Александра Маринина - Чужая маска
Светлана не ответила, и остаток пути они проделали молча. Высадив его возле его дома, она не стала, как обычно, ждать, пока он войдет в подъезд, а тут же тронулась и быстро набрала скорость. На душе у нее было тяжко и очень тревожно. Впервые за много месяцев она вдруг усомнилась в том, что поступает правильно. Тут же на память пришли слова Виктора Федоровича: хирург, сделав операцию, уже не имеет права сомневаться в том, нужно ли было ее делать, а должен думать о том, как выходить больного. Что ж, операция сделана, вырезанный и выброшенный орган обратно не вошьешь, и теперь начинается долгий и сложный этап выхаживания. Тот же Виктор Федорович говорил, что сделать операцию – не фокус, а вот выходить послеоперационного больного – это уже задача посложнее, она требует терпения, внимания, квалификации. Светлана тогда не связала его словa с той ситуацией, в которой оказалась сама, потому что ее собственная операция требовала длительной и тщательной подготовки и про нее никто не смог бы сказать, что это «не фокус». А оказалось, что послеоперационный период – еще сложнее, еще тяжелее и требует еще больше душевных сил, чем сама операция. Светлана была женщиной сильной и знала, что вынесет все тяготы этого непростого периода, но сейчас впервые она засомневалась в том, что игра стоит свеч.
* * *Работая на Наталью Досюкову, Стасов решил все-таки снова повидать всех свидетелей, на показаниях которых было выстроено обвинение Евгения Досюкова в убийстве Бориса Красавчикова. Их набралось одиннадцать человек. Впрочем, Стасов не исключал, что на самом деле их могло быть и больше, просто только одиннадцать были вызваны в суд. Пока что у него на руках была только копия приговора, а потом, может быть, придется залезть и в само уголовное дело.
Итак, дама, выходившая из ресторана «Лада» вместе с Красавчиковым, швейцар-охранник, еще двое посетителей ресторана, выскочившие на улицу, услышав отчаянный вопль дамы, – это четверо. Три работника милиции и два медика «Скорой помощи» – пятеро. И еще двое – Игорь Тихоненко, хозяин страдавшего поносом дога по кличке Лорд, и некто Пригарин, кинувшийся выполнять свой гражданский долг, увидев арестованного убийцу по телевизору. Итого – одиннадцать душ.
Проще всего было «достать» милиционеров, поскольку они должны были работать в одном месте, раз вместе выехали на место происшествия. Надежды Стасова оправдались, но лишь частично. Все трое милиционеров, которые приехали по вызову к ресторану «Лада» и были допрошены в судебном заседании в качестве свидетелей, действительно год назад работали в УВД Центрального округа Москвы, а сейчас в округе остался только один из них. Второй перевелся в Юго-Западный округ, потому что там ему пообещали помочь с жильем. («Может, и не наврали, – подумал Стасов, – в южной части еще идет строительство, а в Центральном округе хрен чего получишь, там один квадратный жилой метр стоит в десять раз больше, чем на окраине».) Третий милиционер вообще уволился из органов и процветал в качестве юрисконсульта в какой-то фирме.
У Стасова ушло два дня (а точнее – два вечера, поскольку днем он должен был отрабатывать зарплату в «Сириусе») на то, чтобы разыскать всех троих. Все они дружно утверждали, что к моменту их приезда на месте происшествия находились лежащий на тротуаре Красавчиков и около него женщина и трое мужчин, один из которых был швейцаром ресторана «Лада», а двое других – посетителями того же ресторана. Потерпевший был в тяжелом состоянии, но в сознании. На вопрос «Вы знаете, кто в вас стрелял?» он ответил тихо и с трудом, но совершенно отчетливо: «Досюков… Женя… Евгений… Досюков».
Женщина и мужчины тут же подтвердили, что те же самые слова он уже произносил несколько раз до приезда милиции.
После милиционеров Стасов принялся за врачей, поскольку они тоже должны были быть с одной подстанции. Так и оказалось. То ли у медицинских работников текучесть кадров меньше, чем в милиции, то ли Стасову просто повезло, но оба – врач и фельдшер – по-прежнему работали вместе. И никаких признаков того, что им кто-то заплатил за ложные показания, Стасов не углядел. Злые на весь мир, нищие и в то же самое время веселые и любящие пропустить стаканчик-другой, они, не колеблясь, подтвердили то, что было записано в приговоре. Да, они приехали к ресторану «Лада», забрали оттуда мужчину с огнестрельным ранением, который скончался по дороге в Институт Склифосовского, но до самого конца был в сознании и отвечал на вопросы работника милиции, поехавшего вместе с ними.
– Какие вопросы задавал работник милиции, не помните?
– Да в основном одни и те же. Кто в вас стрелял? Почему он в вас стрелял?
– А что Красавчиков отвечал?
– Имя называл. И все удивлялся: за что, мол, он меня?
– А можно в прямой речи, а не в косвенной? – попросил Стасов.
– Можно, – добродушно согласилась врач, толстая немолодая женщина с обвислыми щеками и удивительно сильными руками. – Значит, так примерно: «Женька, Досюков Женька. Господи, за что? За что? Женька, за что?» Вот так и бормотал всю дорогу, пока не помер. Не довезли мы его.
– Так, может, бредил он? – предположил Стасов. – Вам не показалось?
– Нет, – вступила в разговор тоненькая фельдшерица с явными признаками раннего увядания на лице. – Милиционер ему и другие вопросы задавал, адрес спрашивал, имя его собственное, потерпевшего то есть, день какой, число, с кем был в ресторане. И он все ему сказал правильно. Милиционер-то, видно, грамотный был, тоже стал проверять, не бредит ли раненый.
При таком раскладе пытаться найти что-то особенное, разговаривая со швейцаром, двумя посторонними посетителями ресторана и знакомой Красавчикова, было делом бесперспективным. Но Стасов в силу природной добросовестности их все-таки разыскал, потратив на это еще три вечера. И ничего нового не услышал.
Оставались двое: сосед с нижнего этажа Игорь Тихоненко и случайный прохожий Пригарин. После этого нужно будет падать в ножки Насте, а то и самому генералу Заточному, чтобы раздобыть в архиве суда уголовное дело по обвинению Евгения Досюкова. Посмотреть внимательно, кто еще допрашивался по этому делу, какие мелькают факты и суждения, которые по той или иной причине не вошли в обвинительное заключение. Особое внимание нужно будет уделить заключениям экспертов, посмотреть, какие вопросы поставили им следователи и что именно было обнаружено в ходе экспертного исследования. Но это все потом, когда из архива раздобудут дело, а пока нужно побеседовать с Игорем Тихоненко. В конце концов, подавляющее большинство свидетелей были не более чем передатчиками информации: услышали, какие слова говорил Красавчиков, пересказали милиции. А вот сам Красавчиков и Игорь Тихоненко ничьих слов не пересказывали, они своими глазами видели хорошо знакомого человека. Но Бориса Красавчикова теперь уже не спросишь.
Тихоненко оказался жутко подозрительным мужиком, никого не впускающим в квартиру без долгих предварительных переговоров. Визит Стасова в его головенке не укладывался, потому что суд давно состоялся, Досюков сидел в колонии, и какие такие дополнительные беседы нужно по этому поводу вести – совершенно непонятно. В конце концов Владислав разозлился, поднялся этажом выше и попросил Наталью подойти вместе с ним к квартире Тихоненко.
– Игорь, – громко сказала она, – это я, Наташа, из двести семнадцатой квартиры.
Только после этого недоверчивый Тихоненко соизволил открыть дверь, но огромный, мышиного цвета дог стоял рядом с хозяином и весьма недружелюбно поглядывал на Стасова. Наталью он, по-видимому, знал.
– Игорь, пожалуйста, ответь на вопросы Владислава Николаевича, – попросила она соседа.
– Какие еще вопросы? – недовольно буркнул Тихоненко, который оказался невысоким и довольно хлипким на вид мужичком лет тридцати двух – тридцати трех. – Чего опять старое ворошить?
– Я наняла частного детектива, – стала объяснять Наталья, – и хочу доказать, что Женя никакого убийства не совершал. Я уверена, что произошло недоразумение, трагическая ошибка, а в результате за решеткой оказался невинный человек. Пожалуйста, Игорь, поговори с Владиславом Николаевичем. Это нужно в первую очередь для тебя самого.
– Почему? – вздернул кустистые брови Тихоненко. – Мне-то на кой хрен это все нужно?
– Потому что, когда Женя выйдет на свободу, он очень удивится, узнав, что ты не захотел разговаривать с человеком, который делает все, чтобы его реабилитировать и доказать его невиновность.
Фраза была совершенно бесстыдная в своей прозрачности, как дорогое женское белье. Дескать, уроет тебя Женя в землю по самое естество, если узнает, что ты нанятого по его указанию частного детектива послал по далекому, но хорошо всем известному адресу. А если поговоришь с человеком по-хорошему, то Женя-то, глядишь, и отблагодарит тебя за то, что помог в трудную минуту. Ведь как знать, может, и вправду не виноват Женя, и оправдают его, и выйдет он на свободу уже совсем скоро, да и узнает, что ты, Тихоненко, человека, посланного за его освобождение бороться, с собакой встречал и на порог не пускал.
