Донна Леон - Выстрел в лицо
— Это все объясняет, — пробормотал пораженный Брунетти.
— Разумеется! — гневно воскликнула графиня. — А ты что, думал, что она сама хотела себе такое лицо!? Господи боже, неужели ты считаешь, что найдется в мире женщина, которой захочется вот так выглядеть?
— Я не знал, — сказал Брунетти.
— Разумеется, не знал. И никто не знает.
— Кроме вас, — заметил Брунетти.
Графиня грустно кивнула.
— Да, кроме меня. Когда они вернулись из отпуска, Франка уже выглядела так, как сейчас. Она тогда позвонила мне и спросила, можно ли ей прийти в гости. Я обрадовалась, что снова ее увижу. Мы ведь не виделись несколько месяцев, а по телефону Маурицио сказал, что она перенесла тяжелую болезнь, но не стал уточнять, какую именно. Сама Франка во время телефонного разговора упомянула, что с ней приключилось большое несчастье, и предупредила, чтобы меня не шокировал ее внешний вид. Она пыталась подготовить меня, — добавила женщина спустя мгновение. — Правда, к такому подготовиться нельзя, верно? — Брунетти оставил ее вопрос без ответа.
Он видел, что рассказ заставил графиню заново пережить минувшее волнение.
— Но ее лицо меня ужаснуло, — призналась она. — И я не сумела этого скрыть. Я ведь знала, что добровольно ни один человек не сотворит с собой такого. Она была такой красавицей, Гвидо! Ты даже не представляешь себе, какой красавицей!
Благодаря журнальной фотографии Брунетти вполне представлял себе, какой была Франка.
— И я расплакалась. Просто не могла сдержаться: взяла и разрыдалась на месте. И Франка принялась меня утешать. Ты только подумай, Гвидо! Она вернулась домой в таком состоянии, а нервы не выдержали у меня! — Графиня несколько раз быстро сморгнула, не давая пролиться слезам. — Хирурги в Австралии сделали все, что могли. Инфекция проникла слишком глубоко, и слишком много времени прошло с момента заражения.
Брунетти перевел взгляд за окно и начал рассматривать здания на той стороне канала. Спустя минуту, когда он вновь посмотрел на графиню, по ее щекам струились слезы.
— Мне очень жаль, Mamma, — сказал он, даже не сообразив, что впервые за годы их знакомства назвал ее мамой.
Графиня встряхнулась.
— И мне, Гвидо, мне тоже очень, очень ее жаль.
— Но что она тогда сделала? — спросил Брунетти.
— В каком смысле — что сделала? Вернулась домой, попыталась жить обычной жизнью. Но теперь у нее появилось это лицо, и люди стали думать про нее черт знает что.
— И что, она никому не рассказала, что с ней стряслось? — удивился он.
Графиня покачала головой.
— Я же объясняю тебе, Гвидо: она рассказала мне и попросила никому больше об этом не говорить. И до сегодняшнего дня я никому об этом не рассказывала. Обо всем, что тогда случилось, знали только Маурицио, я да те врачи из Австралии, что спасли ей жизнь. — Вздохнув, она выпрямилась в кресле. — Так оно и было — ее спасли от верной смерти.
— А что случилось с тем дантистом? — поинтересовался Брунетти. — От чего он умер?
— Как выяснилось, он вообще не был никаким дантистом, — ответила графиня, передернувшись от отвращения. — Оказался обычным odontotechnici[56], одним из тех, про которых постоянно пишут в газетах: занимаются себе изготовлением зубных протезов, а потом вдруг возомнят себя настоящими врачами, открывают клиники и «работают», пока не попадутся на горячем. Впрочем, даже если их и поймают, ничего им не делается. — Брунетти увидел, как графиня крепко сжала кулаки.
— Что, его даже не арестовали? — спросил Брунетти.
— В конце концов арестовали, — устало откликнулась она. — После того, как занес заразу еще одному пациенту. Бедняге не повезло — он погиб. Вот тогда к этому дантисту в гости пожаловали инспекторы из санитарной инспекции. Они-то и выяснили, что операционная этого негодяя — и инструменты, и даже мебель — кишмя кишит микробами. Чудо, что от его рук погиб один человек, а не несколько десятков. В общем, на этот раз его отправили за решетку. Приговорили к шести годам тюрьмы. Судебное разбирательство растянулось на два года, так что отсидеть ему оставалось четыре. Но потом вышло постановление о indulto, и его отпустили на свободу.
— И что случилось потом?
— Он вернулся к работе, — с невыразимой горечью в голосе произнесла графиня.
— Как так?
— Не стоматологом, a odontotechnici, — объяснила она.
Дивясь про себя глупости закона, Брунетти прикрыл глаза. Ну в какой еще стране такое могло произойти?
— Но ему больше не удалось никого покалечить, — спокойно продолжила графиня.
— Почему?
— Его убили. Это произошло в Монтебеллуне — он переехал туда и открыл кабинет. Кто-то вломился к нему в дом. Дантиста убили, а его жену изнасиловали.
Брунетти помнил это дело. Два года назад, летом. Незаконное проникновение со взломом и убийство, так и оставшееся нераскрытым.
— Его застрелили, верно? — спросил Брунетти.
— Да.
— А с ней вы никогда это не обсуждали?
— Зачем? — графиня удивленно на него посмотрела. — Что, надо было спросить, не легче ли ей оттого, что он умер? — Увидев, как смутился Брунетти, она немного смягчилась: — Я прочла про это убийство в газете и узнала его имя. Но подробно расспрашивать Франку не решилась.
— А вообще вы с ней про этого дантиста когда-нибудь говорили?
— Кажется, всего один раз, когда его приговорили к тюрьме, — ответила она. — В любом случае это было много лет назад.
— И что вы ей сказали?
— Я спросила, читала ли она в газетах о его аресте. О том, что его приговорили к тюремному заключению. Она сказала, что читала.
— И?
— И тогда я спросила, что она по этому поводу думает. — Не дожидаясь реакции Брунетти, графиня добавила: — Она сказала, что это ровным счетом ничего не меняет. Ни для нее, ни для других пострадавших, ни тем более для того несчастного, которого он убил.
Брунетти обдумал ее слова.
— Как думаете, это значило, что она его простила? — спросил он.
Графиня бросила на Брунетти долгий задумчивый взгляд.
— Возможно, и значило, — сказала она и холодно добавила: — Но я очень надеюсь, что она его не простила.
28
Брунетти ушел вскоре после этого разговора. Стоя на улице позади palazzo, он набрал рабочий номер Гриффони. Комиссар сообщила ему, что сегодня утром синьора Маринелло покинула квестуру в сопровождении своего адвоката. Документы уже отнесли вниз, но Гриффони предложила перезвонить Брунетти через несколько минут и продиктовать ему номер мобильного Маринелло. Дожидаясь ее звонка, Брунетти брел в сторону причала возле дворца Ка’Реццонико, где можно было сесть на катер, идущий в любую часть города.
Гриффони позвонила раньше, чем он успел добраться до imbarcadero[57]. Брунетти объяснил ей, что хочет обсудить с Маринелло события вчерашней ночи.
— Почему она в него выстрелила? — задала вдруг ему вопрос Гриффони.
— Ты же сама видела, — удивился Брунетти, — он собирался ее ударить.
— Ну да, видела, — нетерпеливо сказала Гриффони, — но я не про это. Зачем она в него третью пулю-то пустила? Господи, да он ведь и так уже лежал на полу с двумя пулями в брюхе, а она еще и в лицо ему выстрелила. Вот чего я не понимаю.
Брунетти подозревал, что он-то как раз понимает, почему Франка это сделала, но предпочел оставить свои соображения при себе.
— Потому-то я и хочу с ней поговорить, — соврал он.
Он вновь вызвал в памяти сцену убийства: Гриффони стояла у перил, значит, пару на лестничной площадке внизу она видела совсем под другим, нежели он, углом зрения.
— А что, собственно, ты видела? — спросил он.
— Я видела, как он вытащил пушку, потом передал ее Франке, а потом занес кулак, чтобы ее ударить.
— Тебе удалось что-нибудь расслышать?
— Нет, слишком далеко они стояли. Да еще охранники по лестнице топали. Я не видела, чтобы он ей что-то говорил, а Франка стояла ко мне спиной. А что, ты что-то слышал?
Брунетти в тот момент был совершенно глух.
— Нет, — ответил он. — Но должно же быть хоть какое-то объяснение его поступкам, — добавил он.
— И, кстати, ее поступкам тоже, — заметила Гриффони.
— Да, разумеется.
Поблагодарив Гриффони за продиктованный номер мобильника, Брунетти нажал отбой.
Франка Маринелло ответила после второго гудка. Она, похоже, удивилась, услышав голос Брунетти.
— Ваш звонок означает, что мне опять придется ехать в квестуру? — спросила она.
— Нет, синьора, конечно нет. Но я был бы вам очень благодарен, если бы вы позволили мне приехать к вам для разговора.
— Понятно, — откликнулась Франка и замолчала. — Думаю, поговорить нам удобнее не у меня дома, а где-нибудь еще, — после долгой паузы сказала она, никак не объяснив свое решение.
