Джеффри Дивер - Во власти страха
Но потом Саманта подумала: «Что, если он настоящий психопат? С ножом? Судя по его пронзительному взгляду, это возможно. А буквально вчера произошло убийство – какую-то девушку в Сохо убили в подвале. В таком, как этот. Черт возьми, я буду сопротивляться…»
И тут Саманта рассмеялась. Появился обладатель полусапожек – пожилой толстяк в костюме с галстуком-шнурком. Турист из Далласа или Ньюстона. Он бросил на нее взгляд, кивнул в рассеянном приветствии и вошел в мужской туалет. Она снова повернулась к двери.
Давай, выходи, милочка. Господи! Навела свой сучий макияж? Или выблевываешь четвертый коктейль «космо»?
Саманта снова взялась за круглую дверную ручку, решив напомнить не считающейся с остальными особе, что образовалась очередь. Ручка повернулась.
Черт возьми, подумала Саманта. Дверь все время была не заперта. Видимо, она минуту назад поворачивала ручку не в ту сторону. Как можно быть такой глупой? Она вошла, включила свет и закрыла дверь. И увидела мужчину, стоявшего за дверью. На нем были комбинезон и вязаная шапочка. Он мгновенно запер дверь.
О Господи…
Его лицо горело, нет, было искажено, смято под прозрачным желтым латексным капюшоном. На руках у него были резиновые перчатки того же цвета. На левой, между краем перчатки и рукавом виднелась часть красной татуировки – какое-то насекомое с клешнями, крохотными ножками, но человеческими глазами.
Ах, нет, нет, нет…
Саманта быстро повернулась, потянулась к двери, но он опередил ее, обхватив вокруг груди. И она ощутила острую боль, когда он ткнул ее в шею. Отбиваясь ногами, она начала кричать, но мужчина прижал ей ко рту мягкую ткань, поглощавшую звуки.
А потом Саманта увидела напротив туалета маленькую дверь, размером примерно два фута на три, открытую в темноту – в туннель или проход в еще более глубокий подвал под рестораном.
– Пожалуйста! – проговорила она, но это слово было поглощено кляпом.
Саманта становилась вялой, утомленной. Страх почти исчез. И она поняла: толчок в шею означал какой-то укол. Прежде чем сон охватил ее полностью, Саманта почувствовала, как ее опускают на пол, а потом волочат к черному проему.
Она ощутила тепло, струйку, текущую вниз по ноге, – результат страха и отсутствия контроля. Неизвестное снадобье, которое он вколол, оказывало свое действие.
– Нет, – прошептала Саманта. И услышала в ухе голос.
Сейчас.
Слово звучало очень долго, словно не напавший говорил, а шипело насекомое на его руке.
Глава 28
Принцип кожи… Работая тату-машинкой на замечательном животе новой жертвы, Билли размышлял о своей одержимости этой материей, холстом Господа Бога. Кожей.
Но она представляла собой и холст Билли, он увлекся ею, как Собиратель Костей скелетной системой тела, которая и ему показалась интересной после «Серийных городов». Однако кожа представляла собой гораздо более откровенную часть человеческого тела. Более существенную. Более важную.
Какие озарения давали кости? Никаких. В отличие от кожи. Из покровных, защищающих тело органов кожа развита гораздо больше, чем копыта, ногти, чешуя, перья и сложные наружные скелеты ползающих членистоногих. У млекопитающих кожа – самый большой орган. Даже если б органы и сосуды могли управляться каким-то альтернативным изобретением доктора Сьюза[14], кожа способна на гораздо большее. Она предотвращает инфекции, служит самой первой предупреждающей системой и защитой от сильного холода и жары, от болезней и инфекций, от клещей, зубов и дубин, а в определенных обстоятельствах даже от копий и пуль. Кожа удерживает жизненно необходимое вещество – воду. Она поглощает свет, в котором мы нуждаемся, и даже производит витамин Д. Что скажете? Кожа. Нежная или грубая, словно выделанная. Вокруг глаз толщина ее всего полмиллиметра; на подошвах ступней – пять миллиметров. Эпидерма – верхний ее слой, бежевая, черная или коричневая оболочка, которую мы видим, под ней дерма, которую должны прокалывать иглы тату-машинки. Кожа восстанавливается, то есть самая красивая на свете татуировка исчезнет, если иглы вошли недостаточно глубоко. Это было бы все равно, что писать Мону Лизу на песке.
Но эти основные сведения о коже, как бы ни были они интересны Билли Хейвену, не затрагивают ее истинной ценности. Кожа показывает, кожа объясняет. Морщины говорят о возрасте и деторождении, мозоли намекают на профессию и хобби, цвет наводит на мысль о здоровье. И, кроме того, существует пигментация. Это совсем другая история.
Билли откинулся назад и стал разглядывать работу на коже своей жертвы. Да, хорошо. Стиль Билли…
Часы на его правом запястье зажужжали, а через пять секунд и вторые – в кармане. Своеобразный будильник, предписанный Заповедями Модификации. Неплохая идея. Билли, как и большинство художников, могли застать врасплох за работой.
Он встал и в свете галогенового фонаря, пристегнутого ко лбу, обошел тускло освещенное пространство под «Провансом-2». Оно представляло собой восьмиугольный подвал около тридцати футов в поперечнике. Три свода вели в три темных туннеля. В минувшие века, как вычитал Билли в исследованиях, эти коридоры использовались для перегона скота к двум подземным бойням на западной стороне Манхэттена. Здоровых быков гнали по одному туннелю, больных – по другому. Тех и других забивали на мясо, однако нечистое продавали беднякам Адской кухни, отправляли в другие города, в том числе в Бруклин, и на грязные рынки. Мясо здоровых животных попадало на кухни жителей престижных районов и лучших ресторанов Нью-Йорка.
Билли не знал, какой туннель предназначался для здоровых животных, какой для больных. Он ходил по обоим, пока они не закончились – один кирпичной стеной, второй каменной. Билли же хотелось татуировать эту молодую женщину в туннеле для больного скота – это казалось более уместным. И он остановил свой выбор на месте, где скот сортировали, – в самом восьмиугольнике.
Билли внимательно осмотрел женщину. Татуировка получилась хорошо. Фестонное окаймление тоже. Он был доволен. Дома, когда он делал работу для клиентов в своей мастерской, их реакция его не интересовала. У него были свои мерки. Работа, к которой клиенты оставались равнодушными, могла вызвать у него бурный восторг. Или, например, молодая женщина могла смотреть на изображение своего свадебного торта (такие наколки были популярны) и плакать, умиляясь его красоте, но если Билли видел хоть один изъян, крохотный штрих не на месте, то злился на себя несколько дней.
Однако сейчас все было хорошо. Он остался доволен. Интересно, поймут ли теперь его сообщение? Но нет, даже Линкольн Райм не настолько умен.
Подумав о трудностях, с которыми столкнулся в больнице и поликлинике, он решил, что пора уже остановить преследователей.
Одна из максим в Заповедях, написанных беглым почерком Билли: гласила: «Постоянно подвергай переоценке разыскивающих тебя полицейских. Может оказаться необходимым воздвигнуть препятствие в розысках. Целься только в полицейских невысокого звания; вышестоящие и начальники будут прилагать больше усилий, чтобы найти тебя». На языке Билли это значило: «Уничтожай всех, кто попытается помешать Модификации».
Остановить преследователей он собирался просто. Люди без наколок думают, что иглы в тату-машинках полые. Но дело обстоит иначе. Тату-иглы сплошные, обычно спаянные по несколько, позволяющие краске стекать в ранки и кожу.
У Билли было несколько шприцов, чтобы успокаивать жертв. Он открыл сумку и вынул пластиковую медицинскую бутылку с завинчивающейся крышкой. Осторожно открыл ее и поставил коричневый цилиндр на землю. Вынул из набора краденых медицинских инструментов длинный пинцет, полез им в пластиковую бутылку и извлек из нее крохотный шприц. Осторожно снял наконечник и наполнил шприц ядом.
Потом Билли взял сумочку женщины и вонзил в нее под самым замком иглу шприца, чтобы, когда полицейский будет открывать ее, острый кончик проколол перчатку и кожу. Кончик этот был таким тонким, что человек, получивший укол, вряд ли его почувствует. Но примерно через час симптомы поразят его, как гром среди ясного неба. А они будут просто замечательны: из всех ядов стрихнин вызывает самые мучительные реакции. Можно рассчитывать на тошноту, конвульсии мышц, гипертензию, судороги, болезненные ощущения и наконец удушье.
Стрихнин убивает. Хотя в данном случае эта доза приведет скорее к серьезным церебральным нарушениям, чем к смерти. Насылай чуму на своих преследователей.
Позади него раздался стон. Женщина постепенно приходила в сознание. Билли повернулся к ней, луч галогенового фонаря метнулся по подвалу.
Он осторожно поставил сумочку на то место, где она могла бы упасть, если бы он небрежно ее отбросил. Полицейские сочтут, что на ней есть хорошие трасологические следы и отпечатки пальцев, и Билли надеялся, что возьмет сумочку именно Амелия Сакс. Он злился на нее за то, что она нашла его в больнице, хотя виновен в этом был Линкольн Райм. Билли собирался когда-нибудь вернуться в комнату с образцами, но теперь из-за Сакс никогда не сможет этого сделать.
