Иэн Рэнкин - Плоть и кровь
— На, — сказал он. — Возьми и отдай джентльмену его сигареты.
Саутар напустился на него, как леопард в зоопарке, недовольный своей клеткой:
— Не нужны мне…
Шум стих. Саутар оглядел лица обступивших его людей, потом рассмеялся истерическим тонким смехом, ударил себя по голой груди, покачал головой, потом взял сигареты у Ребуса и швырнул на сцену другую пачку.
Ребус повернулся к обвинителю:
— Вас как зовут?
— Джим Хей.
Говорил он с акцентом западного побережья.
— Послушайте, Джим, возьмите сигареты и устройте себе десятиминутный перекур на улице.
Джим Хей хотел было возразить, но потом передумал. Он дал знак своей бригаде, и они последовали за ним на улицу. Ребус слышал, как они зашли в фургон. Теперь он повернулся к Дейви Саутару и Питеру Кейву.
— Я удивлен, что вы тут появились, — сказал Саутар, оживившись.
— Ну, у меня много сюрпризов.
— Только в последний раз, когда вы сюда приезжали, вам пришлось уносить ноги. Вы, кстати, должны извиниться перед Питером.
Саутар совершенно преобразился. Он, казалось, был довольнехонек, словно и не помнил, когда в последний раз выходил из себя.
— Не думаю, что это так уж обязательно, — сказал в тишину Питер Кейв.
— Извинение принято, — сказал Ребус.
Он подтащил стул и сел. Саутар решил, что это неплохая мысль. Он нашел стул и для себя и сел, резко опустившись на сиденье. Ноги он широко расставил, руки засунул в тугие карманы джинсов, изо рта у него свисала сигарета. Ребус тоже хотел закурить, но просить сигарету не собирался.
— Так в чем проблема, инспектор?
Саутар согласился на встречу, но не сказал, что на ней будет присутствовать и Питер Кейв. А может быть, Кейв оказался здесь случайно. В любом случае Ребус не возражал против его присутствия. У Кейва был бледный, усталый вид. Сомнений, кто здесь старший, кто кем командует, не возникало.
— У меня есть несколько вопросов — вопрос о предъявлении обвинений или о чем-то криминальном не стои́т. Договорились?
Саутар соизволил крякнуть в ответ, разглядывая шнурки своих баскетбольных кед. Он и на этот раз был без рубашки, все в той же поношенной джинсовой куртке. Куртка была грязная, ее украшали рисунки тушью и слова, написанные темными чернилами, главным образом чьи-то имена. От грязи и засаленности некоторые слова и рисунки стали неразличимы, тем более что поверх них уже появились новые надписи более густыми и темными чернилами. Саутар вытащил руку из кармана и провел ею по светлым кудряшкам на груди. Он посмотрел на Ребуса дружелюбным взглядом, губы его чуть раздвинулись. Ребус с трудом подавлял в себе желание врезать ему кулаком по физиономии.
— Я могу уйти в любое время, когда захочу? — спросил он у Ребуса.
— В любое.
Стул заскреб ножками по полу — Саутар отодвинул его назад, потом встал. Потом рассмеялся и снова сел. Устроился поудобнее, расставив ноги шире некуда.
— Ну, тогда задайте вопрос, — сказал он.
— Ты знаешь про Бригаду непримиримых оранжистов?
— Конечно. Легкий вопрос — давайте следующий.
Но Ребус уже повернулся к Кейву.
— А ты про нее тоже знаешь?
— Не могу сказать, что я…
— Эй, это я здесь отвечаю на вопросы!
— Через минуту, мистер Саутар.
Дейви Саутару это понравилось — «мистер Саутар». До сего дня его называли «мистер» только в Отделе социального обеспечения и при переписи.
— Бригада непримиримых оранжистов, мистер Кейв, — это экстремистская протестантская группировка, небольшая, но хорошо организованная, штаб-квартира у нее находится на востоке Центральной Шотландии.
Саутар подтвердил это кивком.
— Бригаду выкинули из Оранжевого ордена за экстремизм. Это может дать вам некоторое представление о них. Вы знакомы с их программой, мистер Кейв? Может быть, мистер Саутар вам поможет?
Опять «мистер»! Саутар хмыкнул.
— Ненавидеть папистов, — сказал он.
— Мистер Саутар прав. — Ребус ни на мгновение не отрывал глаз от Кейва с того момента, как повернулся к нему. — Они ненавидят католиков.
— Паписты, — сказал Саутар. — Католики. Латиняне. Труполюбы.[89] Ирландцы херовы.
— И еще несколько ругательных прозвищ, — вставил Ребус. Он выдержал выверенную паузу. — Ведь вы принадлежите Римской католической церкви?
Кейв, словно забывшись, кивнул в ответ, а Саутар скосил глаза в его сторону. Ребус неожиданно повернулся к Саутару:
— Кто возглавляет бригаду, Дейви?
— Мм… Иэн Пейсли![90] — Он рассмеялся и получил в ответ улыбку Ребуса.
— Ну а если по правде?
— Понятия не имею.
— Нет? Не знаешь Гэвина Макмарри?
— Макмарри? У которого гараж в Карри?
— Именно. Он и есть главнокомандующий Бригады непримиримых оранжистов.
— Верю вам на слово.
— А его сын — начальник его армейской полиции. Парнишка по имени Джеймси. На год-другой моложе тебя.
— Неужели?
Ребус покачал головой:
— Краткосрочная потеря памяти. Вот к чему приводит плохое питание.
— Что?
— Ну, все эти чипсы и хрустики. От алкоголя ты отказался. Все это не очень способствует умственной деятельности. Я знаю, как это бывает в районах вроде Гар-Би, — ешь всякую дрянь и колешься любой гадостью, какую удается достать. Тело начинает чахнуть и умирать, вероятно еще до того, как это происходит с мозгом.
Разговор явно принял неожиданный оборот.
— Что это вы несете? — завопил Саутар. — Я не колюсь. И кому хочешь морду набью!
Ребус посмотрел на обнаженную грудь Саутара:
— Как скажешь, Дейви.
Саутар вскочил на ноги, стул из-под него отлетел назад. Он сбросил с себя куртку, надул грудь, поднял обе руки, показывая бицепсы.
— Можете ударить меня в живот, а я даже не моргну.
Ребус мог в это поверить. Живот у парня был плоский, лишь усиленный рябью мышц, и выглядел так, словно был высечен из мрамора. Саутар опустил руки, сложил их на груди.
— Ни одной слабинки — видите? А дурь для дураков.
Ребус примиряюще поднял руки:
— Ты меня убедил, Дейви.
Саутар еще несколько секунд смотрел на него, потом рассмеялся и поднял куртку с пола.
— Интересная татуировочка, кстати.
На нем были обычные доморощенные наколки синими чернилами и одна большая профессиональная на правом бицепсе. Татуировка представляла собой Красную руку Ольстера со словами «Не сдадимся» чуть ниже. Под ней были буквы и послания: ОДС, ПЗО, РППЖ — и SaS.
Ребус дождался, когда Саутар наденет куртку.
— Ты ведь знаешь Джеймси Макмарри, — утверждающим тоном сказал он.
— Разве?
— Ты с ним разговаривал в прошлую субботу, когда бригада маршировала по Принсес-стрит. Ты туда заявился на марш, но тебе пришлось уйти. Однако прежде ты поздоровался со старым дружком. Ты ведь с самого начала знал, что мистер Кейв — католик. Да? То есть, я хочу сказать, он и не скрывал этого.
Саутар, казалось, был сбит с толку. Вопросы следовали один за другим, сосредоточиться было трудно.
— Пит был с нами честен, — признал Саутар, старясь не терять почву под ногами.
— И это тебя не беспокоило? Я хочу сказать, ты приходишь в его клуб, приводишь с собой свою банду. И банда католиков тоже приходит. Как к этому относится Джеймси?
— К нему это не имеет никакого отношения.
— Но ты увидел в этом плюс. Встретиться с католической бандой, разделить территорию. Так это действует в Ольстере — ты об этом слышал. Кто тебе об этом сказал? Джеймси? Его отец?
— Его отец?
— Или кто-то из «Щита»?
— Я даже никогда… — Дейви Саутар замолчал. Потом, тяжело дыша, ткнул пальцем в сторону Ребуса. — Вы по уши в дерьме.
— Я стою на твоих плечах. Брось, Дейви.
— Мистер Саутар.
— Хорошо, пусть будет мистер Саутар.
Ребус повернул руки раскрытыми ладонями вверх. Он сидел на стуле, раскачиваясь на задних ножках.
— Давай-ка сядь. Разговора-то всего ничего. Все знают про «Щит», все знают, что ты в нем состоишь. Ну, может, кроме мистера Кейва. — Он повернулся к Питеру Кейву. — Скажем так: «Щит» — это еще более экстремистская организация, чем Бригада непримиримых оранжистов. «Щит» собирает деньги — делает это посредством насилия и вымогательства — и отправляет оружие в Северную Ирландию.
Саутар отрицательно покачал головой:
— Вы — ничто, у вас ничего нет.
— Но зато у тебя есть кое-что, Дейви. У тебя есть ненависть и есть злость. — Он снова повернулся к Кейву. — Понимаете, мистер Кейв? Вам следует задать себе вопрос: почему Дейви мирится с преданным сыном Римской церкви, или «Римской шлюхи», как сказал бы об этом сам Дейви? И ответить на этот вопрос необходимо.
Когда Ребус оглянулся, Саутар был на сцене. Он раскидывал декорации, пинал их, топтал, потом спрыгнул и бросился к двери. Его лицо покраснело от злости.