Кэти Райх - Могильные секреты
— «Железная задница»! — почти вскричал мальчишка.
Пара за спиной Нордстерна бросила свое пиво.
— Сомневаюсь что твоя мама записала «Железная задница» в свидетельстве.
— Сомневаюсь что твоя мама вообще умела писать и читать, — огрызнулся парень.
Еще один щипок.
— Бля!
— Я теряю терпение!
— Попей «Прозак».
Райан ущипнул сильней.
— Леон Хокмейстер. Отъебись теперь от меня!
Райан отпустил руку Хокмейстера.
Тот выплюнул жвачку на пол и потер плечо.
— Тебе надо новые слова выучить, Леон. Попробуй какой-нибудь электронный словарик, что ли.
Хокмейстер сложил было губы для очередного ругательства, но передумал. В глазах клокотала злоба. Распутин в обличии молодого хулигана.
Райан обернулся к «статуе».
— А ты?
— Пресли Иверсон, — на его лице застыло выражение ошеломленного любопытства.
Теперь настала очередь «юбочки».
— Антуанетта Годро.
— Я имею удовольствие общаться с Грязным псом, Рэмбо, Лохматым, Секси-чатом или Крикуном?
— Крикун, — ответил Иверсон, протягивая ладонь для приветствия. — Cri perçant — Пронзительный крик.
— Очень поэтично, — похвалил Райан.
Изо рта Иверсона появился розовый пузырь, и как только лопнул тот продолжил невозмутимо жевать. Райан взглянул на Годро.
— Я не часто пользуюсь умылом.
— А когда пользуешься?
Девушка пожала плечами.
— Секси-чат.
— Спасибо, киска.
Годро выглядела так же сексуально, как и кашалот.
— Вы не можете вот так, бля, запросто приходить и лупить людей! — к Хокмейстеру видимо вернулась его наглость.
— Леон, это именно то, что я могу делать. И еще я могу протащить твою тощую задницу в багаже. Как думаешь кто-нибудь заинтересуется?
Леон перестал потирать плечо. Посмотрел на Шанталь, потом на потолок и когда снова опустил взгляд, то его лоб внезапно покрылся капельками пота.
— Мы ни хера не знаем об этом дерьме.
— О каком дерьме, Леон?
— О том, о чем он тут распинается.
Краем глаза я заметила как обмер Нордстерн.
— Кто это «он», Леон?
Хокмейстер кивнул в сторону Нордстерна.
— И Шанталь ничего не знает! — он ткнул пальцем в журналиста. — Этот козел такой же псих, как и вы!
— Почему это?
— Он думает что Шанталь забирали в каталажку в Гватемала-Сити.
— Леон! — зашипела на него Шанталь.
— Непохоже на вашу тему о правах человека, — обратилась я к Нордстерну.
Он поднял глаза от своей салфетки и коротко ответил:
— Может быть.
— Вы где остановились, сэр? — поинтересовался Райан.
— Прошу вас, — журналист смял свою салфетку. — Давайте не будем тратить время ни мое, ни ваше. Вся информация и источники у меня строго конфиденциальны.
Он бросил смятую салфетку на стойку и посмотрел мне в глаза.
— Если только мы не придем к взаимовыгодному согласию, — сказал он вкрадчивым голосом.
— Не понимаю о чем вы.
Он долго изучал меня прежде чем ответить.
— Вы понятия не имеете что происходит, — заявил он.
— Ой ли?
— Вы так же далеки от разгадки как Ганимед от нашей Галактики.
— В последний раз как я смотрела, так Ганимед по-прежнему был в нашем Млечном Пути.
— Все это хорошо, но я, доктор Брэннан, говорю не об астрономии.
— А о чем же?
— Об убийстве.
— Каком?
Его брови взлетели вверх от удивления, и он помахал пальцем как стрелкой метронома.
— Это секрет.
— Почему?
И снова это жест пальцем.
— Могильный секрет.
Тут я сообразила что Нордстерн пьян.
— Секреты могил.
Он попытался улыбнутся, но у него это не очень получилось.
— Я живу в Сент-Мало, — сообщил он Райану. И тут же снова мне:
— Позвоните мне, когда вам понадобятся раскрыть некие могильные секреты.
Я наблюдала как он выходит из бара. На полпути к двери он обернулся и произнес одно слово:
— Ганимед!
Затем он просалютовал и исчез в дверях.
— Этот ушлепок совсем спятил, — сказал Хокмейстер и добавил: — В следующий раз порву его на Британский флаг!
— Леон, повторять я не буду — иди домой! — Райан поднял руку. — Нет, я не буду миндальничать. — И он поднял палец прямо к носу Хокмейстера. — Уходите! Уйдете — и вы с друзьями сможете насладится повторным показом Арчи Банкера. Останетесь — и проведете ночь без шнурков и поясов.
Иверсон и Годро вскочили со своих табуретов словно на пружинах. Хокмейстер поколебался, но пошел за всеми — ну, прямо вожак стаи бабуинов в отступлении. Когда они ушли, Райан повернулся к Шанталь.
— Что хотел Нордстерн?
— Это имя того придурка?
Она взяла свое пиво. Райан отнял бокал и поставил на место.
— Олли Нордстерн, — пояснила я. — Он журналист из «Чикаго Трибьюн».
— Правда что ли?
А хороший вопрос! Я сама поверила Матео на слово, и никогда не спрашивала документов у Нордстерна.
— О чем спрашивал?
— О планах на Сандэнс.[48]
— Шанталь, ты видимо не понимаешь всей серьезности ситуации. Ты под подозрением и судья в любой момент может отправить тебя обратно в тюрьму.
Шанталь не поднимала головы и пряди ее черных волос закрывали лицо.
— Не слышу, Шанталь, — настаивал Райан.
— Он хотел знать о мертвых девушках.
— О той, что я упоминала в тюрьме?
Она кивнула и ее кружевная бабочка закачалась.
Я припомнила о странном вопросе Нордстерна в Фонде.
— Во время нашего интервью, помню, Нордстерн спрашивал меня о деле канализации, — сообщила я Райану.
— А откуда он узнал?
— Понятия не имею.
И снова мы одновременно подумали: «Видит ли Нордстерн связь между «Параисо» и Спектерами?»
Я снова обратилась к Шанталь.
— Как он на тебя вышел?
— Откуда мне, к черту, знать? Может следил за домом.
— И проследил до Тима Хортона.
— А вы разве не так меня нашли?
— Вы до этого встречались с ним?
— Да, бля, под спортивными трибунами!
— Шанталь?
— Нет.
— О чем еще он спрашивал?
Она молчала.
— Шанталь?
Гнев нахлынувший на нее превратил милое личико дочки посла в холодное, озлобленное лицо девочки с фотографии в посольстве.
— Мой папаша, — дрожащим голосом сказала она. — Мой знаменитый, умопомрачительный, чертов папочка! Дело не во мне. Я никогда никого не интересую.
Девушка порылась в тряпичной сумке, перекинутой через плечо, достала темные очки и надела их. В линзах тут же отразилась искаженная версия удивленной Темпи.
Райан бросил монеты на прилавок.
— Твоя мать волнуется. Мы завтра поговорим.
Шанталь позволила проводить ее из бара до самого выхода. Когда мы выходили из стеклянных дверей Райан глазами указал мне на ближайший винный магазин. У ветрины стоял Олли Нордстерн, делая вид что изучает французкое Шардоне.
— Что думаешь? — спросила я его шепотом.
— Ну, в ЦРУ его точно не возьмут. Давай посмотрим будет ли он за нами следить.
Мы с Райаном направили Шанталь за угол. Она как обычно закатила глазки, но молча пошла с нами.
Нордстерн ступил на тротуар двадцать секунд после и оглядываясь поспешил на восток. У Этвотер он сменил направление и вернулся обратно.
Я видела как он остановился на Ламберт-Кросс, посмотрел на горы слева и на площадь Кабот справа. Мои глаза смотрели как его и также увидели перекресток. Тогда я и увидела мужчину в бейсболке. Он шел по направлению к Нордстерну и в руке у него был заметен 9-миллиметровый Люгер.
Все что было дальше — это просто минутный калейдоскоп движений, который я увидела в утроенном ускорении.
— Райан! — крикнула я Райану.
Он вытащил пистолет. Я толкнула Шанталь и сама упала рядом на колени.
— Полиция! — кричал Райан на двух языках. — Все на землю!
В пяти футах от нас стрелок вытянул руку и нацелил свой пистолет прямо в грудь Нордстерна.
Какая-то женщина закричала.
— Оружие! — крик прокатился по Сент-Катерин как мяч катится по футбольному полю.
Снова крик.
Воздух взорвали два хлопка. Нордстерн падает, на его груди растут два красных пятна.
На улице наверное человек пятнадцать. Большинство их них на коленях. Некоторые пытаются уползти в Форум. Мужчина хватает девочку и закрывает ее своим телом. Некоторые машины побыстрей уехали, другие, наоборот остановились. Перекресток опустел.
Стрелок стоял, немного пригнув колени, водя Люгером по широкой дуге — справа налево, слева направо. От меня он был примерно в пятнадцати футах, но я слышала его дыхание, видела его глаза под стеклами темно-синих очков.
Райан присел за стоящим на Ламберт-Клосс такси, держа стрелка под прицелом. Я даже не видела его движений со своего места.
— Стоять! — крикнул Райан.
Дуло Люгера качнулось в сторону Райана. Палец на спусковом крючке. Я прекратила дышать. Райан боится стрелять из-за риска попасть в случайного прохожего, а у стрелка таких угрызений совести быть не могло.
