Банда 2 - Виктор Алексеевич Пронин
Но что происходит дальше — страна покрывается бандами, страна попадает под их власть. Команды у прокуроров, торгашей, артистов эстрады, банкиров, президентов и депутатов. Со своими группами охраны, группами прикрытия, с телохранителями из бывших боксеров и каратистов, со своими вышибалами денег, заказов, долгов, времени на телевидении. И постепенно, как бы мы к этому не относились, мы усваиваем бандитскую нравственность, бандитские честность, порядочность, достоинство. И забываем, забываем, а потом и отвергаем истинную честность, истинную порядочность, великодушную и снисходительную, порядочность без насилия.
Все, Павел Николаевич, все, дорогой... Хватит. А то что-то ты уж больно круто взялся за наше многострадальное общество, — Пафнутьев сел за свой стол, придвинул телефон, набрал номер.
— Гражданин Халандовский?
— Он самый, — раздался в трубке неуверенный голос.
— Гостей ждете?
— Гостям всегда рады, Паша.
— Едут к вам гости, едут.
— С ветерком? — улыбнулся Халандовский в предчувствии приятной беседы.
— С ветерком и навеселе, — решительно ответил Пафнутьев и, положив трубку, направился в угол, где на стоячей вешалке просыхал намокший под утренним дождем плащ.
* * *
Далеко Пафнутьев не ушел, не удалось ему быстро добраться до Халандовского и отвести душу после утренней нервотрепки с Анцыферовым. Едва он сбежал со ступенек прокуратуры, как навстречу ему шагнул оперативник.
— Разговор есть, Павел Николаевич, — сказал Николай, протягивая руку. — Интересный, между прочим, разговор.
— Прямо сейчас, прямо немедленно?
— Как скажете, Павел Николаевич...
— Ладно, — вздохнул Пафнутьев. Не было у него ни желания, ни сил снова возвращаться в прокуратуру. Он с тоской оглянулся на крыльцо, с которого только что спустился, посмотрел на поджидающую его машину, и, наконец, блуждающий его взор уперся в улыбающееся лицо оперативника. — Ладно, Коля... Поговорим по дороге, — он махнул рукой Андрею в машине, дескать, пойду пешком Поднял воротник плаща, сунул руки в карманы, ссутулился, сразу сделавшись похожим на несчастного, забитого жизнью служащего какой-то захудалой конторы. — Что у тебя?
— Цыбизова.
— Помню, Изольда Федоровна. Жива?
— Жива, но я не думаю, что так будет продолжаться слишком долго. За последние три года она застраховала двадцать семь машин. Из них двенадцать — наиболее престижные. «Девятки», «восьмерки», «семерки»...
— Из них угнано? — спросил Пафнутьев.
— Семь. Из двенадцати.
— Неплохой показатель А остальные машины?
— Хлам По-моему, хозяева даже мечтают, чтобы их машины угнали, чтобы получить страховку...
— Если мечтаю г, значит угонят Не угонщики, так сами Насобачились. Дурное дело нехитрое Что Цыбизова? Ты любишь ее по-прежнему?
— Гораздо меньше — Что так?
— Хахаль у нее. На черном «мерседесе». Со спутниковой связью. С баром и телевизором. С водителем и телохранителем.
— А чье тело он хранит?
— Тело хахаля.
— Как его зовут?
— Байрамов. Морда жирная, зуб золотой, улыбка до ушей, волосы в бриолине. Слышали о таком?
— Немного. Тебе за ним не угнаться.
— Да уж понял, — хмыкнул Коля, поправил клеенчатую кепочку, перепрыгнул через неглубокую лужу на тротуаре. — Розы подарил нашей красотке, целый букет. Тысяч по пятнадцать-двадцать за штуку. Специально пошел на рынок и спросил цену... Так что букет ему обошелся тысяч в двести.
— Молодец, — одобрил Байрамова Пафнутьев. — Я думал о нем хуже. А если тратит такие деньги на цветы женщине.. Хороший человек. А что Цыбизова, не обижает его, не огорчает?
— Нет, с этим у них все в порядке.
— Не мелькал ли в их компании невысокий широкоплечий парень с короткой стрижкой, в темной одежде, с неприветливым выражением лица.
— Мелькал. Его зовут Амон. Он у этого Байрамова не то охранником, не то водителем...
— Что же он так неосторожно, что же он так опрометчиво, — пробормотал Пафнутьев. — Так нельзя, дорогой.
— Вы о ком, Павел Николаевич?
— О Байрамове. Он совершенно не уважает противника, он не берет его в расчет. Это плохо. Так нельзя.
— Может быть, он и не подозревает о существовании противника?
— Да, скорее всего... Послушай, Коля... Тебе это больно, я знаю, но все-таки... У этого Байрамова с Цыбизовой... Постель? Дела? Торговля?
— По-моему, всего понемногу. И постель, и дела.
— Не ошибаешься?
— Влюбленное сердце не обманешь, — горестно Николай постучал по тому месту, где, как ему казалось, у него билось влюбленное сердце.
— Зомби у нее больше не появлялся?
— Вроде, нет.
— Сама она спокойна как и прежде? Порхает? Щебечет? С ветки на ветку?
— Я перемен не заметил. Разве что появился Байрамов... Морда широкая, зуб золотой...
— Ты уже говорил, — Пафнутьев остановился под козырьком заколоченного киоска. Его, похоже, облюбовали какие-то бойкие торгаши, но развернуться им не дали — киоск подожгли, внутри он выгорел дотла, но его железный каркас, сработанный из железнодорожного контейнера, уцелел. По городу в последнее время появилось немало таких вот выгоревших помещений — подвалов, ларьков, изготовленных из гаражей, арки в старых домах, заложенные кирпичом и оборудованные под магазины Народ продолжал бороться за социальную справедливость — так, как он ее понимал. Поджигатели оставались непойманными, продавцы не жаловались, а сумма ущерба не интересовала ни тех, ни других А Пафнутьев знал наверняка, что частенько продавцы и поджигатели — одни и те же лица. Заметали следы ребята, заметали следы старым дедовским способом — красного петуха под собственный зад. Ищи-свищи-доказывай!
— Разбегаемся? — спросил оперативник, истомившись в затянувшемся молчании.
— Подожди, — Пафнутьев с привычным безразличием на лице смотрел на пробегающих прохожих, на лужи, на неиссякающий поток машин. — Послушай, — повторил он и опять замолчал.
— Слушаю внимательно, — улыбнулся оперативник.
— А не сделать ли нам такую вещь... Не провернуть ли нам такую забавную штуку...
— Не возражаю, — опять поторопил Пафнутьева собеседник.
— Не суетись... Такая вот мыслишка посетила... А не поставить ли нам под окна Цыбизовой машину? Хорошую машину, «девятку», а? В приличном состоянии, с небольшим пробегом, а? Поставить ее так, чтобы она с улицы не видна была, но из окон Цыбизовой — как на ладони? Если они действительно завязаны на угонах, у них же зуд по всему телу начнется на второй день!
— Ловля на живца?
— Да, но машина должна быть под круглосуточным наблюдением.
— Можно проще.. Установить график, чтобы «девятка» стояла, к примеру, под ее окнами только с семи до девяти вечера. Дескать, кто-то к кому-то приезжает каждый день на это время. И потом опять уезжает. Она человек грамотный и на второй же вечер все поймет — приезжает любовник к девице-красавице. Пока они воркуют, машина стоит И на эти два часа подключать ребят — пусть бы присмотрели.
— Да, так лучше.
— Тут в другом опасность... А если они в самом деле ее угонят? Не расплатимся, Павел Николаевич.
— Придумай с ребятами что-нибудь... Мотор, к примеру, не заведется.
