Убийство на Оксфордском канале - Фейт Мартин
Она била ниже пояса — ничего другого ей просто ж оставалось. Но Томми вспомнил Уоррендеров, несчастную безответную Сильвию, перепуганную неряху-мамашу, которая изо всех сил защищала дочь, и решимость его ослабла.
— А вот их не трожь, — резко сказал Мейкпис.
Хиллари пожала плечами:
— Я бы с радостью. Лично я. Но у меня в начальниках Маркус Донливи, и ему хочется на повышение. И тому, кто придет на его место, тоже хочется. Да вы его знаете, это главный инспектор Мэллоу. Они из кожи вылезут, только бы раскрыть такое громкое дело — и наркотики, и убийство. Высосут всю информацию до капли, никакой грязью не побрезгуют. Все разузнают и о вас, и о вашей семье. То есть это я так говорю — семье, так-то вас за семью, наверное, и не считают. Какая там семья — погулял с местной девчонкой, а когда она залетела, удрал в море. Не очень-то похоже на любящую семью, а? Присяжным точно не понравится.
— Все было не так, — выговорил Альфи, и голос его был голосом старика, усталого и утратившего всякую надежду.
Хиллари сделала ровный глубокий вдох.
— Как же все было на самом деле, Альфи?
Старик пожал плечами.
— У меня была судимость. По легкой статье, но все равно. Ди была одна из немногих, кому на это было плевать. Мы были вместе почти три месяца. Потом мне предложили работу на норвежском нефтяном танкере. Черная работа, платят гроши, вкалывать с утра до вечера. Но все-таки работа. По правде говоря, я держал в голове, что хочу повидать мир. Кризис среднего возраста, или как там это называется. — Он усмехнулся и покачал головой. — Ди не сказала мне, что залетела. Может, она сама не знала.
Он выглянул в окно. Что за картины вставали перед его внутренним взором там, на берегу канала?
— Я о ней и не вспоминал никогда. А в прошлом году случайно встретил. И она рассказала мне про Сильвию.
— И про изнасилование, — без выражения добавила Хиллари.
У Мейкписа затвердели скулы.
— Да. И про это тоже. У меня есть дочь. Я о таком и не думал никогда. Ну, о таком. Об обычных вещах. Важных. У меня — и дочь. Ее мать сказала, что она любила танцевать. Умненькая была, хорошенькая, забавная. А теперь-теперь ей ничего не нужно. Кричит по ночам, плачет. Хлещет лекарства, как ее мать — джин. И все из-за этого ублюдка, — последнее слово он выплюнул так, словно оно было наполнено ядом.
Хиллари кивнула.
— Вы с ним уже были знакомы, да? От этого наверняка было только тяжелее. Вы не знали, что делать. А вы ведь работали вместе. Может, выпивали вместе. И не знали, что он изнасиловал вашу девочку. Готова поспорить, что он похвалялся своими победами, хвастал, что изнасилования сходили ему с рук — так?
Мейкпис через силу кивнул.
Хиллари вздохнула:
— Еще бы вам не хотелось убить такого ублюдка.
— Я и убил, — сказал наконец Мейкпис, и в голосе его звучало такое удовлетворение, что Томми безотчетно, словно защищаясь, скрестил руки на груди.
Мне нужно, чтобы он повторил признание в Большом доме, подумала Хиллари, которую в этот миг волновали вопросы гораздо более практические, нежели соображения порядочности. Нужно, чтобы он повторил все под запись, после того как ему зачитают его права.
Она закусила губу. Теперь надо очень осторожно.
— Так что же все-таки случилось тем вечером? Вы выбросили его в воду? С кормы?
Мейкпис пожал плечами:
— Не то чтобы выбросил. Так, подтолкнул. Мы были в шлюзе. Я подергал стартер, сделал вид, что не работает. Сказал, может, винт заело, он и наклонился поглядеть. Тут я его в спину и пихнул. И он упал.
— А где в это время был Гасконь?
Мейкпис чрезвычайно неодобрительно хмыкнул.
— Этот-то? Пьяный валялся на койке. Где ж ему еще быть. Я сказал Питману, что пойду разбужу его, чтобы закрыл шлюз и дал воду. А сам не пошел.
— Значит, Питман упал в воду, и вы — что? Переехали его задним ходом?
Мейкпис пожал плечами:
— Это было несложно. Шлюз, он узкий. Никуда бы он от меня не делся. Как ни вертись, а деваться некуда. Я подождал, пока он попытается влезть на корму, дождался, чтоб его драгоценный хер оказался где мне надо, и вмазал кормой в стену. Я его кастрировать хотел, понимаете? Ди сказала мне, что он сделал с Сильви. Грудь… ну, и все такое. И я решил — попробуй-ка сам, каково это, сволочь.
Хиллари услышала, как сглотнул Томми.
— Понимаю, — просто сказала она. Так вот почему ее снова и снова тянуло перечитывать отчеты о вскрытии. Подсознание изо всех сил пыталось обратить ее внимание на то, что все раны располагались в области гениталий, а значит, в случившемся мог быть какой-то второй, скрытый смысл. Нечто большее, чем простое совпадение.
— Значит, все это время, что мы рыли землю в поисках наркотиков, речь шла о самом заурядном убийстве. Классический случай мести за родных.
Она покачала головой. Как у них вытянутся лица, там, в Большом доме, когда они об этом услышат! Особенно Мэл, который с самого начала отделался от нее под предлогом «личного отношения», поскольку с самого начала был убежден, что ничего личного в этом нет.
Ошибка на ошибке.
— Я представляла все совсем не так, — тихо сказала Хиллари. Мейкпис бросил на нее взгляд и пожал плечами. — Что вы сказали Гасконю, когда он протрезвел?
Мейкпис опять пожал плечами.
— Что это был несчастный случай. Питман шатался туда-сюда, пока мы были в шлюзе, и упал за борт. Даже выдумывать ничего особо не пришлось. Джейк у нас тот еще умник.
— Был. Потому что Флетчер поверил вам, когда вы назвали Гасконя крысой, — голос Хиллари вновь обрел силу. — Хотя, конечно, вам-то что?
Мейкпис откинулся на спинку стула, хрустнули старческие кости.
— То-то и оно. Знаете, скольких Гасконь порезал по приказу Флетчера? Под запись повторять не стану, имейте в виду, — быстро добавил он.
Хиллари кивнула. Конечно, не станет. Под запись он признается лишь в том, что Гасконь был крысой, и он, Мейкпис, знал об этом. Но с Флетчером пусть разбираются Мэл
