Эд Макбейн - Вдовы
Он уже упал на тротуар и откатывается вбок, недаром же он видел столько фильмов, не зря учится в актерской школе. Он откатывается так, чтобы не быть на линии огня. Убийца держит оружие, в правой руке, вот Халлигэн и откатывается назад, не катится вперед на ствол. О, кино надо смотреть со смыслом, для пользы дела… Он ждет другого выстрела, он же не все их сосчитал… Когда готовы в штаны напустить, вы не подсчитываете, сколько было выстрелов. Но он знает, что умрет через десяток секунд, полагает, что леди, валяющаяся в луже крови, уже мертва. Он слышит шаги человеку, разбрызгивающие воду…
«Женщина», — опять подумал Карелла.
…Шаги направляются туда, где он лежит, прижавшись к кирпичам фундамента, и ждет фатального выстрела, и это просто чудо, что его не застрелили, чудо, что он остался в живых.
Потом он слышит холостое «клик», затем еще раз — «клик», и чей-то голос произносит слово «дерьмо». Шепотом! О, это шипение в ночи… И затем человек поворачивается и бросается бежать. Он не видит, как тот бежит, только слышит шаги, шлепающие по воде, удаляющиеся, слабеющие, слабеющие звуки… И потом — никого. А он лежит, дрожа, у стены, но наконец поднимается на ноги и обнаруживает, что либо и впрямь напустил в штаны, а может, это и от дождя!.. И того человека уже нет.
— А не могла ли это быть женщина? — спросил Карелла.
— Нет. Определенно — мужчина.
— Вы уверены, что он правша? — уточнил Браун.
— Абсолютно.
— Оружие было в правой руке?
— Да.
— И что вы делали потом? — спросил Браун. — Когда тот смылся?
— Пришел сюда и рассказал привратнику о том, что видел.
— Я сразу набрал 911, — заявил привратник.
— И все-таки вы уверены, что это не была женщина, а? — настаивал Карелла.
— Совершенно уверен.
— О'кей, — сказал Карелла и подумал, что, возможно, это была просто реминисценция, это воспоминание о Тони Перкинсе в женском одеянии.
Они отыскали Бетси Шумахер на следующий же день.
Вернее сказать, это она их нашла.
По-прежнему дождило.
Браун и Карелла уже собирались идти домой. Пересменка состоялась без четверти четыре, а через пятнадцать минут Бетси уже была в «дежурке». На ней был промокший желтый плащ-дождевик и такого же цвета болоньевая шляпка, тоже совершенно мокрая. Прямые светлые волосы каскадом спадали на плечи.
— Я — Бетси Шумахер, — возвестила она. — Я так понимаю, вы меня разыскивали.
Бетси Шумахер. Приемная дочь Артура Шумахера. Та, кого после убийства Артура полицейские старались найти, хотя бы по той причине, что ей была завещана четверть состояния убитого.
И вот она тут собственной персоной.
Синеглазая, как бы вынырнувшая из затаенной синевы.
— Я узнала о Маргарет из газет, — сказала она.
Так же, как и любой в этом городе. Газеты постарались в данном случае на славу: настоящая бомба! Сначала красотка-шлюха в любовном гнездышке, затем ее стареющий покровитель-любовник, а потом еще и его, тоже красивая и тоже «блондинистая», жена. В самый раз материальчик, годящийся в Америке для первополосных гигантских аншлагов… Но если ты влюблен, весь свет золотоволосый, подумал Карелла. И вот вам еще одна красотка, без макияжа, в мокром дождевичке; шляпка, правда, поярче, чем златоволосые пряди. Да и глаза — что твои подсолнухи на широком, как у сестры, лице. Подумать только! И мать такая же… Здравствуй, здравствуй, Бетси Шумахер…
— Я так подумала, что уж лучше мне самой прийти, — заявила она, весьма театрально вздрогнув. — Чтобы вам в голову чего-либо такого не взбрело.
Ее кокетливые подрагивания и ужимки выглядели нарочито девичьими, учитывая, что ей стукнуло тридцать девять. Но перед ними был отнюдь не подросток, несмотря на гибкую фигурку и очаровательную свежесть. Ее собственный отец прозвал ее стареющей хиппи, а мать дополнила: «Бетси — тридцатидевятилетняя хиппи, а на дворе июль. Она сейчас может слоняться где угодно…»
— Где вы были все это время? — спросил Карелла.
— Вермонт.
— Когда вы туда поехали?
— В прошлое воскресенье. Сразу же после похорон. У меня было много груза для размышлений.
Карелле пришло в голову: поразмыслить, как истратить свалившиеся на нее деньги?
— Откуда вы узнали, что мы вас ищем?
— Мама сказала.
— Она вам что, позвонила или как-нибудь еще? — осведомился Браун.
Западня. Глория Сэндерс говорила, что не знает, где Бетси.
— Нет, это я ей позвонила, — сказала Бетси. — Когда прочла о Маргарет.
— И когда же это было?
— Вчера.
— Как отнеслась ваша мать к происшедшему?
— С ликованием, — ответила Бетси, злорадно прищурившись. — Как и я, впрочем. Правда.
— И мать вам сказала, что мы хотели бы вас повидать?
— Угу. Я и подумала, лучше самой явиться. Ничего, если я сниму плащ?
— Разумеется, — сказал Карелла.
Она расстегнула дождевик и сняла его. На ней была выцветшая джинсовая юбочка, несколько пообтрепавшиеся сандалеты и белая хлопчатобумажная тенниска с лозунгом: «Спасем китов!»… Шляпку Бетси не сняла, так та и осталась на голове, словно мокрый пожухлый подсолнух с лепестками, обрамлявшими лицо. Бетси посмотрела, куда бы деть плащ, и, увидев вешалку в углу, рядом с графином воды со льдом, повесила плащ на свободный рожок, отпила глоток, согнувшись, при этом юбка туго обтянула ягодицы. И только потом вернулась к детективам с довольной улыбочкой, будто знала, что сыщики любовались ее задницей. Что, кстати, и было на самом деле, а ведь оба — женатые люди.
— Итак, что бы вам хотелось узнать? — спросила она, усаживаясь в кресло рядом с Кареллой, ноги крест-на-крест, не заботясь о том, что юбчонка задралась еще выше. — Не я убила потаскуху, и не я убила жену Шумахера тоже.
Надо было слышать, с каким высокомерным презрением и глумливостью она произнесла слово «жена». Но ведь действительно по праву убитая звалась женой Артура…
— И уж конечно, не я убила паршивого пса.
«Бедный Амос», — подумал Браун.
— Ну-с, кто там еще остался? — спросила она, ухмыльнувшись.
Карелла истолковал ее ухмылку как некий вызов, который хиппи бросали миру, бросали чересчур часто и не всегда по делу. Впрочем, и сам их мир был молод: никто не носил лифчиков, у всех были длиннющие блондинистые патлы, а все «легавые» были свиньями, ни больше и ни меньше…
— Да вроде на этом все, — сказал Карелла и обратился к Брауну: — А ты как думаешь, кто еще, Арти? Остался кто-нибудь?
— Да, пожалуй, нет. Разве что ее отец.
— Да-да, — подтвердил Карелла. — Его ведь тоже убили, так? Вашего отца…
Бетси зло осклабилась.
— Однако начнем сначала, — продолжал Карелла. — С путаны. Сьюзен Брауэр. Кажется, это было во вторник ночью, семнадцатого числа: Что вы на это скажете?
— Присутствие адвоката мне потребуется? — спросила она.
— Только в том случае, если вы сами этого захотите. Только от вас зависит.
— Потому что, — продолжала Бетси, — если начнутся все эти допросы, где я была, да когда и прочее дерьмо…
— Да, мы собираемся спросить вас, где вы были, — сказал Браун.
И подумал: «И прочее дерьмо».
— Тогда, возможно, адвокат мне понадобится, — заявила Бетси.
— Но зачем? Вы что, были где-нибудь не в том месте, где надо?
— А я не помню, где была. Даже не знаю, когда это было.
— Сегодня суббота, двадцать восьмое, — напомнил Карелла. — Значит, это было одиннадцать дней назад.
— Во вторник. Ночью, — уточнил Браун.
— Семнадцатого, — сказал Карелла.
— Тогда я была в Вермонте.
— А я думал, что вы туда поехали после похорон отца.
— Я вернулась туда. Вер-ну-лась. Была там с начала июля.
— Ваша мать знает об этом?
— Я не даю ей отчета в своих действиях.
— А где вы бываете в Вермонте? — спросил Браун.
— Есть у меня там маленькое бунгало, подаренное папой. Думаю, он хотел меня немножко умаслить.
— Где находится это бунгало?
— Я же сказала: в Вермонте.
— Но где именно?
— Грин-Ривер. Домишко в густом лесу. Мне кажется, папа получил его от одного из клиентов в качестве гонорара. Это было еще до его женитьбы на маме. Домишко дышал на ладан, буквально разваливался, вот папа и спросил, хочу я его иметь или нет. Конечно, хочу, сказала я. Дареному коню в зубы не смотрят. Ведь так?
А Карелла думал, что уж она-то своему папаше и стакана воды бы не дала, но от дома не отказалась.
— Кстати, я часто там бываю, — сказала она, — спасаюсь от нашествия крысиной расы.
— И ваша мать об этом не знает?! — спросил Браун. — Что вы часто спасаетесь там от нашествия крысиной расы?
— Уверена, что мать об этом знает.
— Но она не знала, что вы поехали именно туда первого июля.
— В на-ча-ле июля. Пятого числа, точно. А я не помню, сказала ей или нет.
