Николай Леонов - Черные хирурги

– Намек поняла, – уныло сказала Катя. – Мужчины уважают прекрасных женщин, а не доступных шлюх.

– Знаешь, Кать, я жизнь всякую повидал, и людей – тоже всяких. Люди отличаются не только характерами, воспитанием, духовностью. Они отличаются еще и физиологией. Вот твоя Элка, к примеру, из той категории женщин, которым физиологически секс очень нужен. Так они устроены. Она может быть чудесным человеком, женой, матерью, но вот такая у нее особенность. Она это любит. И для такой категории женщин в определенный момент, когда ее одолевает желание, зачастую неважно, с каким человеком этот секс будет. Просто ей очень хочется. Ну, конечно, минимальные требования существуют к потенциальному партнеру, но такие женщины могут и делают это запросто, без любви. Я не говорю, что это плохо, это их физиологическая особенность. Они всегда изменяли и будут изменять своим любимым, мужьям, особенно когда в рот попадает хоть капля алкоголя, который усугубляет желание. И ничего тут не поделаешь. А есть и другая категория. Те, для кого секс возможен только с любимым человеком. Есть, правда, малочисленная категория тех, кому секс вообще не нужен и противен. Но тут, скорее всего, не физиологическая особенность, а психологическая.

– Значит, я отношусь…

– Ко второй категории, – поспешно вставил Гуров. – А все проститутки получаются именно из первой категории. И становятся они ими не потому, что возникла безвыходная ситуация, а потому, что им нравится этим заниматься. Плюс, за это хорошо платят.

– Вы много общались с проститутками?

– Я много общался с людьми. Хочешь, я безошибочно определю, что тебя толкнуло на все это?

Катя промолчала.

– Наверняка вы с матерью живете без отца. А в школе одноклассницы, у которых родители с достатком. И вещи у них дорогие, а телефоны крутые – новейшие коммуникаторы. И то, что им дано по рождению – считай, волей случая, – ты захотела получить сейчас и сразу. Только сразу ничего не дается. Это только в тех же сказках, где описаны извечные мечты человеческие, говорится о халяве. А в жизни ее не бывает. За все надо бороться, и бороться головой.

– Жизнь – штука сложная, – по-взрослому сказала девушка.

– Жизнь – штука простая, – возразил Гуров. – Как удачно сказал один из классиков: жизнь не так проста, как вы думаете, она гораздо проще. Понимаешь, Катя, существует вот этот мир, – Гуров кивнул головой назад, в сторону загородного дома. – А существует еще и вон тот, – Гуров протянул руку и указал на звездное небо.

– Это вы о внеземных цивилизациях? – с подозрением спросила Катя.

– Вовсе нет. Ты посмотри на небо и прислушайся к себе. Что оно в тебе будит, на какие мысли наводит? Нет, Катюша, это я о мире мечты, о мире прекрасного, чистого. Это мир вдохновения, стремления и душевного покоя. А душевный покой наступает тогда, когда человек находится в согласии с собой.

– Вы что, поэт?

– Нет, какой я поэт. Я просто человек, который находится в согласии с собой.

– А правда, кто вы такой? Как-то вы не вяжетесь с той компанией.

– Я человек «никто», который пришел «ниоткуда» и уйду в «никуда».

– Сейчас выяснится, что вы инопланетянин, – хихикнула девушка.

Гуров повернул голову и посмотрел на девичий профиль. Смеется – это хорошо.

– Не выяснится, – пообещал он. – Пошли-ка, а то мы тут до утра просидим.

Они снова двинулись в сторону шоссе. На дороге, ведущей в город, машин было мало. Гуров шел молча и поглядывал на свою спутницу. Катя почти постоянно смотрела в роскошные алмазные россыпи звездного неба.

На контрольном пункте ГИБДД при въезде в город Гуров подошел к старшему лейтенанту и попросил помочь отправить девочку домой. Он изложил простую легенду: приехали на дачу, машина забарахлила. Дочери утром нужно успеть на поезд. Офицер оказался нормальным парнем. Он остановил своего коллегу на машине, который ехал в город, и попросил захватить девчонку.

Катя уже садилась в машину, но неожиданно вернулась к Гурову:

– Спасибо вам, Павел Андреевич. Я не помню своего отца… вы так со мной говорили, что на душе стало легко и просто. Мне всегда хотелось, чтобы у меня был отец. Такой, как вы.

Гуров улыбнулся, наклонился и чмокнул Катю в лоб.

– Беги домой, дочка. Бог даст – еще увидимся. На звездной дороге.

Вчера под утро Гуров вернулся в загородный дом Кузнецова. Перетерпел тошнотворное зрелище тяжкого пробуждения после бурной попойки. Изображать похмелье пришлось недолго: в одиннадцать пришло заказанное такси.

Размышляя о Крачковском, Гуров вертел ситуацию то так, то эдак. И убедился, что как ни крути, а перевербовывать хирурга уже можно. Дошел он до нужной кондиции душевного диссонанса. Душа – точнее, душонка – этого человека рвалась наружу в поисках выхода. А выходом могла быть душещипательная беседа с человеком, который докажет и покажет, что понимает его. С человеком, который облегчит душу, подскажет выход. Правда, выхода у Крачковского другого не было, кроме как явиться с повинной. Но подготовить его к этому нужно осторожно, подсказать пути искупления.

На часах было половина третьего ночи, когда Гуров добрался на частнике до Агафоновки. Погода была мерзкой. Поднялся сильный ветер, небо заволокло тучами, и ни зги не было видно. Если пойдет дождь, то придется грязь месить в этих переулках. Здесь не было и следов асфальта.

Когда Гуров приблизился к дому Крачковского, в соседнем дворе с остервенением залаяла собака. Ну, все! Теперь подключатся в других дворах, и начнется такой лай на весь поселок! Через три минуты лаяли уже десятки собак. Гуров поморщился. Ему очень не хотелось, чтобы кто-то увидел его здесь и сейчас.

Протиснувшись в знакомый пролом забора, Гуров, пригибаясь, двинулся к окну. Все тот же слабенький свет пыльной лампочки под потолком, но только за столом никто не сидел и не листал журналов. Если есть свет, значит, человек не спит. Между прочим, это и хорошо – не придется будить и объясняться через дверь. Хотя объясняться придется все равно, потому что люди двери на ночь обычно запирают.

Гуров обошел большой куст шиповника и, мягко ступая по скрипучим ступеням небольшой открытой веранды, оказался у входной двери. Немного подумав, он тихонько потянул за ручку. Дверь подалась с неприятным скрипом. С одной стороны, хорошо, что не заперта, но с другой – настораживает. Что-то Гурову тут не нравилось. Закрыв за собой входную дверь, сыщик оказался в полной темноте маленьких вонючих сеней. Подсветив себе экраном мобильного телефона, он нашел дверную ручку. И эта дверь свободно подалась. Быстро пробежав глазами по комнате, Гуров прикрыл за собой дверь.

Крачковского в нищенски обставленной комнате не было. Во второй половине дома виднелась большая цветастая занавеска. Обычно в деревнях такие занавески использовались за неимением дверей. Гуров сделал несколько осторожных шагов. В доме ни звука. Сыщик плавно отвел в сторону занавеску.

Ну, вот и решение проблемы. Выражение, приписываемое Сталину, гласит, что нет человека – нет проблемы. Человека не было. Был труп. С признаками насильственной смерти. Потому что человеку не свойственно падать спиной на большой кухонный нож, а потом мгновенно переворачиваться на живот. Зафиксировав профессиональным взглядом обстановку, вплоть до мельчайших подробностей, Гуров так же тихо покинул комнату, предварительно протерев носовым платком дверные ручки. Так же тщательно он протер и ручки наружной двери на веранде.

Лев быстро отогнал первую же мысль, которая пришла ему в голову. Выводы, они на то и выводы, что должны базироваться на фактах. К ним нужно приходить в результате анализа, а не под действием сиюминутного импульса. Убрали! Погоди, Лев Иванович, погоди.

Кроме того, что следовало быстро разобраться в ситуации, нужно было еще и обезопасить себя от возможных улик. Отпечатки пальцев он стер, а кроме дверных ручек, ничего в доме Крачковского не трогал. Ботинки. По большому счету, от них следовало бы избавиться. Забить в носы по камню, и в Волгу. Беда в том, что это его повседневные ботинки, которые все видели и все знают. Начнись сейчас расследование и быстро всплывет, что в круге знакомых убитого один человек поменял обувь. А старая обувь исчезла. Ботинки менять нельзя; нужно сделать так, чтобы ее следы в доме не соответствовали контрольным следам, которые могут сделать эксперты. Плюс химический анализ следов почвы на подошве и почвы около дома убитого.

Гуров поймал частника и попросил довезти его до крытого рынка. Там он перебежал на соседнюю улицу, остановил такси и доехал до Волги. Там снова поменял машину и доехал до городского парка. И только здесь нашел круглосуточный ларек, где купил пачку йодированной соли и кальцинированной соды. Обойдя стороной гаражи и лодочную станцию, добрался до берега реки в безлюдном месте. Отыскав ржавую консервную банку, развел в ней крутой рассол с содой и щепкой стал наносить состав на подошвы ботинок. Выждав минут тридцать, на обломке красного кирпича Лев долго и старательно стирал рисунок подошвы своих ботинок. Парочка повреждений острыми краями кирпича будет очень кстати, не считая общей стертости. Потом он прополоскал подошву в речной воде, чтобы смыть следы наждачной обработки. Потом снова минут на тридцать нанес свой крутой содово-соляной состав. Все, теперь ни один химический анализ не подтвердит следов земли со двора дома Крачковского, и отпечаток ботинка, коли такой найдется у экспертов, к делу не пришьешь. Остатки соли и соды пришлось закинуть далеко в реку – вместе с кирпичом.