Стивен Соломита - Укрепленный вход
Бленкс выглядел немного удивленным и даже слегка раздосадованным.
— Не думай об этом, Марек. Два-три дня — самое большое. И с Мудроу будет все решено. А все потому, что ты был действительно прав, когда сказал, что это дело — мой настоящий шанс и я должен ухватиться за него. Ты был прав на сто процентов, Марек! Может, ты думаешь, я не знаю последствий моего шага? Я знаю об этом, ты, сосунок. Но это мой единственный шанс, и я не собираюсь его упускать.
Глава 24
Двадцатое апреля
Это было ласковое теплое утро пятницы. Такой весенний день сразу отбивает охоту работать. Ярко-желтые первоцветы появляются вдоль больших дорог и манят на лоно природы жителей пригорода, медленно тянущихся в машинах по шоссе, напоминая о молодой любви и забытых обещаниях самим себе. Они напоминают, что надо жить по-другому, что есть мечты, раздавленные жестокой городской жизнью не менее безжалостно, чем Сильвия Кауфман, погубленная жадностью Марека Ножовски и Мартина Бленкса.
Бетти Халука, возвращавшаяся со Стенли Мудроу из полиции, думала о своей тете, глядя на это ежегодное весеннее чудо. Желтые цветы росли в таком огромном количестве, что казалось, художник со злой иронией решил намалевать полосу ярко-желтого цвета на фоне грязи и мусора. Внезапное появление первоцветов (они будут совершенно забыты после того, как первый же день палящего лета повиснет над Нью-Йорком) всякий раз было сюрпризом даже для старожилов, которые ездили одними и теми же дорогами по десять лет. Эдакий сюрприз-вторжение — молчаливый и не всегда приятный.
— Как они называются — эти желтые цветы? — спросила Бетти. — Помню, слово начинается на букву «п», но никогда не могла запомнить его.
Мудроу пошевелился.
— Я думал о том же самом. Смешно, но мне никогда раньше не приходилось их замечать. Как бы ни назывались эти цветы, здесь их ужасно много. Ты думаешь, их кто-нибудь посадил?
— Не знаю. — Бетти подождала, пока гигантский реактивный самолет «Пан-Америкэн» не пересек автостраду в ста футах над ними. Казалось, весь мир сотрясался от шума, который он производил. — Первый зацвет? — предположила она после того, как самолет благополучно спустился на полосу аэродрома в четверти мили к востоку. — Черт, никогда не могла произнести этого названия!
Прозвонил будильник, но Реббит Коан не хотел вставать. Он не хотел идти в душ, одеваться. Он никогда не вставал в восемь утра с тех пор, как вернулся со службы в восемьдесят шестом году. И уже тем более теперь, начав заниматься кокаиновым бизнесом вместе со своими двумя братьями Беном и Миком.
Братья Коан собирались сделать решительный шаг навстречу своему экономическому благосостоянию, чтобы приблизиться к «ягуарам» и «порше», к собственным домам на северном берегу Лонг-Айленд-Саунда.
Интересно, что сам Реббит никогда к кокаину не прикасался и даже не испытывал желания его попробовать. Он всего лишь защищал «белую леди», занимаясь вместе с братьями ее транспортировкой. Большие и сильные люди, которые их нанимали, рано или поздно должны были заметить, какие ценные ребята — братья Коан, умные и трудолюбивые, и дать им возможность самим зарабатывать в этом чертовом бизнесе. Ну, а пока они жили от контракта до контракта, случайно сшибая куш то здесь, то там.
— Ну что, наш день пришел, парень? — сказал Реббиту Мик Коан, проходя мимо него. — Готов к работе?
— Пошел к черту, сукин сын, — спокойно ответил Реббит. У Мика был глубокий шрам под правым глазом. Без этого шрама братьев-близнецов было не различить. Разве что по манере держаться. Бен спокойный, можно сказать — флегматичный. Мик всегда агрессивен. Он отдавал приказы, и братья повиновались. Папаша любил только своего маленького Микки, до его появления на свет ему никогда ничего не нравилось, кроме пива «Будвайзер». Бена он терпеть не мог и бил его так же часто и с таким же удовольствием, как свою жену. Но старик не мог натравить друг на друга близнецов, они всегда защищали от него и один другого, и мать, а потом и своего маленького братишку Реббита. Как и следовало ожидать, папаша умер, когда ему перевалило слегка за пятьдесят, отдав на откуп алкоголю сначала печень, а затем сердце. Второй и самой важной целью в жизни братьев стало то, что они называли «искупить грех перед матерью».
— Что там с вами происходит, вы, мерзкие грешники? Ну-ка, хватит баловаться, идите завтракать, ведь вам пора на работу!
— Мы сейчас, через минутку, мама, — ответил Реббит. Он заставил себя встать с кровати и натянул через голову зеленую футболку. Зеленый был цветом семьи. Братья никогда не выходили из дому, не захватив с собой частичку чего-нибудь ирландского. Это притом, что лишь Реббит, к тому же один раз, посетил «старушку Ирландию», да и то проездом.
Как обычно, завтрак был плотным: яйца, блины, ветчина, бекон, булочки, фрукты, кофе, сок. Ленч, если готовила мама, был таким же обильным, а ужин просто представлял собой вызов на соревнование, кто кого, но мальчикам это всегда очень нравилось. Реббит сел перед своей тарелкой и тут же потянулся за кофе.
— Немедленно прочти молитву, — предупредила мать, ударив его тупой стороной ножа по руке. Он промямлил что-то скороговоркой.
— Ты грязный подлец! — Ее голос возвысился до знакомых истерических нот. — Ну-ка, читай молитву как настоящий католик или не смей садиться за стол в нашем доме!
Она угрожающе приподняла нож, но Реббит уже быстро и четко произносил молитву.
— Ты опять досаждаешь нашей дорогой мамочке? — спросил Мик, беря свой кофе.
Это был обычный ритуал, когда они собирались вместе, хотя, казалось, мать никогда не понимала таких шуток. Однако именно она была мозговым центром банды.
— Ну-ка, обсудим всю операцию еще раз. Хватит рты набивать! Я просто удивляюсь, почему вы до сих пор не растолстели, как свиньи. Давай, Бен, объясни все сначала!
Бен, как всегда, флегматично продолжал жевать, и мать начало трясти. Ее морщинистое лицо дрожало, будто у нее была болезнь Паркинсона.
— Если так и дальше пойдет, — заявила она, — можете все оставаться дома, мы просто подадим заявление на пособие по безработице. Вы — дурачье, лучше бы я наняла трех англичан, чем иметь дело с придурками, вроде вас!
— Да ладно, Бен, — спокойно сказал Мик. — Давай-ка еще разок!
Бен спокойно поднял глаза, пробормотав:
— Мы же раз пятьдесят все это делали!
— Повторение не повредит, парнишка, — заметил Мик, дружелюбно улыбнувшись брату. — Вдруг ошибемся и пришьем не ту свинью. Второго шанса не будет.
— Я — водитель, — сказал Бен, вновь опуская глаза в тарелку, — Мик и Реббит — стрелки, Мы ждем на Тридцать седьмой улице, между Семьдесят второй и Семьдесят третьей, пока по радиотелефону нам не позвонят и не скажут, что Мудроу уже вышел.
— У вас есть его фотография? — перебила мать. — Во имя Господа, вы хоть знаете, в кого стрелять?
Бен показал матери фотографию Мудроу (снятую три дня назад и привезенную Майком Пауэллом).
— Потом я подъезжаю к подъезду дома, паркуюсь и жду, когда он выйдет. Как только я его вижу, киваю Мику и Реббиту. Они открывают дверцу микроавтобуса и начинают стрелять. Если Мудроу бежит, то я следую за ним. Если он окажется впереди машины, я постараюсь сделать так, чтобы удобнее было стрелять из передней двери, если двинется назад, то Реббит откроет заднюю дверь и сделает то же самое. У ребят две обоймы, по двадцать пять патронов в каждой. Как только патроны кончатся, я трогаюсь с места, даже если свинья будет все еще жива.
— Хорошо говоришь, — заметила мать, — говорить-то ты умеешь. А про маски забыли? Вы что, на самом деле дураки или такими прикидываетесь?
— Да, — промычал Бен, — перед тем как начать действовать, мы наденем такие маски, чтобы свидетели подумали, что мы всего лишь банда негритосов.
Мать немного помолчала, потом спросила:
— А ты, маленький Реббит, что ты будешь делать, если в тот момент, когда эта свинья выйдет, там окажутся посторонние? Например, маленькие ребятишки, возвращающиеся домой из школы?
— Я отошлю их на тот свет, черт возьми!
Наконец мать улыбнулась.
— Да. Хорошо, если все будут такими же шустрыми, как ты, мой маленький мальчик, — сказала она. — Но все-таки тебе бы попридержать свой гнусный язык, пока ты живешь в моем доме.
Мудроу и Бетти нашли Пола Данлепа в его кабинете за компьютером. Они поздоровались, налили себе кофе и присели за его стол.
— С каких это пор вам разрешили пользоваться компьютерами? — спросил Мудроу. — Я всегда думал, что полицейские слишком тупы для этого. В мое время, если надо было на нем поработать, то я должен был умолять об этом какого-нибудь штатского.
— Не завидуй, иметь дело с этим и хорошо и плохо, — объяснил Данлеп. — Капитан не хочет мне помогать. Он не убежден, что пожар преднамеренный.
