Валерий Маслов - Москва времен Чикаго
— Вот из-за вас, «новых русских», — трескучим голосом затараторила старушка в старинном капоре, — и происходят в нашем доме все беды. Когда умер Андропов, наш дом, к сожалению, перешел из-под опеки Федеральной службы охраны к милиции. Но все равно спокойно было. А теперь что ни ночь, то взрывы! Если вас так по одному отстреливать будут, сколько же нам еще ночей не спать?
Титовко хотел ей резко и злобно ответить, но передумал. Ему было сейчас не до этого. В голове метались всякие посторонние мысли, не давая сосредоточиться на главном.
— При чем здесь Андропов? — в сердцах спросил он.
— А как же? Разве вы не знаете? И еще живете в этом историческом доме! — вновь, как горох, посыпались слова из старушки. — Да здесь, почитай, все последние цари, то бишь генсеки, жили: и Леонид Ильич, и Черненко…
Дальше Титовко слушать не стал. Медленно, сгорбившись, точно вмиг постарел на несколько лет, стал подниматься по лестнице к себе на этаж. Спокойная жизнь для него, похоже, закончилась.
На совещании у Генерального Усков и Виктор Васильевич так и не решили: что же все-таки делать с Петраковым? Арестовать? Но у мэра, пожалуй, не меньше денег, чем у его высокопоставленного друга, и он так же легко может выйти из-под стражи под залог.
Продолжать наблюдение? Но Петраков наверняка теперь затаится и не будет предпринимать никаких действий.
— Начни-ка ты все-таки с Титовко, — посоветовал Ускову Виктор Васильевич. — Ты ведь его так ни разу по-настоящему и не допросил!
— Верно, — согласился следователь. Надо было мне не мотаться за этим Петраковым, который и так никуда не уйдет, а выжать все из Титовко, когда он только попал в изолятор.
— Век живи, век учись, — философски изрек начальник Следственного управления. — Когда допросишь — ко мне. Тогда и решим, что делать с его дружком.
Буланова хотя и дала слово Ускову, что никому не расскажет о полученной ею информации, все же с подругой решила поделиться.
«Она ведь не в их преступной группе, — справедливо подумала Джульетта, направляясь к Зине в библиотеку. — Поэтому вреда следствию от этого не будет».
К тому же Буланова была всего лишь женщиной и не поделиться хоть с кошкой сногсшибательной новостью просто не могла.
— Знаешь, чем я сейчас занимаюсь, — прямо с порога объявила она. — Ни в жизнь не угадаешь: изучаю разные прокурорские термины. Протоколы задержания и обыска, разъяснение прав подозреваемого, получение санкций на арест…
— Готовишь очередную статью?
— Больше того: скандальный, сенсационный материал!
— Вас, журналистов, медом не корми, дай только кому-нибудь на голову насрать, — высказалась подруга не очень-то деликатно, зато точно и образно.
— Ну и что? Это моя работа. Должен же кто-то быть и ассенизатором! Общество постоянно нуждается в чистке!
— Много вы начистили — говно кругом так и расползается!
— Зинок, что это с тобой? Такой вульгарной я тебя уже сто лет не видела!
Зина села на стул и заплакала.
— Представляешь, сегодня утром открыла кошелек, а там ничего нет. А у меня два мужика: муж и сын. И у обоих аппетит зверский. До чего же мы дожили, если интеллигенция скоро побираться пойдет?
Джульетта погрустнела. Она и сама с тех пор, как иссяк такой мощный источник подпитки, как Мягди, стала замечать, что вынуждена экономить даже на обеде в редакционной столовой. А ведь она не бездельничала: в последнее время выдала много материалов, почти вдвое переработала месячную норму.
— Я тебя хорошо понимаю, сама ту бутылку шампанского купила на последние деньги. А ты еще меня запахом персика упрекала: я-то взяла самое дешевое. Вот оно и оказалось подделкой.
Подруги пороптали, посидели молча. Но не в их нравах было долго сетовать на судьбу и ничего не делать. Первой очнулась Джульетта:
— Слушай, Зинок, а не позвонить ли нам Славе?
— На какой предмет?
— А на предмет денег. У него их куры не клюют, а нам на хлеб и водку не хватает.
— Думаешь, даст?
— Зарплату, конечно, нет: в бюджете города, как водится, ни гроша. А вот личных, нажитых нечестным путем средств у Славика, я так думаю, достаточно! Тем более что скоро, по всей вероятности, они ему уже не потребуются.
Последняя фраза была произнесена таким загадочным тоном, что Зина вмиг оживилась и забыла, о чем только что плакала.
— Посадят? — с придыханием спросила Зина.
— Ага. Я так думаю.
— И тебе его не жалко?
— Нисколько. Люблю страдальцев! А набитых деньгами чванливых мужиков мне не надо.
— Тем не менее, если мне не изменяет память, журналистка Буланова допускала связь с женатым человеком, к тому же мэром нашего славного города.
Джульетта равнодушно махнула рукой, словно прогоняла от себя нечто ничего не стоящее.
— Подумаешь, переспала с ним. Два раза. Или больше — не помню. Ну и что? Я — женщина свободная, без предрассудков. К тому же не надо создавать проблем. Если мужик в соку, красивый и без болезней, предлагает расслабиться, то я должна задрать хвост трубой и нестись от него сломя голову, как дикая кошка? Нет уж, уволь! Я человек цивилизованный.
— Смотри, как бы твоя цивилизация до беды не довела: кругом СПИД, болезни разные.
— Зинок, да ты что, в роли настоятельницы монастыря выступаешь? Которая, между прочим, любит, чтобы морковь к ужину подавали исключительно нетертую. Против этих напастей есть средства: кондомы называются. А об остальном пусть моя совесть беспокоится.
— Тогда звони своему денежному мешку.
— И что ему сказать? Слава, дай на пропитание?
— Можешь и так: нам в самом деле сегодня и хлеб купить не на что.
Джульетта пододвинула к себе телефонный аппарат с разбитым диском и стала набирать номер. Но пальцы то и дело попадали не в те отверстия, и дозвонилась она с трудом. Но не услышала энтузиазма в голосе Петракова.
— Вячеслав Иванович, что с вами? Вы меня не узнали?
И она, отодвинув трубку от уха, поманила пальцем подругу, чтобы та была в курсе разговора.
— Узнаю, Джульетта Степановна.
— Ну?
— У меня дела. Мне некогда.
— Во, дает! — удивилась Джульетта, зажав рукой микрофон телефонной трубки, чтобы ее не слышал Петраков.
А в трубку сказала:
— Вячеслав Иванович! Нам с Зиной второй месяц зарплату не дают. Помогите, пожалуйста.
— Вы, товарищ Буланова, не по адресу обратились. Распределение средств на выдачу зарплаты по графику осуществляет финансовый отдел.
«Чокнулся! — подумала Буланова. — Право дело, чокнулся!»
— Что же нам теперь: с голода умирать? Или идти на паперть милостыню просить?
— Еще раз повторяю, обращение не по адресу! До свидания!
И в телефонной трубке послышались короткие гудки.
— Вот тебе и товарищ мэр! — воскликнула Зина. — А ты еще говоришь, денежный мешок, денежный туз!
— Да есть у него деньги, сволочь он последняя! У него целый банк свой, частный. И деньги он туда казенные качает!
Она произнесла это и прикусила язык. Но было поздно: слово, как известно, не воробей. Зина внимательно, изучающе посмотрела на подругу и решительно заявила:
— Выкладывай, что знаешь.
— Да ничего я не знаю.
— Врешь!
— Ну… приезжал ко мне Усков. Только ты никому, ладно?
— Железно! — пообещала Зина.
…Получив повестку, Титовко решил не искушать судьбу и явиться к следователю. Пока шла обычная формальная процедура в комнате допросов Генеральной прокуратуры, Усков внимательно наблюдал за подозреваемым. Ему было известно, какие высокие должностные лица хлопотали за этого мошенника, чтобы освободить его из-под стражи. Казалось бы, Титовко должен был испытывать чувство удовлетворения, если не радости от этого.
Но ничего подобного на его лице Усков не увидел. Наоборот, перед ним сидел постаревший, замученный человек. Куда девался былой лоск этого господина, в какую черную дыру улетела вальяжность?
На эти вопросы следователь тоже хотел бы получить ответы. Потому что и от них зависело многое.
И Усков постарался прежде всего развеять их былую враждебность.
— Видите, господин Титовко, я вам не враг, как вы всегда почему-то считали. Ведь я не стал препятствовать вашему освобождению, не так ли?
Подозреваемый хотел было ответить обычной колкостью, но раздумал. Он тоже понимал, что лучше худой мир, чем добрая ссора.
— Спасибо, — просто сказал он. — Если смогу ответить тем же, располагайте мною.
Такая перемена в отношении к нему насторожила и, признаться, озадачила Ускова. Уж очень она была неожиданна и скоропалительна. Следователь прокуратуры был и навсегда останется для Титовко врагом. Значит, надо искать причину такой перемены.
— Надеюсь, вам не очень мешали другие заключенные в следственном изоляторе? — нащупывал почву Усков.
