Энн Перри - Палач из Гайд-парка
Но прежде чем Далси выполнила свое намерение, прошло еще несколько минут, потому что к ней непрерывно подходили другие гости, и она вынуждена была отвечать на выражения сочувствия и благодарить. Шарлотта и Томас извинились и отошли, наблюдая с подобающего расстояния за присутствующими.
Они увидели стоящих бок о бок лорда и леди Уинтроп, которые с очень серьезным видом разговаривали с пожилым джентльменом в пенсне.
– Полиция вызывает у меня чувство острого разочарования, – говорил, не скрывая неудовольствия, лорд Уинтроп. – Я полагал, учитывая репутацию и положение моего покойного сына, а также его заслуги перед страной, что они все же постараются поймать сумасшедшего, совершившего столь тяжкое преступление!
– Да, и такое низкое и трусливое, – согласился пожилой джентльмен. – Совершенно низкое. Можно ожидать подобных вещей на дне общества, но когда такое начинает угрожать жизни уважаемых, даже почтенных людей, это значит, что страна пребывает в самом плачевном состоянии. Полагаю, вы говорили об этом с министром внутренних дел?
– Конечно, – ответил быстро лорд Уинтроп, – и неоднократно! Я написал об этом также премьер-министру.
– Но ответа не получил, – раздраженно добавила леди Уинтроп.
– Ну, это не совсем так, моя дорогая, – поправил ее муж, но, прежде чем успел объяснить, в чем дело, она снова его перебила:
– Ответ был бессмысленный. Он только уведомил нас, что прочитал твои письма. Но это же не ответ! Он не сообщил ни словом, что́ собирается предпринять в связи с этим.
Пожилой джентльмен в пенсне щелкнул вставной челюстью и произнес что-то невнятное.
Питт улыбнулся. По крайней мере, премьер-министр избежал окончательного разгрома и поношения.
Подали еду. Лакеи и горничные сновали между гостями с подносами, уставленными бокалами вина и деликатесами. Высокомерный дворецкий Скарборо неукоснительно следил за процессом и наблюдал, чтобы все, до последней мелочи, было само совершенство.
Шарлотта отошла от Питта и, в меру собственных способностей, принялась наблюдать за присутствующими. Несколько минут она разговаривала с Миной Уинтроп, которая была очень рада видеть ее, и с Торой Гаррик, которая, очевидно, сопровождала Мину из желания услышать игру Виктора.
– Как приятно встретиться с вами, миссис Питт, – сказала Мина, несколько неуверенно улыбаясь. – Вы помните миссис Гаррик, не так ли?
– Конечно, – поспешно ответила Шарлотта. – Как поживаете, миссис Гаррик?
– О, очень хорошо, спасибо, – отвечала, улыбнувшись, Тора.
– Я слышала, как играл ваш сын, – продолжала Шарлотта. – Он чрезвычайно талантливый музыкант.
– Благодарю вас, – приняла она комплимент.
– А как подвигаются дела с вашим домом? – осведомилась Мина.
– Уже почти все закончено. Одна из комнат получилась у меня в желтом цвете благодаря вашему блестящему творческому чутью.
Мина покраснела от удовольствия.
– А как ваша рука? – И Шарлотта посмотрела на нее как бы между прочим и все-таки ухитрилась при этом выразить сочувствие.
– Все это пустяки, – поспешно ответила Мина, – и уже совсем не болит. Я думаю, что эти неприятные случайности не стоят того, чтобы долго о них говорить. И я сама, конечно, во всем виновата…
Тора взглянула на Шарлотту, словно не веря собственным ушам, а затем – на Мину, которая явно была не в своей тарелке.
Но Шарлотта немедленно распознала многозначность сказанного, что Тора не могла сразу понять.
– Да, но это очень скверный ожог, – ответила она тихо, – чай ведь был очень горячий. И я восхищаюсь вашей выдержкой, однако…
Мина почувствовала облегчение, лицо заалело, исчезла скованность. Тора, тоже от внезапного чувства облегчения, пожевала губами.
– Думаю, вы не настолько суровы к себе, чтобы считать, будто это было совсем безболезненно, – закончила Шарлотта. – Не думаю, что могла бы вести себя так мужественно, как вы.
Затем она переменила тему. Женщины заговорили о фарфоре и о том, какого фасона приобретать часы и зеркала. А потом Шарлотта извинилась и покинула их, но все равно прокручивала в голове одно и то же: «Тора Гаррик знает о физическом ущербе, нанесенном Мине, и, очевидно, о том, как он был нанесен. При этом она не чувствовала ни особенной жалости к Мине, ни гнева и не опасалась, что Мина или Барт Митчелл могут быть причастны к смерти Уинтропа». Об этом своем умозаключении, решила Шарлотта, она должна как можно скорее сообщить Томасу.
Виктора Гаррика опять попросили что-нибудь сыграть, и он сделал это с такой изысканной меланхолией, что вызвал громкое одобрение аудитории, глубоко знающей и любящей музыку.
Минут через сорок пять к Шарлотте подошла Эмили, вся полыхающая праведным гневом.
– Нет, этот человек просто законченная дрянь! – сказала она, подавляя ярость, от которой у нее пылали щеки.
– Кто? – спросила Шарлотта, которую вид разгневанной сестры и удивил, и немного позабавил. – Кто из смертных так ужасно себя вел, что заставил тебя произнести столь ужасное слово? Я-то думала, что ты чересчур воспитанная леди для подобных…
– Это не смешно, – процедила Эмили, – и я бы очень хотела, чтобы он очутился на улице с тарелкой для подаяний.
– С тарелкой для подаяний!.. Ради бога, о чем ты толкуешь? И о ком?
– Да об этой высокомерной свинье, о дворецком Скардеро, или как его там зовут, – ответила Эмили с презрительной гримасой. – Я только что наткнулась на одну рыдающую горничную. Он поймал ее за тем, что она тихонько напевала, и уволил на месте, ведь она позволила себе такое поведение на траурном приеме. Но она же не знала погибшего. И откуда ей также знать, что существует большая разница между музыкой, которую исполняет Виктор Гаррик на виолончели, и ее печальной песенкой? Я почти решила поговорить с мистером Карвелом и попросить его что-то сделать. Восстановить девушку на работе, а этого отвратительного человека самого выгнать на улицу.
– Но ты не должна этого делать, – возразила Шарлотта. – Он не захочет увольнять своего дворецкого только за то, что тот наказал девушку за упущение по работе…
Даже отвечая сестре, она думала о другом. Перед мысленным взором возникло лицо Джерома Карвела, углубленное и проницательное, исполненное боли и печали, одухотворенное этими чувствами. Уж он, наверное, не позволил бы кому-нибудь из слуг обращаться так жестоко с людьми… Или же он зависит от слуги, живущего у него в доме и знающего его так, как может знать только слуга?
– Шарлотта? – тихо спросила Эмили. – Что? О чем ты задумалась?
– Так просто. Почти ни о чем. Но ты не должна сама разговаривать со Скарборо. Этим ты горничной не поможешь.
– Но почему? Это в моих силах.
– Нет, поверь мне. На это есть причины.
– Какие же?
– Основательные, касающиеся мистера Карвела. Пожалуйста, молчи.
– Тогда я сама найму ее, – решительно ответила Эмили. – Ты бы видела ее, Шарлотта. Я не позволю так обращаться с людьми.
Та уже хотела ответить сестре, но в это время к ним, улыбаясь, подошла Далси Арледж. Хотя держалась она по-прежнему прямо, лицо у нее было усталое, а улыбка – напряженная.
– Бедняжка, – тихо сказала, почти шепнула Шарлотта Эмили, все еще глядя на Далси.
– Но мне кажется, она выглядит лучше, чем выглядела бы я в подобных обстоятельствах, – ответила Эмили, и в голосе ее послышались недоговоренность и неуверенность, которые Шарлотта не знала, чему приписать. Однако спрашивать, что она этим хочет сказать, было уже поздно. Далси была почти рядом.
– Все прошло очень трогательно, – любезно сказала Шарлотта.
– Спасибо, миссис Питт, – приняла комплимент Далси.
Эмили прибавила что-то в том же духе, но, прежде чем Далси успела ей ответить нечто формально-вежливое, соответствующее обстоятельствам, к ним присоединились леди Лисмор и Лэндон Харлвуд.
– Далси, дорогая, – начала, дружески улыбаясь, леди Лисмор, – ты знакома с мистером Харлвудом? Он очень восхищался сочинениями Эйдана и пришел сюда засвидетельствовать свое почтение и выразить сочувствие.
– Нет, мы не знакомы, – сказал Харлвуд.
– Да, знакома, – ответила Далси одновременно с ним.
Харлвуд покраснел.
– Пожалуйста, извините, – поспешил он поправиться, – я, конечно, встречался прежде с миссис Арледж. Но хотел сказать, что наше знакомство было очень поверхностным. Как поживаете, миссис Арледж? Я польщен, что вы меня помните. Ведь людей, которые восхищались работами вашего мужа, множество.
– Как поживаете, мистер Харлвуд? – ответила она, глядя на него большими темно-голубыми глазами. – С вашей стороны было очень любезно прийти. И я очень благодарна вам за теплое отношение к сочинениям моего мужа. Я уверена, что имя его останется жить, и, возможно, его творчество будет доставлять людям удовольствие и радость и в будущем.
