Сергей Бетев - Без права на поражение (сборник)

Именно этот бесспорный факт пока лишает нас права утверждать, что Хомина обманывает, Ведь

ее заявление очень определенное и ясное: мы купили билеты, и у нас их украли. Понимаете? А

Максимов говорит, что эти же билеты ему подарили какие-то девицы, с которыми он был знаком

только вечер, и адреса которых он не знает. Так ниточка к действительным обстоятельствам

приобретения билетов обрывается на Максимове. А он, надеюсь, вы понимаете,— фигура

сомнительная в любых вопросах чести...

— Уж куда дальше! — послышался голос Белобородова.

— Я еще не кончил,— предупредил Лисянский.— Разрешите, наконец, и мне

пофантазировать, уж если на то пошло... Пока, если хотите, все права на билеты имеет только

Максимов. Пусть он будет подлец из подлецов, но, не доказав со всей объективностью, что

билеты принадлежат не ему, вы не сможете дольше допустимого задержать по ним выплату

выигрышей. Ясно?.. И знаете что, товарищ Титов? Меня прежде всего настораживает его

заявление о том, что он не намерен никуда скрываться. Да.

— Ну, знаете ли!..

— А что? — вмешался вдруг Упоров.— Если сегодня выйдет таблица тиража, а завтра я

найду потерянный тобой билет, Титов, на который выпала рижская надувная лодка, ты думаешь,

я отдам ее тебе?

— Может, у меня номер записан? — ответил вопросом Титов.

— Ты должен заявить об этом раньше,— парировал Упоров.— Кто тебя знает, может, тебе

тоже лодка нужна, ты взял да и списал номер в таблице. Так, знаешь, слишком легко можно

разбогатеть!.. Как тут предполагали, и сделала Хомина.

Собрание рассыпалось смешками. Лисянский, не удержавшись от улыбки сам, все же

решительно застучал карандашом.

— Смешно, но ведь Иван Петрович прав,— сказал он.— Может быть, Хомина так и

сделала?..

— Евгений Константинович! — попросил Упоров.— Дайте мне минуточку разделаться с

Титовым!..

— Что ты со мной разделываешься? — смеялся сам Титов.— Скажи, как получишь лодку

ты, если я все-таки буду настаивать, что билет мой и я его потерял?

— Скажу, что купил.

— Где?

— Не помню.

— Как это так?

— А так вот... Не помню, и все. Зачем мне сознаваться, что я нашел его? У тебя свидетели

есть, что ли?

— Нет. Но...

— Вот в этом «но», по-моему, вся загвоздка,— снова перехватил разговор Лисянский,—

Только положение Хоминой, я бы сказал, более прочное, чем у Ивана Петровича. Ведь она

заявила о билетах в магазине, в первые минуты после кражи, полагая, что кошелек у Верникина.

В таких обстоятельствах мне бы такого не придумать.

— Мне тоже,— сказал Упоров,

— Значит?..

— Надо, чтобы Хомина привела более убедительные доказательства своей правоты, чем

Максимов. Это был опять Упоров.

— Ей все это надоело до чертиков, и она готова вообще плюнуть на все,— безнадежно

махнул рукой Сгибнев.— Я боюсь с ней разговаривать...

— Выходит, будем выплачивать выигрыши Максимову? — спросил Лисянский.

— Ну нет! — возмутился Упоров.

— Что же делать?

— Посмотреть надо...

— Так мне что? — спросил Титов.— Известить Хомину, что ее билеты обнаружены?

Пускай дерется с Максимовым за выигрыши сама...

— Хотя бы! Только не так, с кондачка! — взъерошился Упоров.

— У вас есть какое-нибудь предложение? — спросил его Лисянский.

— Нет. Но хочу предупредить: пока никому не известно, что билеты у нас в руках,

следствие остается хозяином положения. А как только кто-то из заинтересованных лиц узнает о

них, разгорятся страсти, и мы запутаемся.

— В таком случае,— поднялся Титов,— я официально заявляю, что мне вся эта канитель

надоела: из-за нее я сорвал все сроки окончания дела по Верникину и Шиловой, которым уже

давно пора сидеть за решеткой. Иначе завтра Евгений Сергеевич Воробьев сам влепит мне

выговор... Товарищи, кража кошелька доказана. А что касается потерянных, украденных или —

черт их знает! — приблудных лотерейных билетов, то следствие по ним предлагаю выделить в

отдельное производство.

— Правильно.

— А кому его передать?

— А почему обязательно передавать? Сам и бери,

— Только под наганом! — предупредил Титов.

— Ну, это уже другой вопрос,— прекратил препирательства Лисянский.— Без горячки,

товарищи! И еще: я хотел бы посоветовать тем, кто поведет новое дело, не забывать и о краже.

Все-таки тут она!..

— Как же быть с выигрышами?..

— Что вы, дети? Есть закон. Каждый получит то, что ему полагается...

...Прошло еще два дня, и нетолстая папка с делом о лотерейных билетах лежала на столе

следователя областного управления Упорова.

Вряд ли найдешь специалиста, обладающего самыми обширными теоретическими

знаниями, который бы зависел от опыта в такой степени, как следователь. С годами его память

становится самым надежным путеводителем в расследовании любых преступлений.

Не отрицал этого и Упоров.

— Но,— добавлял он, — жизнь идет вперед. Парадоксально, но преступники

приспосабливаются к прогрессу. Появились звонкие деньги — появились и

фальшивомонетчики, которые освоили их литье, сейчас они подделывают знаки. В прошлом

веке крали лошадей, в нынешнем — автомобили. Когда-то покупали дворянские титулы, сейчас

— места в институте... Состав преступления как будто прежний, а для следствия — целина.

Не представлялось ему легким и новое расследование. Он знал современную

юридическую литературу, но ничего подобного ему не припоминалось. Поэтому когда в первые

дни его спрашивали, как идут дела, он отвечал одно и то же:

— Как в лотерее...

И не разделял одобрения своего остроумия.

Многолетняя практика убедила его в том, что успех любого следствия зависит от

правильного выбора пути.

Познакомившись со скудными сведениями, предоставленными в его распоряжение, Иван

Петрович пригласил к себе Максимова.

Видя его настороженность, он не стал заполнять протокол допроса. Их разговор принял

характер обычной беседы, хотя история, услышанная Иваном Петровичем, вызывала и жалость,

и отвращение.

В каком-то смысле Максимову не повезло. После шести классов сельской школы он

бросил учебу. Работал в колхозе конюхом. В армии служил в мотострелковой части и

гражданской специальности не получил. А в деревню вернуться не захотел. Кое-как выбился в

кочегары. Бесконтрольный характер работы очень скоро, выветрил из парня остатки

дисциплины. Имея приличные деньги, предоставленный в большом городе только себе, он

пристрастился к выпивке. Последовавшие за этим неприятности по работе привязали его к

бутылке еще крепче. Он не удерживался подолгу на одном месте и, не рассчитывая получить

квартиру, снимал углы подешевле у частновладельцев. А больше довольствовался деревянными

нарами за котлом, которые сооружал на каждом новом месте.

— А прошлый год перебрался ближе к центру,— рассказывал он.— Работа та же, а жить

веселее. Выйдешь вечерком в сквер — публика приличная, девушки гуляют разные...

Познакомишься. У одной дома мама с папой, другая в общежитии живет, в ресторан не каждую

приглашают, а посидеть за бутылочкой, поговорить про любовь всем охота... Ну, туда-сюда,

приглашу к себе в котельную, у меня там чистота... Некоторые соглашаются...

Он сидел трезвый. Понимая, что перед ним следователь, едва приметно смущался своей

вынужденной откровенности. Но как только зашла речь о билетах, сразу появилось выражение

упрямства.

— Сказал ведь, что бабы подарили.

— А я не верю. Больно легкое счастье у тебя получается: подарили тебе шестьдесят

копеек, а ты, как по щучьему велению, тут же мотоцикл с машиной выиграл,— попытался

расшевелить его Упоров.

— Не бывает, что ли? — спросил тот с усмешкой.

— Я такого не слышал.

— А вы почитайте плакат: «За 30 копеек — автомашину...»

— Все равно я тебе не верю.

— Ваше дело...

— Билеты эти украдены.

— Я украл их, что ли?

В его взгляде вспыхнули насмешливые огоньки.

— Я этого не утверждаю. Мне нужно знать, где ты их взял.

— Сказал ведь, что бабы подарили...

Иван Петрович вызывал его и на другой день, и на третий. Но Максимов упорно твердил