Алексей Макеев - Мертвая фамилия (сборник)
Он стоял абсолютно открытый, в распахнутом пиджаке, с разведенными в стороны руками. На лице сыщика нарисовалась легкая усмешка, которая должна была показать зверьку, забившемуся в угол, кто тут диктует условия. Это было давление на психику.
– Не пристрелишь, Паша. Это тебе не нужно. Ты ведь современный человек, фильмы смотришь, новости по телевизору. Ты знаешь, как это делается. Пока мы с тобой разговариваем, ты живой. Пока ты не замаран, тебе можно не опасаться за свою жизнь. Я с тобой буду разговаривать как с нормальным человеком. Но только запачкайся кровью этой женщины, и тебе не жить, Паша. Тебя не будут беречь и пытаться брать живым, просто пристрелят, и все дела.
Гуров не врал, он просто наводил на ситуацию немного мрачных красок. Конечно, пока в руках преступника заложница, с ним будут нянчиться и вести бесконечные разговоры, лишь бы женщина не пострадала. Даже если он ее убьет, его все равно постараются взять живым, таковы правила. Но никто под пулю себя подставлять не будет. Калачева пристрелят, если он начнет оказывать активное сопротивление.
Гуров медленно подходил к витрине, все еще держа руки на расстоянии от своего тела, чтобы преступник видел, что он не вооружен, и продолжал говорить. Если в таких ситуациях подобрать правильные слова и нужные интонации, то голос переговорщика приобретает магическую силу. Он завораживает, давит на психику.
Лев Иванович много раз испытывал себя в роли переговорщика. Так уж иногда складывалась ситуация. Он прекрасно знал теорию этого процесса. Теперь все это могло ему очень и очень пригодиться.
– Сейчас, Паша, все зависит от того, как мы с тобой поговорим, что решим и каково состояние заложницы. Никто нам с тобой не поможет. Ну, где женщина?
– Стой! – заорал Калачев, Гуров наконец-то увидел его. – Замри там, где стоишь! – Преступник согнулся, прикрываясь вазами с букетами цветов, размещенными на невысокой подставке.
Где-то внизу, у его ног, сейчас скорчилась несчастная женщина.
«Дурак ты! – подумал Гуров. В этом положении и за такой вот защитой тебя не то что снайпер, даже майор из своего пугача легко снимет. Он будет прав, если не особенно разбираться в ситуации. В конце концов главное в таком положении – спасти женщину. Это вообще самое важное в работе полиции – защита людей от преступников. Это уже ваши проблемы, господа стражи порядка, что вы убили информированного преступника, что теперь вы лишились информации. Работайте, ищите других, а сейчас главное – женщина».
– Стою, Паша! – недовольно проворчал Гуров. – Чего разорался? Боишься, что ли? Если так, то очень даже правильно делаешь.
– Заткнись! – почти истерически прокричал Калачев и с усилием поднял с пола продавщицу. – Вот она, смотри. Пока живая.
Это была совсем молоденькая девушка. Ей, наверное, не исполнилось еще и двадцати. Сильно накрашенные глаза превратились от слез в два черных пятна туши. Губная помада размазана по щекам. Эта девчушка выглядела сейчас как мокрый котенок, дрожащий от холода и страха.
Сердце сыщика сжалось. Думать так нельзя, но все-таки было бы лучше, если бы там оказалась взрослая опытная женщина. Для нее испуг прошел бы почти бесследно. А для этой пигалицы все может закончиться психологической травмой. Это событие станет самым большим нервным потрясением в ее жизни. Формирование человека, как физическое, так и психологическое, завершается, по словам ученых, в среднем к двадцати пяти годам. Поэтому такие встряски в раннем возрасте крайне нежелательны. Но вот встречаются такие типы!..
– Девочка, не бойся, – уверенно заявил Гуров. – Мы уже здесь, и он тебя не тронет. Успокойся, скоро все кончится.
– Хватит болтать! – Калачев пихнул девушку на пол. – Видел? Теперь давай команду очистить мне проход!
– Проход тебе очистить? – Гуров усмехнулся и заявил: – Эту операцию с тобой на зоне обязательно произведут. Хотя ты ведь не сидел, не рецидивист. У тебя есть шанс получить не строгий режим, а всего-навсего поселение. Ты, Паша, еще можешь вывернуться, если будешь вести себя умно и слушаться меня. Правда, на тебе еще и не должно быть чужой крови.
Калачев молчал и сверлил взглядом полковника, стоявшего перед витриной. По этим признакам Лев Иванович понял, что дела плохи. Есть кровь на этом парне. Тогда все хуже. Ему есть что терять. Он может думать, что сумеет вырваться и исчезнуть. Дурак! Два раза дурак!
– А если на тебе есть кровь, Паша, тогда тебе сто раз надо подумать, прежде чем что-то предпринимать! Ты знаешь, почему я до полковника дослужился? Потому что я умный, Паша. Я работаю не в обычной ментовке, Паша, а в Главном управлении уголовного розыска. Это что-то значит. Слушай сюда, бедолага!
Теперь Гуров говорил другим тоном. Он давил голосом, интонацией, чуть ли не всем своим весом, пытаясь вбить в голову этому парню, что все очень плохо, настолько погано, что только вот этот человек, который с ним разговаривает, и может спасти его от самого страшного и ужасного, от того, что намного хуже смерти.
– Если ты замазан так, как я думаю, Паша, то тебе вышка светит. Раньше все было просто. Тогда ты получал пулю в голову, и все мучения кончались. Нужно было только пережить эти минуты и два десятка шагов до той точки, где ты эту пулю получишь. Но теперь смертную казнь отменили, Паша, ты ведь знаешь об этом, слышал. Я тебе нисколько не завидую, если ты получишь пожизненное заключение.
– Это чем же оно плохо? – Калачев криво усмехнулся, но голос его звучал уже тише и глуше. – Гуманно! И там небось люди живут.
– Не «люди», Паша, и не «живут». Ты не знаешь, не видел, а я много раз любовался. Пять, десять лет, двадцать. Все одни и те же стены, ситуация, звуки. Ты начинаешь постепенно сходить с ума, тихо, незаметно замыкаешься в себе, уходишь в свой внутренний мир, а там лишь чернота, сплошная помойка. Ты, одинокий, холодный, лежишь посреди объедков собственной жизни, свернувшись калачиком, или начинаешь буйствовать, пытаешься разорвать этот круг безумия. Тогда ты оказываешься в узком штрафном изоляторе. Изо дня в день, год за годом!..
– Заткнись! – заорал Калачев и прижал руки к голове.
Гурову показалось, что парень попытался одновременно закрывать ладонями и уши, и глаза. Теперь ему мешал пистолет, зажатый в правой руке. Это оружие уже было инородным телом в страшной перспективе. Калачев боялся давно, минут тридцать, а может, целый час. Как только стал понимать, что ему не уйти, что все его маневры не помогают. Как только представил, что ему предъявят, когда возьмут. А ведь, кажется, грехов за ним хватает, раз он в такой панике.
– Паша!.. – Гуров подошел к самой витрине и оперся на нее руками.
Теперь он говорил спокойно, вкрадчиво, буквально увещевал:
– Паша, слушай сюда. Я помогу тебе, сумею это сделать. Ты покаешься, во всем сознаешься. Судьи это любят. Даже если ты получишь пожизненное, то через двадцать или двадцать пять лет сможешь подать на апелляцию. У тебя будет шанс, Паша, понимаешь?! Если не сдашься, то тебя будет брать ОМОН. Тогда тебе крышка. Ты поймешь, что это такое – знать, что не выйдешь никогда. Я даю тебе надежду, Паша, слышишь?
Гуров говорил еще что-то, играл словами, вселяющими ужас, а потом теми, которые давали надежду, рисовали ее. Калачев стоял, все еще прижимая к голове руки, потом вдруг обнаружил, что в них зажат пистолет.
Он отшвырнул его как ядовитую змею, пнул девушку ногой и сдавленно выкрикнул:
– Пошла отсюда, дура!
Девушка с истошным криком и плачем вскочила с пола, свалила несколько больших ваз с цветами и бросилась из магазина. Ее перехватил старший лейтенант, обнял и увел за колонну.
Только теперь Лев Иванович услышал, что под сводами подземного перехода уже не так тихо, как было раньше. Теперь стали слышны шорохи, тихие переговоры. Иногда раздавался лязг металла. Ясно, прибыло спецподразделение.
Гуров мог бы войти в помещение магазинчика, подобрать брошенный пистолет и вывести оттуда Калачева. Но он опасался, что как только отойдет от разбитой витрины, перестанет говорить, Калачев может сорваться. Тогда его поведение станет совершенно непредсказуемым.
Ощутив, что рядом есть кто-то, скорее всего, пара бойцов спецназа, полковник повел опущенной рукой. Мол, ко мне! Пригнитесь! Можно!
Две темные тени мелькнули на уровне колен. Тихо ступая, бойцы на полусогнутых ногах проникли в магазинчик. Один быстрым движением подобрал брошенный пистолет. Потом умелые руки согнули Калачева пополам. Спецназовцы заставили его раздвинуть ноги и быстро обыскали. В тишине звонко щелкнули замки наручников.
Глава 7
– Ну что?.. – Гуров повернулся к эксперту, вошедшему в кабинет Коюшева. – Разобрались, как Никитина убило током?
– Так точно. Собственно, все просто подтвердилось. В материалах следствия суть дела отражена правильно. Оголенные участки сетевого провода, характерная потертость от длительного использования или нахождения в местах взаимодействия с твердыми предметами. Там проблема в другом.
