Николай Леонов - Пир во время чумы
– На меня плевать, я ответственен перед шефом.
– Он политик, в прошлом спортсмен, должен понимать: хочешь нокаутировать – обязательно раскрываешься, рискуя налететь на встречный удар… Желаю вам твердости и смелости. Буду звонить.
– Да что я…
Гуров положил трубку и передразнил абонента:
– «Да что я»… Каждый прикидывается муравьем, оправдывает свое бездействие.
– Лев Иванович, вы кого уговариваете? – спросил Классик.
– А вас троих чтобы я больше не слышал и не видел. Вы составляете смету, получаете деньги, карабкаетесь, цепляетесь, кусаетесь. У тебя в госпитале поклонницы остались?
– Если только медсестра, – неуверенно протянул артист.
– На уровне главврача я решу, мне нужны две, лучше три медсестры, – сказал Гуров.
– Как ты догадался? – удивился Станислав. – Ты противный мужик, я тебя не люблю.
– Я не девка, меня любить не обязательно. Еще один звонок, и поехали. – Гуров вновь взялся за телефон.
Примерно месяц назад Гуров уже разговаривал с супругой популярнейшего телеведущего. Маша, так звали жену звезды, даже по телефону произвела впечатление интеллигентной, обаятельной женщины. На этот раз он не мог долго пробиться в Москву, затем был занят московский номер. В конце концов, когда, казалось бы, все препятствия преодолены, строгий женский голос произнес:
– Здравствуйте, я не могу позвать к телефону Машу, она больна. Извините.
Но сыщик успел сказать, не дал строгой даме положить трубку:
– Простите, вас беспокоит не поклонник Марии или ее знаменитого супруга, а из милиции, по неотложному делу.
– Неотложное дело – это разбитое окно, – язвительно заметила дама. – Участковый заходил, стекло мы давно вставили.
– Рад за вас. Говорит полковник Гуров. Вы не можете позвать Марию, я понимаю, но отнести к ней аппарат вас не затруднит?
Видимо, звание и безукоризненная вежливость произвели впечатление, но не сломали оборону окончательно.
– Да поймите, полковник, у девочки температура, горло…
– Клянусь вам, – перебил сыщик, – Маша не станет разговаривать. Она лишь меня выслушает и положит трубку.
– Пять минут, и я вас разъединю, – смилостивилась дама.
– Здравствуйте. – Голос у Маши действительно сипел. – Лев Иванович, это вы?
– Виноват, не разговаривайте, слушайте, надеюсь, скоро поправитесь, – быстро проговорил Гуров. – Вскоре к вашему мужу обратятся из думской фракции с просьбой об интервью. Это крайне серьезно. Заверьте супруга, просьба продиктована отнюдь не желанием одного из кандидатов в начинающейся гонке покрасоваться на экране. Вопрос крайне серьезный и далеко не безынтересный для вашего супруга.
– Он не нуждается в рекламе, – суховато сказала Маша.
– А я рекламы так просто боюсь. Я работаю на земле, есть у нас такое выражение: мне только и не хватает, чтобы меня видели по телевизору, а затем подстрелили на улице. Желаю вам скорейшего выздоровления, и передайте поклон супругу.
Сыщик положил трубку, отер платком лицо.
– Все, что можно сделать языком, сделано. Осталось лишь храм поставить. – Он прошел к ширме.
Глаза Капитана смотрели осмысленно, беззлобно, даже с некоторым сочувствием.
– Я рассчитываю на тебя, Алексей Иванович, будь другом, не подведи. – Сыщик пожал его худую руку. – Может, и свидимся.
– Это ты брось, мент! Не дави на жалость. – Капитан сел. – На таких, как ты, только и пахать.
– Спасибо, за это не волнуйся: пашут, даже не распрягают. – Гуров пожал руку Сильверу, показал кулак Классику, кивнул Станиславу на дверь. Сыщики вышли на улицу и остановились – казалось, перед лицом опустили черный бархат. Они немного постояли, темень рассеялась, глянули подслеповатые окошки домов на другой стороне улицы. Справа шевелились фигуры, слышался шепот.
Гуров снял машину с сигнализации, сел за руль, врубил фары. Несколько женщин стояли у забора, прикрывая лица от резкого света.
– Никак нашего дозорного пришибли? – спросил Станислав.
Гуров не ответил, ощущая беду, вынул из ящика мощный фонарь, выбрался из автомобиля, направился к собравшимся.
– Изверги, мужиков вам не хватает, детей кончаете? – Голос звучал высоко, отчаянно.
Гуров подошел, чиркнул лучом по ногам, выхватил лежавшее на тротуаре маленькое тело и быстро отвернулся. Он осветил себя и подошедшего Станислава, который с ходу напористо и зло сказал:
– Ясное дело, никто ничего не видел и не слышал!
– А пошел бы ты, смельчак херов! Сейчас коромыслом перекрещу, враз поумнеешь. – У моложавой крепкой женщины в руках действительно было коромысло.
– Я, сестренка, крещеный, – ответил Стас. – В милицию, конечно, не звонили? – Он присел, положил ладонь на лоб Петра. – Примерно с час, сразу, как вышел.
– А тебе больше других надо? – одернул друга Гуров. – У них своя жизнь, свои счеты.
– У тебя, командир, детей нет, партбилет отобрали, в церковь ты не ходишь, – поняв друга и подыгрывая ему, резко говорил Стас. – Бабоньки, схороните по-людски, пацан еще, божий человек.
– Его ко мне в сад кинули, – начала объяснять худая старуха. – Он бутылки собирал, я его видела.
Стас сунул старухе сто рублей, перекрестился.
– Схороните да помяните. – Стас пошел догонять Гурова, когда услышал:
– Ты случаем не ошибся, мил человек? – старуха ковыляла следом, показывала стольник. – Много дал.
– Ошибся, – кивнул Стас. – Но я, мать, человек верующий, а деньги обратно брать грешно. – Он широко перекрестил женщину, сел в машину.
– Как последний фраер, – шептал Гуров. – Я ублюдку этому на обувку дал, пожалел змею.
– Торопимся, думать не успеваем, – сказал Станислав. – Считай, пустой крючок словили. Лоху последнему понятно: не мог Мефодий придурка в рваных кедах за нами пустить. Старик палку перегнул, а мы сломали, и парня зарезали.
Гуров дернул с места так резко, что Стас поперхнулся, через некоторое время спросил:
– Я сам-то не перегнул, святым прикинулся? Ведь, если по делу, у нас к нищему интереса нет, мы менты. Я ломался, желая артистов защитить. Слух пойдет, что мы вроде переживали, и тогда бандиты артистов спалят.
– Заткнись. Мир Петрухе, он сейчас в раю, слава богу, его не сгребли, в подвал не затащили, легко умер.
– Я из своих «легких» покойников могу себе дорогу в ад вымостить. Куда едем?
– Тебя домой подброшу, сам к Мефодию подамся. Тяжелый разговор предстоит. Нам письмо Иуды и горячие стволы необходимы, – ответил Гуров.
– А убийцы? – спросил Станислав.
– Этих покойный мальчонка фактически назвал. Завтра поутру подашься на базар, уточнишь, – сказал Гуров. – С Мефодием, ясное дело, они уже переговорили… Может, звонили, понятно, что у них в местной спецслужбе верный человек имеется.
– И нас заказали, а ты в топку лезешь. – Станислав длинно выматерился. – Я тебя не пущу.
– Правильно, ты меня, Стас, не пущай. Молодая девка в такое время должна у материного подола сидеть, а не по бандитскому городу шастать. Но ты за меня не переживай. Мефодий хитер и осторожен, он на такую мокруху не пойдет. Я ему исход дела толково объяснил, главное, чистую правду сказал. А матерый зверь такую правду очень тонко чувствует. Он нам до крайности мешать будет и гадить, но край не перешагнет, повязан. У него на руках Никола, Настя да Варвара. Был бы Мефодий один, я бы за наши жизни рубля не дал. Сейчас расклад иной.
Он притормозил машину у ворот усадьбы Бунича. Стас вышел, дверцу не закрывал, хотел что-то сказать. Гуров ему подмигнул:
– Нет, дружище, со мной ехать не надо, – перегнулся через сиденье, захлопнул дверцу и уехал.
Не веря в бога, Стас непроизвольно перекрестился.
Вскоре сыщик остановился уже у ворот в садик Николая Тишина, где его встретили два ладных парня с автоматами.
– Здравствуйте! – Один шутливо козырнул. – Что так поздно, может, хозяева легли?
– Тебе поговорить не с кем? – Гуров засигналил. – Открывай, неси службу, береги здоровье.
– Отчаянный вы мужик! – Парень открыл ворота, и сыщик въехал на просторный двор.
У крыльца стояла машина Мефодия, в которой сидели парни с автоматами, что Гурову не понравилось, но он хлопнул ладонью по капоту, взбежал по ступенькам, позвонить не успел, как дверь открылась. На пороге его встречала Варвара, смотрела в глаза, преграждала путь.
– Добрый вечер, Варвара Никитична. – Сыщик поклонился.
– Может, в столице и вечер, в нашей деревне ночь уже. Коль приехал, проходи. – Варвара уступила дорогу, лязгнула тяжелым засовом.
Молодые хозяева и Мефодий чаевничали.
– Добрый вечер, приятного аппетита. – Гуров без приглашения снял куртку, положил на табуретку, сел к столу. – Варвара Никитична, будьте ласковы, налейте мне покрепче. – Достал портсигар, вынул таблетку тонизирующего американского снадобья, названия которого не хотел запоминать, положил под язык.
– Добрый вечер, – запоздало и чуть слышно прошептала Настя, поднялась из-за стола, поклонилась и ушла к себе.
