Анатолий Безуглов - Мафия
— Смотрите, смотрите! — впервые с радостной интонацией проговорила Лаура. — А волосы, как у настоящего Олега Попова!
Да, дети остаются детьми даже в самой драматической ситуации.
Глядя на длинные, льняного цвета пряди, Чикуров вдруг вспомнил шоссе в Южноморске. Он словно услышал визг тормозов, увидел махину самосвала, прижавшего «Волгу» Асадуллина к обрыву, лицо водителя, мелькнувшее напоследок…
На нем был именно этот парик.
В чемодане находились еще мужские куртка, костюм и пара сорочек. Составив протокол осмотра, Чикуров попросил подписать его понятых и отпустил женщин.
— Одевайтесь, — сказал Игорь Андреевич хозяйке. — Забирайте чемодан, и пойдемте в милицию.
— А чего я там не видела? — огрызнулась хозяйка.
— Быстрее! А то доставим вас с милиционерами. Аргумент подействовал. Хозяйка, проклиная всех и вся, надела пальто с норковым воротником, накинула пуховый платок. Игорь Андреевич одел девочку. Прежде чем выйти, Довжук тщательно закрыла на замок квартиру. Кухня и коридор не запирались.
Когда вышли на крыльцо, Лаура вдруг спохватилась:
— А где моя Марта?
— Какая Марта? — не понял Чикуров.
— Какая? Обезьянка, — пояснила девочка. — Дедуля подарил.
— Где обезьянка? — спросил Игорь Андреевич старуху.
— На кухне, в шкафчике, — сквозь зубы процедила та.
— Подождите здесь! — приказал Чикуров и поспешил на кухню.
Плюшевую игрушку он увидел в рассохшемся фанерном шкафчике, но не успел протянуть руку, как послышался с улицы шум подъехавшей машины, а затем раздался срывающийся на крик мужской голое:
— Я же приказал носа не высовывать из дома! Серафима Игнатьевна что-то ответила, но что, Чикуров не разобрал. Он кинулся к выходу.
— Гена, сыночек! Не бросай меня, умоляю!.. — услышал Игорь Андреевич на бегу голос старухи.
Его оборвал выстрел. Затем хлопнула дверца машины и взревел мотор. Чикуров выскочил на крыльцо. Старуха лежала ничком на грязном весеннем снегу, а от подъезда, быстро набирая скорость, удалялась «Волга» с шашечками.
Лауры не было.
— Стой! — закричал Игорь Андреевич, бросаясь вслед такси.
Но оно стремительно отдалялось. Чикуров, не останавливаясь, выхватил пистолет, с которым в последнее время не расставался по настоянию Латыниса. Выстрелы разорвали тишину захолустного городка. Попал он в машину с третьего раза. Скат лопнул, машина завиляла, выехала на тротуар и уткнулась в стену длинного одноэтажного здания. Из такси выскочил шофер и Генрих Довжук с пистолетом в руке.
— Ставь запаску! Живо! — приказал Довжук водителю, на миг нырнул в «Волгу» и вытащил Лауру, которая была ни жива ни мертва от страха. Поставив ее впереди себя, он присел, спрятавшись за девочку, держа одной рукой ее за волосы. В другой руке Довжук сжимал пистолет, уперев дуло в затылок Лауры.
Перепуганный шофер спешно вытащил домкрат, торцовый ключ и стал лихорадочно приподнимать машину.
— Чикуров, стой! — крикнул Довжук. — А не то… Игорь Андреевич остановился.
— Приблизишься хоть на метр, размозжу девчонке череп! — орал сын Серафимы Игнатьевны.
«А ведь и впрямь выстрелит, — промелькнуло в голове Чикурова. — Если уж родную мать угрохал…»
— Ну, шевелись! — прикрикнул Довжук на таксиста, отвинчивающего пробитое колесо, и выругался в три этажа.
Тот заработал еще быстрее.
— Не дури, отпусти девочку, — стараясь быть спокойным, произнес Чикуров, чувствуя, как по его спине струится пот. — Детей убивают только нелюди… Уж лучше стреляй в меня.
— Успею. Даже не представляешь, с каким удовольствием я разрядил бы в тебя, сволочь, всю обойму, — со злорадным сладострастием проговорил Довжук. — Жалею, что не сделал этого в Южноморске.
Вдруг сзади Игоря Андреевича раздался звук тормозов. Он оглянулся. Из остановившейся черной «Волги» выскочили три человека: Ольга Арчиловна Дагурова, ее муж Виталий и незнакомый Чикурову мужчина.
Это был старший оперуполномоченный МВД СССР Колосов.
— Лаурочка, доченька! — бросилась к испуганному ребенку мать.
— Предупреждаю, Дагурова: еще один шаг — и пристрелю твою дочь!
Ольга Арчиловна, словно споткнувшись обо что-то, замерла, поняв весь ужас происходящего. Колосов остановился тоже. И только Виталий Сергеевич продолжал бежать к дочери.
— Убью! Убью! — прохрипел Довжук. — Патронов на всех хватит! — его глаза лихорадочно метались. Видя, что Дагуров не обращает внимания на предупреждение, он что есть силы заорал: — Что, гад, жизнь надоела?! Первым пришью!..
И, отведя пистолет от затылка девочки, Довжук направил его на отца…
В этот момент таксист, поднявший скат, чтобы положить в багажник, вдруг резко повернувшись, с силой опустил его на голову Довжука. Падая, тот все же успел выстрелить. В мгновение ока возле него оказался Колосов, выбил ногой оружие и навалился всем телом.
Игорь Андреевич подхватил обмякшую Ольгу Арчиловну.
Виталий Сергеевич опустился на колени — пуля пробила ему бок. Но он ничего не замечал, прижимая подбежавшую дочь, покрывая поцелуями ее глаза, щеки, волосы.
«Михаил Пришвин» пришвартовался в Новом порту Палермо около полудня. Столица Сицилии встретила советских туристов ярким солнцем и безоблачным небом. Легкий бриз шевелил кроны пальм на берегу. Пассажиры стали спускаться по трапу. Среди них — Савельева и Киреев. На Капитолине Алексеевне было легкое платье, танкетки на толстенной подошве и летняя шляпа. В руке она держала изящную дамскую сумочку. Донат Максимович был одет тоже сообразно климату: хлопчатобумажные брюки, рубашка с короткими рукавами и сандалеты. На плече у него висела видеокамера «Хитачи», которой он изредка снимал свою спутницу, а на шее болтался большой морской бинокль. Пассажиров поджидали экскурсионные автобусы.
— А знаете, — обратилась к Савельевой полная дама с огромной сумкой в руках — я решила брать только колготки…
— Ваше дело, — вежливо отозвалась Капочка.
— Рекомендую черные, — продолжала настойчивая туристка. — Крик моды! Я слышала, здесь на дешевых распродажах можно купить пару всего за тысячу лир.
— Извините, — начала раздражаться Савельева, — но это меня не интересует.
— А может, лучше отовариться часами? — маялась сомнениями докучливая туристка. — Моя подруга привезла несколько сотен. Тут стоят гроши, а у нас…
— Господи! — не выдержала Капочка. — Неужели вам не стыдно позорить нашу страну? Здесь столько прекрасных музеев, соборов, памятников, а у вас на уме только шмотки!..
Меркантильная дама фыркнула и полезла в автобус.
Савельева и Киреев демонстративно сели в другой. Колесили по городу минут сорок. Осмотрели массу достопримечательностей, посетили несколько сувенирных магазинов, в том числе и лавочку, где монахини продавали свечи, крестики, иконы и другую церковную утварь. Когда подъехали к старинному храму и советские граждане ступили под его величественные своды, Савельева шепнула Кирееву:
— Самый раз.
Они незаметно вышли из церкви и углубились в лабиринт палермских улочек.
— Ну вот, Донат, — сказала Капитолина Алексеевна, останавливаясь и переводя дух, — мосты, как говорится, сожжены…
— О чем ты? — дрогнувшим голосом произнес Киреев.
— О том — назад пути нет.
— Капочка, дорогая… — умоляюще посмотрел на нее Донат Максимович. — А может, отдадим товар и…
— Домой захотелось? — усмехнулась Савельева.
— Понимаешь, дочь, Настенька… — Киреев осекся под суровым взглядом сердечной подруги и робко закончил: — Они ведь нам не помеха. Да и с долларами, которые привезем, можно жить там не хуже, чем… — Он обвел рукой вокруг.
— Дон, опомнись! О чем ты говоришь! — вознесла очи к небу Савельева. — Не успеешь ступить на родную землю, как на твои белые ручки наденут браслетики. Совсем, совсем другие, — кивнула она на серебряную цепочку, болтающуюся на его запястье.
— Не пори чушь! — зло прошипел Донат Максимович. — Сама могла убедиться: Киреев — крепкий орешек… Откуда у тебя такие мрачные мысли? Вот увидишь, вернемся и…
— Пойми, то, что ты избежал сумки[1], — перебила его Савельева, — был последний твой фарт. Дагурова и Латынис обложили нас со всех сторон.
— У страха глаза велики, — хорохорился Киреев.
— А у некоторых эти глаза закрыты вовсе. Ты не видишь, что творится в стране.
— Ерунда! Помитингуют, покричат, и все вернется на круги своя.
— Эх, Дон, Дон, — покачала головой Савельева. — Я считала, что ты умней. — Она вздохнула и показала на видеокамеру и бинокль. — Давай сюда. — Киреев повиновался. — А дальше поступай как знаешь.
Перекинув «Хитачи» через плечо и взяв в руки бинокль, Савельева быстро пошагала прочь. Донат Максимович растерянно топтался на месте. В глазах — отчаяние. Видимо, выбор давался мучительно.
