Ю Несбё - Призрак
Прежний Туркильсен не позволил бы себе задать подобный вопрос. Он стал круче. Увереннее в себе. И все благодаря новой должности? Или чему-то еще?
Харри увидел заднюю сторону рамочки, стоящей у него на столе. Для личной фотографии, которую помещают туда, чтобы не забыть, что у человека кто-то есть. Так что если на этой фотографии изображена не собака, то там наверняка женщина. Возможно, даже молодая. Кто бы мог подумать? Старый эксгибиционист завел себе бабу.
— Я больше не работаю в полиции, — признался Харри.
Туркильсен убрал улыбку с лица.
— И тем не менее хочешь получить информацию о телефонных разговорах?
— Мне много не надо. Только этот номер.
— Какая мне польза тебе помогать? Если вскроется, что я предоставил информацию подобного рода частному лицу, меня вышвырнут. А выяснить, что я заходил в систему и искал эту информацию, несложно.
Харри не ответил. Туркильсен засмеялся с горечью в голосе:
— Я понимаю. Это все старый добрый шантаж. Если я не дам тебе информацию в обход существующих правил, ты сделаешь так, что мои коллеги узнают о том приговоре.
— Нет, — сказал Харри. — Нет, я не буду трепаться. Я просто прошу тебя об услуге, Клаус. Это личное дело. Сынишка моей бывшей девушки рискует быть несправедливо осужденным на пожизненное.
Харри увидел, как двойной подбородок Туркильсена дернулся и по горлу побежала волна, превратившаяся в рябь и исчезнувшая в его огромных телесах. Харри никогда раньше не называл Клауса Туркильсена по имени. Он посмотрел на Харри. Моргнул. Сосредоточился. На лбу заблестели капли пота, и Харри увидел, как его мозговой калькулятор складывает, вычитает и в конце концов приходит к решению. Туркильсен всплеснул руками и откинулся на спинку стула, скрипнувшего под весом его тела:
— Прости, Харри. Я бы с удовольствием помог тебе. Но в настоящее время я не могу себе позволить проявлять такое сочувствие. Надеюсь, ты понимаешь.
— Конечно, — сказал Харри, почесывая подбородок. — Это очень даже понятно.
— Спасибо, — ответил Туркильсен с видимым облегчением и заерзал на стуле, пытаясь встать, наверняка для того, чтобы выпроводить Харри из стеклянной клетки и из своей жизни.
— Так что, — продолжал Харри, — если ты не достанешь мне номера, то о твоем эксгибиционизме узнают не только коллеги, но и твоя жена. Дети-то есть уже? Да? Один, двое?
Туркильсен снова осел на стуле, недоверчиво глядя на Харри.
Старый, дрожащий Клаус Туркильсен.
— Ты… ты сказал, что не станешь…
Харри пожал плечами.
— Прости. Но в настоящее время я не могу себе позволить проявлять такое сочувствие.
Вечером в десять минут десятого ресторан «Шрёдер» был полупуст.
— Я не хотела, чтобы ты приходил ко мне на работу, — проговорила Беата. — Хеймен звонил и сказал, что ты интересовался списками телефонов и что он слышал, ты заходил ко мне. Он предупредил, чтобы я не лезла в дело Густо.
— Ну что ж, — ответил Харри, — хорошо, что ты смогла прийти сюда.
Он поймал взгляд Нины, разливавшей пиво в поллитровые кружки на другом конце зала, и поднял вверх два пальца. Она кивнула. Прошло три года с тех пор, как он в последний раз был здесь, но она по-прежнему понимала язык жестов своего постоянного посетителя: пиво собеседнику, кофе алкоголику.
— Твой товарищ помог добыть список телефонов тех, с кем созванивался Густо?
— Еще как помог.
— И что ты выяснил?
— Что в конце жизни у Густо было плохо с деньгами, его номер несколько дней был отключен. Он звонил не часто, но у него было несколько коротких разговоров с Олегом. Он перезванивался со своей неродной сестрой Иреной, но эти разговоры внезапно прекратились за несколько недель до его смерти. Остальные звонки в основном в «Экспресс-пиццу». Я потом заеду к Ракели и поищу остальные имена в Интернете. Что скажешь про анализ?
— Купленное тобой вещество почти полностью идентично пробам «скрипки», которые мы анализировали раньше. Но имеется одно небольшое отличие в химическом составе. И еще эти коричневые фрагменты.
— Да?
— Это не какое-то активное фармацевтическое вещество. Это оболочка, которой покрывают таблетки. Ну, знаешь, чтобы их было легче глотать или чтобы улучшить их вкус.
— А можно отследить производителя этой оболочки?
— Теоретически да. Но я проверила. Оказывается, производители лекарственных средств обычно сами делают оболочку для своих таблеток, то есть в глобальном масштабе существует несколько тысяч производителей.
— Значит, этим путем мы далеко не уйдем?
— Одной оболочки недостаточно, — сказала Беата. — Но с внутренней стороны некоторых фрагментов оболочки остались частицы таблетки. Это метадон.
Нина принесла кофе и пиво. Харри поблагодарил, и она исчезла.
— Я думал, что метадон жидкий и продается в пузырьках.
— Метадон, используемый при так называемой медикаментозной реабилитации наркоманов, разливают по пузырькам. Я позвонила в больницу Святого Улава. Там занимаются исследованиями опиоидов и опиатов. Они сказали, что таблетки метадона используются как обезболивающее.
— А в «скрипке»?
— По их словам, вполне вероятно, что какой-то модифицированный вариант метадона может использоваться в ее производстве.
— Это означает только, что «скрипку» делают не с нуля, но как это нам поможет?
— Это может нам помочь, — сказала Беата, обхватив бокал с пивом. — Потому что существует мизерное количество компаний, производящих метадон в таблетках. И одна из них находится здесь, в Осло.
— «АВ»? «Никомед»?
— Онкологический центр. У них есть собственный исследовательский отдел, производивший метадон в таблетках, его применяли против очень сильных болей.
— Рак.
Беата кивнула. Одной рукой она поднесла ко рту бокал, а второй достала что-то и положила на стол перед Харри.
— Из Онкологического центра?
Беата снова кивнула.
Харри взял таблетку в руки. Она была круглая, маленькая, с выдавленной на коричневой оболочке буквой О.
— Знаешь, что я думаю, Беата?
— Нет.
— Я думаю, у Норвегии появилась новая экспортная статья.
— Ты хочешь сказать, что кто-то производит «скрипку» в Норвегии и экспортирует ее? — спросила Ракель.
Сложив на груди руки, она прислонилась к косяку двери в комнате Олега.
— На это указывают несколько факторов, — сказал Харри, набирая в поисковике очередное имя из списка Туркильсена. — Во-первых, Осло находится в эпицентре, из которого по миру расходятся круги. Никто в Интерполе не видел «скрипку» и не слышал о ней, пока она не появилась в Осло, и только теперь ее стало можно купить на улицах Швеции и Дании. Во-вторых, в наркотике содержатся измельченные таблетки метадона, которые, готов поспорить, производятся в Норвегии. — Харри нажал кнопку поиска. — В-третьих, недавно в аэропорту Осло задержали пилота с веществом, которое могло быть «скрипкой», но которое позже подменили.
— Подменили?
— Для таких случаев в системе есть сжигатель. Дело в том, что этот пилот собирался покинуть Норвегию, он должен был лететь в Бангкок.
Харри почувствовал запах ее духов и понял, что она переместилась от дверей к нему за спину и склонилась над его плечом. Монитор был единственным источником света в темной мальчишеской комнате.
— Какая сексуальная. Кто это? — Ее голос звучал прямо у его уха.
— Исабелла Скёйен. Секретарь члена городского совета. Одна из тех, кому звонил Густо.
— Футболочка донора ей ведь на размер маловата?
— В задачу политиков входит агитация за сдачу крови.
— А разве ты можешь считаться политиком, если работаешь всего-навсего секретарем у члена городского совета?
— Как бы то ни было, эта дамочка утверждает, что у нее четвертая группа крови и отрицательный резус-фактор, а с такой кровью ты просто обязан быть донором.
— Да, редкая кровь. Ты потому так долго разглядываешь эту фотографию?
Харри улыбнулся:
— На нее много ссылок. Разведение лошадей. «Уборщица улиц»?
— Говорят, что именно она отправила за решетку все наркобанды.
— Как видно, не все. Вот интересно, о чем она могла разговаривать с таким типом, как Густо?
— Н-да. Она руководила работой городского совета по противодействию наркотикам, может, использовала его для сбора информации общего характера?
— В полвторого ночи?
— Ух ты!
— Придется задать ей вопрос.
