Юрий Иваниченко - Мертвые молчат
Наркомафия.
Организация, стоящая абсолютно вне морали, существующая только за счет калечения и смерти. Медленной смерти — в «обычных» для нее условиях. А при угрожающих обстоятельствах наркомафия убивает с нечеловеческой жестокостью.
Например, если сталкивается с агрессией… Или кто-то из «партнеров» оказывается своевольным, неуправляемым, опасным — а он знает и может слишком много… Скажем, имеет группу «своих» боевиков и пытается подмять организацию… Вот тогда и распрямляется тайная пружина. Удар, и никогда — не в полсилы.
Наркомафия не шутит. И убитых оставляет никак не меньше, чем требуется для пресечения всех ниточек. Женщины, дети? Все равно, — нет, даже к лучшему: предупреждение всем, кто хотел бы попробовать потягаться с Организацией. Мог, что там говорить, Жора Деркач недооценить соперника.
Первым нарушил молчание Шеремет — обратился к Вадику:
— Ну-ка, повтори еще раз, что Жора тебе сказал тет-а-тет.
Вадик повторил…
— Укладывается в схему, — покачал чубом Сагайда.
— Аж слишком, — согласился Шеремет и предложил: — Ну что, пора Игнатьевича оповещать?
Сагайда крепко потер лоб ладонью:
— Может, еще обождем чуток? Сами попробуем копнуть?
— Не понял, — отозвался Вадик, недоуменно переведя взгляд на очень посерьезневших Матвея Петровича и Николая, — какого еще Игнатьевича?
Легкая усмешка тронула губы Шеремета.
— Придет время — узнаешь. А сейчас давай конкретно. Делаем так. Вадик ныряет в исполком. Прозвоним по Деркачевым связям. С кем-то наверняка Жора общался в последнее время… И не раз… «Двойник» в исполкоме, и хорошо, если только один. Теперь — Николаю. Надо срочно искать канал прослушивания коммутатора. Вряд ли что сверхумного здесь придумано. Поручи паре толковых ребят ревизию сети. Должна быть незарегистрированная отпайка — и посмотрим, к кому она ведет. Это — срочно, но параллельно основному расследованию. Ко всем: обращайте внимание — может быть человек или люди, на которых история с Деркачами произвела очень уж большое впечатление. Все-таки Узень — не Палермо, не так уж здесь воспитан народ… А я еще подумаю собственно об убийстве. Не все складывается. Не все.
Вадик поднялся:
— Можно приступать?
— Да. И перегони машину на служебную стоянку исполкома — она мне может понадобиться.
Вадик аккуратно пробежал по фанеркам и выскользнул на улицу.
Сагайда тоже встал, отодвинул занавеску и внимательно осмотрел двор.
— Насколько старательно тебя «пасут»? — поинтересовался Матвей Петрович.
— Когда как. До сих пор я был уверен, что это Деркачевы штучки. Так сказать, психологическое давление. Он же ко мне подкатывал.
— Вот как? В открытую?
— Не совсем. Через Танюшу. Она же с Деркачихой дружила.
— Еще интересней. И как «подкатывал»?
— На семейные посиделки звали. А меня что-то крепко удерживало — даже тогда, когда еще ничего не было ясно с рэкетом.
— Ты извини, что вмешиваюсь в интим — но мне надо знать: у вас с Татьяной — окончательно?
— С моей собачьей службой разве бывает что-нибудь окончательно?
— Не преувеличивай, — бросил Шеремет; и после паузы спросил: — А сегодня слежка прежняя?
— Отнюдь, — тряхнул чубом Сагайда и вновь посмотрел в окно, — ничего не могу заметить. С самого утра.
— Будь внимателен. Это — важно.
Сагайда уже и ногу на подоконник поставил, когда Матвей Петрович спросил:
— Когда ты сегодня с Татьяной увидишься?
Николай даже присвистнул:
— Хотел бы я знать!
— А что сегодня у нас на обед?
— Борщ, а на второе… — тут Николай сообразил, что Шеремет напрашивается, и рассмеялся:
— Приходите к нам! Я только Таню предупрежу…
— Только не по телефону, — приказал Шеремет, — она когда будет дома?
— Уже дома. Звонила…
— Отправляйся к ней. Я там буду через сорок минут.
— Адрес… — начал Сагайда и тут же осекся: вспомнил утренний разговор.
6
Как известно, понедельник — день не базарный. Но в сезон в южных городах базары не пустуют и в понедельник. Фрукты-овощи поспевают не в соответствии с условным людским счетом дней, и если всерьез, то убирать надо, не заглядывая в календарь. Прежде всего это касается тех, кто живет со своих участков.
Впрочем, пара рядов бетонных прилавков пустовала, то ли уже, то ли еще; почти не видно было ни итэдэшников, ни кооператоров с их пестрым, но не скоропортящимся товаром. Но зато всевозможных даров природы хватало.
Матвей Петрович не намеревался покупать ни овощи, ни фрукты, но не мог отказать себе в удовольствии пройтись мимо золотистых, багряных и зеленоватых пирамидок. Недолго: перебрался в цветочные ряды.
Здесь также было на что посмотреть, но именно того, что ему требовалось, Шеремет не увидел.
С возрастом вкусы и привычки Матвея Петровича стабилизировались. Сейчас — как всегда в последнее время, когда требовался букет, — Матвей Петрович искал темные, багряно-черные розы; их запах он узнавал издалека — нечто такое теплое и таинственное было с ними связано…
Но на этот раз, к немалому Шереметовому удивлению, не обнаруживалось ни одной темной розы. Да что розы! Ни одного темного цветка! Лишь у одной бабули в пластиковом ведре оказалось соцветие, а стебель отломан.
Такая жалость!
И тут бабуля и рассказала солидному покупателю, что все темные цветы позабирали те разбойнички, которые всегда тут хозяйничают. У них, видите ли, сегодня событие: пристрелили их вожака, ни дна ему ни покрышки, да еще вроде как с женою. Так они все цветы пособирали и куда-то двинули — наверное, на кладбище…
Матвей Петрович все-таки набрал букет — слишком светлые розы, и запах у них карамельный, но что поделаешь? Пока был на базаре, внимательно осмотрелся. Пяток привычных пьянчужек околачивались возле пивной бочки. Пара безработных рэкетиров никого не трогали на веранде возле кафе. И только сосали бычки и вполголоса переругивались. Трое ярко размалеванных потаскух вяло потягивали безалкогольные коктейли, лениво пересказывая друг дружке ужасные фантастические подробности ночного преступления.
И никто не интересовался ни товарищем Шереметом, ни «Волгой» с притемненными стеклами, оставленной на паркинге у базара.
Сев за руль, Матвей Петрович еще раз осмотрелся, цепко, внимательно. Затем запустил двигатель и выехал со стоянки.
Движение в городе не интенсивное. Через десять минут кружения по улицам Шеремет уверился окончательно: «хвоста» нет.
7
По временам, особенно после удачного борща, Матвей Петрович позволял себе расслабиться и тихо помечтать о семейном уюте.
Давным-давно состоялась его вторая женитьба, и все в доме шло вроде как совершенно правильно. Но тем не менее явным преувеличением было бы назвать семьею то, что получилось у них с Ингой.
Чуткая, но не ласковая, умная, но капризная, искренняя, но чрезвычайно самостоятельная, Инга занимала в доме место экзотической пташки. То ли возраст Матвея Петровича сказывался, то ли просвечивали фундаментальные черты его натуры, но чувствовал Шеремет все отчетливее нехватку настоящего семейного уюта.
И дочь, по какому-то капризу судьбы, выросла не похожей ни на отца, ни на трагически погибшую родную мать, а на мать приемную. И такие отношения сложились между Таткой и Ингой, что язык не поворачивался назвать последнюю мачехой.
Ох, как понимал Матвей Петрович Сагайду!
Всего каких-то полчаса в доме женщины, к которой, не завершив еще развод, прикипел Николай, — а Шеремет уже в полной мере почувствовал, какое здесь семейное счастье.
Одного только не мог понять: чем думал тот, неизвестный Стеценко, сбегая от такого чуда?
Хрупкая интеллигентная красота… Глаза нежно-голубые, так и светятся… легкая, стройная, будто все время на цыпочках; очаровательное платьице — как голубой ручеек стекает с плеч… И вся как будто загорается изнутри, когда прикасается или хотя бы разговаривает со своим ненаглядным здоровяком.
И в комнате у нее все вылизано, все как надо, сразу прямо настроение подымается, когда здесь показываешься; обед — без особых там изысков, но вкуснющий; и разговор с него получается — легкий, живой и очень умный.
Так стоит ли удивляться, что Коля никуда в гости не рвется? Дома лучше, хотя, естественно, в маленьком городе без приглашений не обходится.
Так, примерно, и сказал Матвей Петрович: что-де не отозвались они на Деркачевы приглашения не потому, что побрезговали разжалованным коллегой, а потому, что вдвоем без всяких гостей хорошо.
Но, как оказалось, дело не в идиллии. Наверное, если бы Танюша настояла, Николай, вопреки всем своим предчувствиям или предубеждениям, в гости отправился бы. Но сама Таня решительно отнекивалась, хотя Клава Деркачева числилась в ее ближайших подругах.
