Донна Леон - Выстрел в лицо

Донна Леон

Выстрел в лицо

Посвящается Петре Рески-Ландо и Лино Ландо

Che ti par di quell’aspetto?

Что ты думаешь об этом лице?

1

Он заметил ее еще по дороге на званый ужин. Брунетти с Паолой как раз остановились напротив книжного магазина, и он, смотрясь в стекло витрины, поправлял на себе галстук, когда в отражении вдруг показалась женщина, идущая под руку с каким-то стариком в сторону campo[1] Сан-Барнабы. Мужчина шел слева от женщины, которую Брунетти видел только со спины. Его внимание сразу же привлекли ее волосы — светлые, как у Паолы, собранные в гладкий и низкий пучок. Брунетти обернулся, пытаясь рассмотреть незнакомку получше, но парочка уже прошла мимо. Они направлялись в сторону моста, ведущего к Сан-Барнабе.

Красивая накидка — не то горностай, не то соболь, но уж точно кое-что покруче обыкновенной норки — ниспадала до самой земли, приоткрывая стройные лодыжки и туфли, высокие каблуки которых совершенно не годились для прогулок по улицам, все еще покрытым снегом, а местами и льдом.

Мужчина показался Брунетти знакомым, но он никак не мог вспомнить его имени, — кажется, человек богатый и влиятельный. Гораздо ниже ростом и грузнее спутницы, он с большой осторожностью обходил подернутые коркой льда участки тротуара. Не отпуская ее локтя, у подножия моста мужчина вдруг сделал шаг в сторону и оперся о парапет. Его внезапная остановка застала женщину врасплох. Не успев опереться ногой о землю, она пошатнулась, и ее качнуло к замершему на месте мужчине, скрыв из поля зрения любопытных глаз Брунетти.

— Гвидо! — раздался позади голос Паолы. — Если хочешь, можешь подарить мне на день рождения биографию Уильяма Джеймса, она только что вышла.

Брунетти оторвал глаза от парочки и взглянул на толстую книгу в глубине витрины, на которую ему указывала жена.

— Его же вроде звали Генри, — с бесстрастным видом заметил он.

— Хватит придуриваться, Гвидо Брунетти, — бросила Паола и, схватив мужа за рукав, подтащила его поближе. — Ты прекрасно знаешь, кто такой Уильям Джеймс.

Брунетти кивнул:

— Но зачем тебе биография брата знаменитого писателя?

— Затем, что мне интересно, в какой семье он рос, и вообще, почему стал именно тем, кем стал.

Брунетти вспомнил, что и сам два с лишним десятка лет назад испытывал подобное любопытство. Тогда он только познакомился с Паолой и хотел знать о ней все: кто ее родители, что ей нравится, с кем она дружит; короче говоря, все, что хоть каким-то боком касалось этой изумительной девушки, с которой судьба свела его в библиотеке университета. Брунетти казалось, что подобное любопытство вполне нормально, если испытываешь его к живому человеку. Но к писателю, который уже почти век лежит в могиле?

— И чем он тебе так нравится? — Брунетти уже не впервой было задавать этот вопрос. Услышав собственные слова, он понял, что преклонение жены перед Генри Джеймсом в очередной раз превратило его в раздражительного ревнивца.

Высвободившись из его объятий, Паола отступила назад, словно хотела внимательнее разглядеть мужчину, за которого ее угораздило выйти замуж.

— Тем, что он много чего понимал про жизнь, — ответила она.

— А, — коротко произнес Брунетти. Ему-то всегда казалось, что это качество необходимо любому, даже самому третьесортному писателю.

— И тем, что благодаря ему я сама начинаю понимать эту жизнь немного лучше, — добавила Паола.

Видимо, на этом тему можно было закрыть.

Судя по всему, Паола придерживалась того же мнения.

— Ладно, пойдем, — сказала она. — Ты же знаешь, как папа бесится, если гости опаздывают.

Они двинулись прочь от книжного магазина и уже добрались до подножия моста, когда Паола вдруг остановилась и бросила на мужа внимательный взгляд.

— Знаешь, — задумчиво проговорила она, — а ты ведь очень похож на Генри Джеймса.

Брунетти даже не знал, радоваться ему или огорчаться. Хорошо хоть, за долгие годы семейной жизни он научился не обращать внимания на подобные замечания и не подвергать после каждого такого сравнения сомнению основы своего брака.

— Ты, Гвидо, во всем хочешь докопаться до причин, понять все на свете. Наверное, потому и стал полицейским. — Паола немного помолчала. — Но этого тебе мало. Тебе еще надо, чтобы и окружающие тоже все понимали. — Развернувшись, она начала подниматься по мосту. — Он тоже был таким, — бросила она через плечо.

Брунетти подождал, пока жена не дойдет до середины моста, и только потом крикнул:

— Это значит, что из меня тоже вышел бы отличный писатель?

Хорошо бы она ответила «да», подумал он.

Паола только отмахнулась. Потом повернулась к мужу лицом и сказала:

— Это значит, что с тобой довольно интересно жить.

Пожалуй, это лучше, чем быть писателем, решил Брунетти, вслед за ней карабкаясь на мост.

Паола давила на кнопку дверного звонка рядом с portone[2], а Брунетти бросил взгляд на наручные часы.

— У тебя что, до сих пор нет ключа от родительского дома? — удивился он.

— Не дури, — отозвалась Паола. — Конечно, есть. Но сегодня у них прием, и будет лучше, если мы прибудем как обычные гости.

— Это что же, нам и вести себя придется как гостям? — ужаснулся Брунетти.

Только Паола собралась было ему ответить, как дверь отворилась. За ней стоял незнакомый им мужчина. Улыбнувшись, он распахнул дверь пошире.

Поблагодарив его, Паола и Брунетти вошли во внутренний дворик и направились к ступеням, ведущим к palazzo[3].

— Он же был без ливреи, — потрясенно шептал Брунетти, — и даже без парика! Куда катится этот мир?! Того и гляди, слуги станут есть с хозяйского стола, а потом примутся и серебро подворовывать! И чем все это кончится?! Лючиана начнет гоняться за твоим отцом с мясницким тесаком?

Паола чуть замедлила шаг и, повернувшись, наградила мужа Взглядом — единственным ее орудием против словоизвержений Брунетти.

— Si, tesoro?[4] — сладчайшим голосом спросил тот. — Что-то не так?

— Давай постоим тут пару минут, пока ты, Гвидо, не исчерпаешь весь запас своих шуточек по поводу моих родителей и их положения в обществе. А когда ты успокоишься, мы поднимемся вот по этой лестнице и присоединимся к остальным гостям. И ты, дорогой, весь вечер будешь вести себя как достаточно воспитанный человек. Как тебе такая мысль?

— Я в восторге, — кивнул Брунетти. — Особенно что касается «достаточно воспитанного» поведения.

— Я так и думала, что ты меня поддержишь, — с ослепительной улыбкой ответила жена и продолжила путь к palazzo. Гвидо последовал за ней.

Отец Паолы, граф Фальер, приглашая их на званый вечер, особенно подчеркнул, что будет чрезвычайно рад видеть зятя — графиня хотела познакомить его с каким-то своим приятелем.

За прошедшие годы Брунетти приучил себя не сомневаться в любви тещи, но в отношении к себе графа так и не разобрался. То ли тот считал его деревенщиной и выскочкой, злостным обманом завладевшим сердцем его единственной дочки, то ли достойным и уважаемым членом общества. Впрочем, Брунетти признавал, что граф вполне может придерживаться двух этих точек зрения одновременно.

Из главного salone, расположенного в конце коридора и выходящего окнами на Большой канал, доносился шум голосов. Молчаливый слуга забрал у них пальто и отворил шкаф с подсветкой. Брунетти не удержался и заглянул внутрь — на одной из вешалок виднелась длинная шуба, которую слуги разместили отдельно от остальной одежды — то ли руководствуясь ее очевидно высокой стоимостью, то ли просто из предусмотрительности.

Привлеченные шумом голосов, Брунетти с женой двинулись в сторону гостиной. Хозяева дома стояли возле центрального окна, повернувшись к нему спиной, чтобы не загораживать гостям вид, открывающийся на Большой канал. Бросив на них беглый взгляд, Брунетти сразу узнал пару, которую они только что встретили на улице. Или придется допустить, что в результате невероятного совпадения на званый ужин пришел еще один крупный седой-мужчина в сопровождении высокой блондинки на умопомрачительных каблуках, с волосами, забранными в тугой узел. Девушка стояла чуть поодаль ото всех и задумчиво смотрела в окно.

По обе стороны от родителей жены Гвидо увидел еще две пары гостей — адвоката графа со своей женой и давнюю подружку графини, тоже увлекавшуюся благотворительностью. Подруга пришла с мужем — дельцом, сбывающим оружие и технологии добычи природного сырья в страны третьего мира.

Граф отвел взгляд от седовласого мужчины, с которым, судя по всему, вел крайне захватывающую беседу, и тут заметил свою дочь. Приспустив очки, он что-то сказал собеседнику и направился поприветствовать Паолу и Брунетти. Мужчина обернулся посмотреть, что же отвлекло графа от разговора, и Брунетти тут же его узнал: Маурицио Катальдо, человек, про которого говорили, будто у него имеется компромат на каждого из членов городского совета. Его спутница, словно зачарованная, продолжала смотреть в окно, будто и не замечая отсутствия графа.