты… ты очень хороший человек, Берт, — сказала она таким высоким и сбивчивым от волнения голосом, который обычно предшествует слезам. — Ты хороший, ты добрый, ты нежный, и к тому же ты довольно красив, ты знаешь об этом? Я… я считаю тебя очень красивым.
— Это ты еще не видела меня с прической, — сказал он с улыбкой, пожимая ей руку.
— Я не шучу, — сказала она. — Ты всегда думаешь, что я только и делаю, что отшучиваюсь. Но это совсем не так… Я на самом деле очень серьезный человек, поверь.
— А я знаю.
— Ах, Берт, Берт, — сказала она, положив свою руку на его, образуя, таким образом, на столе маленькую пирамидку из трех сложенных рук. Ее лицо вдруг стало очень серьезным:
— Спасибо тебе, Берт. Большое тебе спасибо.
Он не знал, что говорить. Он одновременно чувствовал себя и смущенным, и глупым, и счастливым, и значительным, как будто вдруг прибавил в росте.
Она вдруг перегнулась через стол и поцеловала его. Это был мимолетный поцелуй, когда губы встречаются лишь на мгновение. Она быстро села обратно на свое место. Казалось, она была не совсем уверена в себе, как перепуганная девочка на первой вечеринке.
— Ты… ты должен проявить терпение, — сказала она.
— Обещаю.
Как из-под земли вдруг возник официант. Он улыбался. Потом покашлял из вежливости.
— Я подумал, — мягко предложил он, — может быть, будут уместны свечи, сэр? Леди будет выглядеть еще краше при свечах.
— Леди и без свечей выглядит прекрасно, — сказал Клинг.
Официант, казалось, был несколько расстроен.
— Но…
— Но свечи необходимы, обязательно, — закончил Клинг. — Как можно обойтись без свечей!
Официант засиял в улыбке.
— Разумеется, сэр. Очень верное замечание, сэр. А затем вы закажете обед, я правильно понял, сэр? У меня есть, что вам посоветовать, сэр, когда вы будете готовы. — Он на время умолк, расплываясь в улыбке. — Прекрасный вечер, не правда ли, сэр?
— Удивительный вечер, — ответила Клэр…
Теперь один в ночи, он сидел в своей комнате, пытаясь убедить себя, что она не умерла. Блики света бродили по мебели. Ведь только днем он с ней разговаривал. Она рассказывала ему о своем новом бюстгальтере. Нет, не может быть, чтобы она умерла. Она еще полна жизни. Она по-прежнему Клэр Таунсенд.
Но ее больше нет.
Он продолжал тупо смотреть в окно.
Все его тело онемело. Он продрог и не чувствовал пальцев рук. Если бы он постарался ими пошевелить — они бы не подчинились. Он неуклюже сидел на неудобном стуле и смотрел сквозь окно на мириады городских огней, поеживаясь от холода, который он ощущал внутри, несмотря на теплый октябрьский бриз. Легкие колыхания штор не вызывали в нем никакого чувства, кроме холодной пустоты, которая тяжелым льдом сковала все органы его тела. Он не мог пошевелиться, не мог заплакать, не мог ничего почувствовать.
Она умерла.
Ну, нет, сказал он себе и попробовал раздвинуть в улыбке уголки губ; нет, не говори глупостей: Клэр умерла? Не говори ерунду. Я же вот только днем с ней разговаривал. Она позвонила мне в дежурку, как всегда. Мейер подшучивал над нами. Там был Карелла — он может подтвердить. Он все помнит. Она позвонила мне, и оба они были рядом, поэтому я знаю, что это мне не приснилось. А если она мне звонила, значит, она была жива, разве не так? Простая логика. Если она мне звонила, значит, она жива. Карелла там был. Он может подтвердить. Спросите Кареллу. Он вам скажет. Он вам скажет, что Клэр жива.
Он вспомнил, как недавно разговаривал с Кареллой за обедом в закусочной. За окном шел дождь, окна были залиты дождем, и в помещении создавалась атмосфера уюта и доверия. За дымящимися кружками кофе они сначала обсудили дело, которое расследовали, потом, поддавшись влиянию этой доверительной обстановки, располагающей к ведению дружеских разговоров, Карелла спросил:
— И когда же ты собираешься жениться на этой девушке?
— Она сначала хочет получить свой диплом, — сказал Клинг.
— Почему?
— Откуда мне знать? Может она хочет быть более защищенной в жизни. Она прямо помешалась на учебе.
Ну, получит она этот диплом. Что потом? Пойдет в аспирантуру?
— Возможно, — пожал плечами Клинг. — Послушай, я прошу ее выйти за меня замуж при каждой нашей встрече. Но ей сначала нужен диплом. И что мне делать? Я люблю ее. Я не могу послать все к черту.
— Да, думаю, не можешь.
— Не могу, — Клинг немного помолчал. — Знаешь, что я хочу тебе сказать, Стив?
— Что?
— Как бы мне удержаться от того, чтобы не трогать ее до свадьбы. Понимаешь, мы не должны… ну, понимаешь, моя хозяйка смотрит косо всякий раз, когда я привожу Клэр к себе в комнату. Потом я должен сломя голову везти ее домой, потому что ее отец — человек самых строгих нравственных принципов. Меня удивляет, как только он согласился оставить ее одну на этот уик-энд. Но я имею в виду вот что… черт возьми… зачем ей нужен этот диплом, Стив? Я хочу сказать… я бы хотел… хотел оставить ее в покое до тех пор, пока мы не поженимся, но я просто не могу этого сделать. Я хочу сказать, что мне остается только ждать и быть с ней рядом. А у меня во рту пересыхает, когда я вижу ее. Это так должно быть да?… ну, неважно, я не хотел бы, чтобы ты подумал, что я лезу тебе в душу.
— Да, так бывает, — сказал тогда Карелла.
Она жива — заключил Клинг.
Конечно же, она жива. Она занимается, чтобы получить свой диплом. Она проходит практику в социальной службе. Вот, например, сегодня по телефону она сказала мне, что слегка задержится: «мне нужно подобрать кое-какие материалы».
«Искусство брать интервью: принципы и методология», вспомнил он.
«Стереотипы культуры», вспомнил он.
«Здоровое Общество», вспомнил он.
Она умерла, подумал он.
НЕТ!
И тут он выкрикнул это слово, разорвав тишину комнаты. Крик, как взрывной волной, сорвал его со стула и поднял вверх.
— Нет, — снова сказал он, на этот раз тихо, потом подошел к окну, приложил голову к шторе и посмотрел вниз на улицу, ища глазами Клэр. Она должна бы уже прийти. Уже почти… а который час? Который час? Он знал ее походку. Он узнает ее за целый квартал, как только она выйдет из-за угла: белая блузка, как она и сказала, и черная юбка — да, он узнает ее сразу. Он вдруг вспомнил про бюстгальтер: как он выглядит? Он снова улыбнулся, мягкая штора ободряюще поглаживала его щеку, огни рекламы с ресторана напротив мигали и попеременно освещали его лицо то красным, то зеленым цветом.
Интересно, почему она задерживается, подумал он.
Ну, потому что она мертва, и ты прекрасно это знаешь, подумал он.
Он отвернулся от окна и подошел к кровати. Он взглянул на пустую кровать, затем, не видя ничего, подошел к туалетному столику — он был завален всякой всячиной — и поднял щетку для волос. Он увидел на зубчиках несколько запутавшихся черных волосков и положил ее на место. Он посмотрел на часы и не увидел времени.
Была почти полночь.
Он снова подошел к окну и снова выглянул на улицу, ожидая ее.
К шести часам утра он уже знал, что она не придет.
Он уже знал, что никогда ее больше не увидит.
Глава 5
Полицейский участок похож на маленькое государство в государстве. По штату в нем служат сто восемьдесят шесть патрульных полицейских и шестнадцать детективов в следственном отделе. Патрульные и детективы знакомы между собой и ведут себя примерно так же, как люди в маленьком городке: есть близкая дружба, есть шапочное знакомство, случаются небольшие распри и интриги, бывают и сугубо деловые отношения. Все полицейские, работающие как на территории участка, так и в конторе, безусловно, знают друг друга не только в лицо, но часто и по имени, даже если им ни разу не приходилось работать вместе над одним делом.
Утром, к семи сорока пяти, когда уже сменились треть патрульных и трое детективов в следственном отделе, на всем участке не было ни одного полицейского, будь он в форме, как патрульные, или в гражданской одежде, как детективы, который бы не знал, что в книжном магазине на Калвер-авеню убили девушку Берта Клинга.
Большинство полицейских не знали даже, как ее зовут. Ее облик представлялся ими смутно, однако, они наделяли его чертами реального человека — своей собственной жены или возлюбленной. Воображение полицейских рисовало образ девушки из плоти и крови на основе ассоциаций с их близкими людьми. Самым важным было то, что она была девушкой Берта Клинга, и что она была мертва.
