Лейф Перссон - Тот, кто убивает дракона
– Значит, ты помнишь Ролле Столхаммера, – констатировал Тойвонен.
– Один из самых клевых полицейских, с кем я когда-либо сталкивался. Брал меня с собой на бокс пару раз, когда я был мальчишкой. Хотя в любом случае все пошло прахом, – сказал Чебот и пожал плечами.
– Ты встретился со Столхаммером и Даниэльссоном в Солвалле, – напомнил Тойвонен.
– Конечно, – сказал Чебот, – в прошлую среду. Где-то около шести. Всего за несколько часов до того, как Даниэльссон имел близкий контакт третьей степени со своей собственной кухонной утварью. Столис и я обменялись несколькими словами. Он спросил, как у меня дела. Сказал, что я просто дьявольски выгляжу. Настолько, что он даже не осмеливался просить меня поздороваться с его старым школьным приятелем. Даниэльссоном то есть. Хотя глазки у него блестели. Когда, значит, он говорил это. Оба, Столис и Даниэльссон, похоже, были в отличном настроении, и Даниэльссон протянул вперед лапу и представился. Калле Даниэльссон, сказал старикан, и я издалека почувствовал, что он уже пропустил рюмочку-другую за день. Если бы я не сидел, возможно, свалился бы, когда он дыхнул на меня.
– И что ты сказал?
– Чебот, – ответил Чебот. – А что бы ты сам сказал? Будь ты на моем месте?
– Извини за глупый вопрос, – сказал Тойвонен. – Но какое это имеет отношение к ограблению инкассаторской машины? Какая связь между Даниэльссоном и налетом?
– Парни, стоявшие за ограблением. Речь не о Токареве и том, кто сидел за рулем. А о серьезных ребятах. Которые уже зачистили и Токарева, и водилу, поскольку те нагородили дел. Ты в курсе, кто они?
– Да, у нас есть идеи на сей счет, – проворчал Тойвонен. – Я слушаю.
– Фархад Ибрагим, – сказал Чебот.
«Правильно», – подумал Тойвонен.
– Его чокнутый младший брат Афсан Ибрагим.
«Опять в точку», – одобрил Тойвонен.
– И потом их ужасно жуткий кузен. Здоровый дьявол Хассан Талиб, – сказал Чебот и повторил: – Фархад Ибрагим, Афсан Ибрагим, Хассан Талиб.
«Три попадания из трех», – подумал Тойвонен и спросил:
– И почему ты думаешь, что они стоят за ограблением?
– Люди болтают, – сказал Чебот. – А этого достаточно, если умеешь слушать, – объяснил он и приставил ладонь к уху.
«Ну конечно, люди болтают», – подумал Тойвонен, который уже слышал те же разговоры и, кроме того, сам сумел просчитать то и другое.
– Я все еще не понимаю, как Даниэльссон вписывается в эту картинку, – сказал он.
– Он и Фархад знали друг друга, – пояснил Чебот.
– Сейчас ты, наверное, заблуждаешься, Чебот. Откуда ты это взял? – спросил Тойвонен. «О чем он, черт возьми, говорит?»
– Перехожу к этому, – сказал Чебот. – Ну, значит, когда Ролле и его приятель откланялись, после того как мы поздоровались в Солвалле, я неожиданно вспомнил, что видел этого человека раньше в тот же день. Все произошло где-то в обед. Прогуливаюсь я себе спокойно по Росундавеген и решил заскочить в пиццерию, немного заморить червячка. И кого я вижу в тридцати метрах дальше по улице, стоящим и разговаривающим с каким-то старым пнем на углу Хасселстиген? В двадцати метрах от пиццерии, куда я направлялся?
– Я слушаю.
– Фархада Ибрагима, – выдал Чебот.
– Ты и с ним знаком?
– Догадайся, откуда его знаю. Мы тянули срок вместе. В одном коридоре в Халле десять лет назад. Если не веришь мне, наверняка можешь посмотреть в своем компьютере. Фархад Ибрагим собственной персоной, самый страшный из людей.
– И что ты тогда сделал?
– Повернул резко, – признался Чебот. – Фархад из тех, кто убивает просто на всякий случай, и, если он сейчас занимается своим обычным дерьмом, у меня не было никакого желания оказаться втянутым в его делишки, когда я просто собирался поесть пиццы.
– Ты уверен, что он там разговаривал именно с Калле Даниэльссоном?
– На все сто двадцать, – кивнул Чебот. – На сто двадцать процентов, – уточнил он.
– Но откуда такая уверенность? – не унимался Тойвонен.
– Это мой хлеб, – ответил Чебот.
– Я тебя услышал, – сказал Тойвонен.
«И как, черт побери, мне сейчас обойтись без Бекстрёма, если это правда?» – подумал он.
– Как насчет тысячи? – спросил Чебот.
– Что думаешь о двадцатке? – решил поторговаться Тойвонен.
– Я согласен на половину, – предложил Чебот без особой веры в успех.
– Пусть будет две сотни, – принял решение Тойвонен.
– Если ты так говоришь, – согласился Чебот и пожал плечами.
41
Одновременно с тем, когда Тойвонен доверительно разговаривал с Чеботом, Бекстрём собрал экстренное совещание своей разыскной группы по причине убийства Септимуса Акофели.
Как обычно, сначала слово предоставили Ниеми. Он сопровождал труп до лаборатории судебной медицины, в то время как Чико Фернандес взял с собой другого коллегу и снова посетил квартиру разносчика газет с целью обследовать ее еще раз. Сейчас они оба были на месте.
– Его задушили, – сказал Ниеми. – Это единственная причина смерти. Больше никаких повреждений на теле. Он совершенно голый вдобавок. Задушили петлей, затянутой на шее сзади, там остался след от узла. Если вы спросите меня, по-моему, он пребывал в полном сознании, и нападение застало его врасплох.
– Почему ты так считаешь? – спросила Анника Карлссон.
– У него есть отметины на пальцах. Они появляются, когда человек пытается ослабить петлю. Помимо всего прочего, также сломана пара ногтей, пусть они у него достаточно короткие.
– Какие у тебя мысли относительно типа петли? – спросил Бекстрём.
– Если говорить о веревке, ее мы, значит, не нашли, то она достаточно тонкая. Речь может идти обо всем, начиная от грубого шнура, бельевой веревки и заканчивая, пожалуй, обычным электропроводом, но шнурок для жалюзи тоже отлично подходит. Сам больше я склоняюсь к тонкому электропроводу.
– И почему же? – спросила Анника Карлссон.
– Поскольку он годится лучшего всего, – сказал Ниеми и криво улыбнулся. – Легче затянуть. Ты тянешь и обматываешь вокруг, сидит надежно.
– Ты имеешь в виду, надо быть профессионалом, чтобы сделать это? – поинтересовался Альм.
– Не знаю. – Ниеми пожал широкими плечами. – Мне трудно поверить в это. Много ли профессионалов по части душить людей в нашей стране? Все десантники, морская пехота, коллеги из спецподразделений и югославы, которые покуролесили на Балканах. По их словам, по крайней мере здесь они, похоже, в состоянии держать себя в руках. Преступник обладает значительной физической силой. Он выше Акофели, единственное, что я могу сказать.
– Как тот, кто задушил Даниэльссона, – констатировал Бекстрём.
– Ну, мне пришла в голову та же мысль, – согласился Ниеми.
– Что нам известно относительно времени смерти? – спросил Бекстрём.
– Предположительно тот самый день, когда он исчез, – ответил Ниеми. – То есть пятница 16 мая – утро, день или вечер.
– Почему ты так считаешь? – поинтересовался Бекстрём.
– Вовсе не из-за каких-то следов на теле, свидетельствующих об этом. Но так обычно всегда случается. Когда они прекращают звонить по своим мобильным телефонам, не выходят на работу, не используют платежные карты, когда их обычный порядок жизни нарушается. Тогда, значит, что-то случилось. Так происходит почти всегда. – И Ниеми кивнул в качестве подтверждения своих слов.
«А финик не так глуп», – подумал Бекстрём. Он ведь сам использовал то же правило уже в течение тридцати лет.
– Тело в хорошем состоянии, – между тем продолжал Ниеми. – Задушенного, голого, Акофели сложили пополам, упаковали в пластик с помощью обычного скотча и засунули в его собственную сумку-тележку для газет. Полиэтилен от трех обычных черных мешков для мусора, вы знаете. Скотч стандартной модификации, не более пяти сантиметров шириной. Я думаю, все произошло сразу. Пока не наступило трупное окоченение. В сумке находится также груз. Четыре блина от штанги, каждый по пять кило, то есть всего двадцать килограммов, которые соединены вместе тем же скотчем. Поскольку Акофели весил примерно пятьдесят килограммов, груз двадцать, а сумка приблизительно десять, точный вес будет известен, как только она высохнет, то мы говорим о пакете где-то в восемьдесят килограммов.
– Автомобиль, – сказал Альм. – От места преступления до места находки тело доставили на машине.
– Все иное крайне маловероятно, – согласился Ниеми. – Я прочитал интересную маленькую статью на днях, в издании для экспертов, где речь шла о преступниках, бросающих свои жертвы на земле. Крайне необычно, если кто-то несет или тащит тело более семидесяти пяти метров.
– А если у них есть тележка? – спросил Бекстрём.
– Несколько сотен метров самое большее, – констатировал Ниеми. – Обычно при больших расстояниях и тележку, и тело сначала перевозят на машине.
– Место преступления где тогда? – поинтересовался Бекстрём.
– Ты думаешь о квартире Акофели на Форнбювеген, 17, – сказал Ниеми и обменялся взглядом с Фернандесом.
