Эд Макбейн - Леди, леди, это я!
— Что?
— Мы не знаем за чьей жизнью он приходил, поэтому нам придется опрашивать родных и близких. И тут надо помнить…
— Я понимаю, что ты хочешь сказать.
— Что?
— Что Клэр Таунсенд тоже среди убитых.
Мейер кивнул.
— И есть такая вероятность, — сказал он, — что Клэр была именно тем человеком, за которым он охотился.
* * *Человека в синем летнем костюме из индийской ткани звали Хербертом Лэндом.
Он преподавал философию в университете, расположенном на самой границе полицейского участка. Он частенько заглядывал в «Книголюб», потому что магазин располагался рядом с университетом и потому что здесь он мог купить подержанного Платона или Декарта по вполне приемлемой цене. Этот человек в костюме из индийской ткани был убит первым, потому что стоял в ближайшем к двери проходе магазина, когда убийца обрушил на него град пуль.
«Херберт Лэнд………………..умер до прибытия на место события».
Лэнд проживал в недорогой новостройке, расположенной в соседнем пригороде Сэндс-спит. Он жил там с женой и двумя детьми. Старшему исполнилось шесть, младшему — три года. Вдову Херберта Лэнда звали Вероникой, ей было двадцать восемь лет. Когда она открыла дверь квартиры, Мейер и Карелла увидели, что она беременна и ждет третьего ребенка. Женщина была довольно заурядного вида — каштановые волосы и голубые глаза — но она стояла в проходе со спокойным достоинством, которое, правда, мало сочеталось с ее заплаканным лицом и покрасневшими глазами. Она тихо спросила, кто они такие, и потом попросила показать ей их удостоверения личности. Она встречала их в традиционной позе беременной женщины — живот был выставлен далеко вперед, рука покоилась на пояснице, голова слегка наклонена набок. Они показали ей свои жетоны и удостоверения — она коротко кивнула и пригласила их войти.
В комнате было очень тихо. Вероника Лэнд пояснила, что приезжала ее мать и забрала детей на несколько дней. Дети еще пока не догадывались, что их отца убили. Она знала, что ей рано или поздно придется сказать им об этом. Поэтому она решила взять передышку и подготовиться, чтобы сделать это спокойно и с достоинством. Сейчас же она еще сама не оправилась от этого удара. Говорила она низким уравновешенным тоном, но в течение всего разговора слезы готовы были в любой момент хлынуть из ее глаз, поэтому детективы вели беседу с осторожностью и деликатностью, всеми силами стремясь никак не спровоцировать потока слез. Сидя в мягком кресле, она старалась держать осанку, придерживая руками свой живот как огромную грелку. Во время беседы она не спускала глаз с детективов. Карелле показалось, что она всем своим существом с жадностью ловит каждое их слово. У него сложилось впечатление, что этот разговор был необходим ей самой в качестве поддержки и для укрепления самообладания. Казалось, что стоит ей отвлечься и потерять нить разговора, как слезы неудержимым потоком хлынут из ее глаз.
— Сколько лет было вашему мужу, миссис Лэнд? — спросил Мейер.
— Тридцать один.
— И он преподавал в университете, так?
— Да. Он преподавал. Он был доцентом.
— И он ежедневно уезжал на работу на поезде со станции Сэндс-спит?
— Да.
— В котором часу он обычно выходил из дома, миссис Лэнд?
— Он обычно садился на поезд, отправлявшийся в восемь семнадцать.
— У вас есть машина, миссис Лэнд?
— Да, есть.
— Но ваш муж предпочитал ездить на поезде?
— Да. У нас только одна машина, а я… как видите, собираюсь рожать, и Херби… Херби считал, что машина должна быть у меня под рукой. Ну… на всякий случай…
— Когда вы ждете появления малыша, миссис Лэнд? — спросил Карелла.
— Надеюсь, это произойдет в этом месяце, — ответила она. — Наверное, в этом месяце.
Карелла кивнул. В комнате снова все смолкло.
Мейер откашлялся.
— Не подскажете ли, миссис Лэнд, во сколько поезд, отбывающий в восемь семнадцать, прибывает на вокзал в городе?
— Я думаю, в девять часов. Я знаю, что первое занятие начинается у него в девять тридцать, а ему еще надо доехать на метро с вокзала до центра города. Я думаю, поезд прибывал на вокзал в девять, да.
— И он преподавал философию?
— Да, он работал на кафедре философии, но фактически он преподавал философию, этику, логику и эстетику.
— Я понимаю, миссис Лэнд… а… не был ли ваш муж… не показалось ли вам, что ваш муж был чем-нибудь обеспокоен в последнее время? Не упоминал ли он о чем-нибудь, что могло бы показаться…
— Обеспокоен? Что вы хотите этим сказать — обеспокоен? — спросила Вероника Лэнд. — Он был обеспокоен своей зарплатой, которая составляет шестьсот долларов в год, еще он был обеспокоен выплатой долга по закладной, и еще он был обеспокоен состоянием единственной машины, которая вот-вот развалится на части. Чем он был «обеспокоен»? Я не понимаю, что вы имеете в виду под словом «обеспокоен».
Мейер кинул взгляд на Кареллу. На минуту в комнате установилась тяжелое молчание. Вероника Лэнд всеми силами пыталась сдержать слезы, сжимая пальцы рук под выступающим вперед животом. Она тяжело вздохнула.
Очень низким голосом она произнесла:
— Я очень извиняюсь, я не знаю, что вы имели в виду под словом «обеспокоен», — она вновь установила контроль над своими чувствами, и подступавший приступ истерики был преодолен. Простите.
— А не припомните ли в его окружении каких-нибудь недругов или недоброжелателей?
— Нет, никаких недоброжелателей не было.
— Какие — нибудь сослуживцы или преподаватели в университете с кем бы он… ну… поспорил… или… ну, не знаю. С кем бы у него были какие-нибудь институтские неприятности, что ли?
— Нет. Ничего такого не было.
— Может быть, ему кто-нибудь угрожал?
— Нет.
— Может, были конфликты со студентами? Он не рассказывал о каких-нибудь неприятных ситуациях со студентами? Завалил кого-нибудь на экзамене и тот, возможно…
— Нет.
— … затаил обиду на него…
— Постойте, был такой случай.
— Какой?
— Да, он завалил одного. Но это было в прошлом семестре.
— Кого?
— Одного парня из его группы по логике.
— Вы знаете его имя?
— Да. Какой-то Барни. Погодите. Минуточку. Он был в команде по бейсболу, и когда Херби засыпал его, ему не разрешили… Робинсон, вот как его звали. Барни Робинсон.
— Барни Робинсон, — повторил Карелла. — И вы сказали, он участвовал в бейсбольной команде?
— Да. Они играли в течение весеннего семестра. Тогда же Херби и провалил его на зачете. В последнем семестре.
— Понятно. Вы знаете, почему он провалил его, миссис Лэнд?
— Ну, в общем, да. Он… он не выполнял задания. Другого объяснения и быть не может. Херби зря не придирался.
— Значит, потому что он не сдал зачет, ему не разрешили играть в команде, правильно?
— Да, верно.
— А не считал ли ваш муж, что после этого Робинсон затаил обиду против него?
— Я не знаю. Вы спросили меня, не припомню ли я кого-то, вот мне и пришел на ум этот Робинсон, потому что… у Херби не было никаких врагов, мистер… простите, я забыла, как вас зовут?
— Карелла.
— Мистер Карелла, у Херби не было врагов. Вы не знали моего мужа так… так… вы не знали, что… за человек он был…
Она была на грани срыва, и Карелла быстро спросил:
— А вы когда-нибудь встречались с этим Робинсоном?
— Нет.
— Тогда вы не знаете, высокий он или низкий или…
— Нет, не знаю.
— Понятно. И ваш муж обсуждал с вами, как ему поступить с Робинсоном?
— Он только сказал мне, что ему придется засыпать Барни Робинсона, а это значит, что парню не быть… подающим — так кажется, он сказал.
— А он был подающим, да?
— Да, — сказала она и замолчала. — Думаю, да. Да. Подающий.
Это очень важная фигура в команде, миссис Лэнд, подающий.
— Неужели?
— Да, именно так. Поэтому есть такая вероятность, что помимо самого Робинсона кое-кто из других студентов мог быть недоволен поступком вашего мужа, как вы думаете?
— Я не знаю. Он никогда не упоминал ни о чем подобном, кроме одного этого раза.
— А кто-нибудь из его коллег когда-нибудь упоминал об этом случае?
— Мне, по крайней мере, об этом ничего не известно.
— Вы общались с кем-нибудь из его коллег?
— Да, конечно.
И они никогда не упоминали Барни Робинсона или этот случай, когда ваш муж завалил его?
— Нет. Никогда.
— А в шутку?
— И в шутку — нет.
— Ваш муж получал когда-нибудь какие-нибудь письма с угрозами, миссис Лэнд?
— Может быть, были телефонные звонки с угрозами?
— Нет, не было.
— Но, однако же, вы почему-то сразу вспомнили о Робинсоне, когда мы спросили, кто бы мог иметь обиду на вашего мужа?
— Да. Я полагаю, этот случай беспокоил Герби. Ну, то, что ему придется завалить этого парня.