Андрей Лариков - Проклятая группа. И последние станут первыми
— Вам есть, что докладывать.
— Да уж, есть, — снова буркнул Шевелев, всем своим тоном давая понять, что предпочел бы сказать «Лучше бы не было». — Щербаков поднимет все свои связи, чтобы отмыться.
— Связи помогают, когда ты в шоколаде, а не на нарах, — заметил Хомич.
— А мы с тобой в шоколаде, Вить?
— Думаю… Думаю, вполне себе так.
Хомич улыбнулся. Хмыкнув, Шевелев тут же вздохнул.
— Берите его. Только деликатно, без перегибов. Со следаком, чтоб потом ни к чему нельзя было подкопаться.
Шевелев не знал, что уже несколько часов группа оперов — сразу после того, как Лазарев по телефону доложил о найденном фото Щербаковой и об исчезновении Абдрашитова из их логова на улице Дружбы — следила за адвокатом. Утром он отправился в офис, но вскоре поспешно выехал оттуда и направился домой. А через два часа он с чемоданом и плотно набитой сумкой через плечо спустился во двор, где больше недели назад нанятые им молодчики похитили его жену, загрузил сумки в багажник и рванул в сторону Загородного шоссе. Когда его автомобиль миновал развязку и выехал на ведущую в сторону аэропорта трассу, следующие позади опера позвонили Хомичу.
— Виктор Борисович, он в аэропорт едет.
— Продолжайте. Я предупрежу линейщиков.
Когда Щербаков прибыл в находящийся почти в 20 километрах от города аэропорт, он свернул на платную стоянку. А затем с сумкой и чемоданом направился к зданию аэропорта, но не к центральному входу — Щербаков направлялся в бизнес-зал, имевший отдельный вход с площади перед аэровокзалом. Минимум досмотра и максимум комфорта.
Расположившись в уютном зале ожидания на мягком кожаном диване, Щербаков заказал кофе и коньяк. Проглотив 50 грамм коньяка, почувствовал, как тепло расплывается по телу, гася волнение, как это делает дождь с зарождающимся от брошенной кем-то спички пожаром. Отодвинув кофе, Щербаков заказал еще коньяк.
За билеты пришлось доплатить, но это того стоило — Щербаков попадал на ближайший рейс в Салоники. Оттуда трансфером можно было отправиться на Кипр, где Щербакова ждал его оффшорный счет. Последние четыре года на этом счету оседали все транши от Татула и Дьяченко — его доля от маленького бизнеса по торговле серым порошком.
Улыбчивая девушка из буфета бизнес-зала принесла коньячную рюмку и блюдце с лимоном. Щербаков, нервно оскалившись ей в ответ, только взялся за рюмку, когда в зал вошла группа людей.
Впереди шел Хомич, позади следователь СК в штатском, несколько оперов в бронежилетах и двое постовых из ЛОВД аэропорта. Один из оперов нес перед собой включенную видеокамеру, объектив которой был нацелен на Щербакова. Адвокат, цепенея, едва не выронил рюмку, но справился с собой и поставил ее на стол.
— Петр Иванович?
— Что вы здесь делаете?
— А вы сами как думаете?
Хомич кивнул операм, которые подошли к Щербакову и, взяв его под руки, заставили встать. Следователь СК тем временем отдавал приказы:
— Заверните его багаж, я пока подготовлю протокол об изъятии. Понятых уже нашли? — ведите.
Щербаков хотел до последнего держать марку и заявить во всеуслышанье, как менты пожалеют о том, что связались с ним, но слова застряли в горле.
После операции Кротов обнаружил, что ему вернули телефон. Но звонить кому-либо у него не было сил.
Кротов и врачи не были точно уверены, что послужило причиной новым переломам — падение на пол или удары Адбрашитова в корпус оперу. Но, когда бесчувственного Кротова доставили на рентген, отказалось, что у него сломаны уже три ребра. Осколок одного из них воткнулся в легкие, осколок другого — в мягкие ткани живота. Поэтому Кротова срочно отправили на операцию. Убрав кровотечения и сняв, насколько можно, воспаление, хирурги восстановили структуру грудной клетки, соединив осколки, как детали конструктора, после чего заштопали разрезы и наложили Кротову гипсовый корсет, чтобы зафиксировать хрупкие и норовящие развалиться осколки костей в нужном положении.
На вторые сутки Кротов начал вставать. Благодаря опоясывающему его ребра гипсу он мог пусть сдавленно, но дышать, но главное — Кротов был затруднен ровно в тех движениях, которые до операции вызывали у него боль. Поэтому, побродив по коридорам отделения, уже вечером Кротов предпринял мужественную попытку выбраться из здания.
Через несколько дней к нему заехали отец и сын Пешковы. Кротов спустился вниз и встретил их на лавочке аллеи перед отделением. Стас привез сигареты (наконец-то хоть кто-то сообразил!). Кротов курил осторожно и не затягивался, помня о заживающей ране в нижней части правого легкого.
— И сколько ребер у тебя сломаны?
— Три. Еще в трех трещины, — Кротов невесело усмехнулся. — Забавно, кстати. Та убитая, Щербакова. Ей в свое время тоже три ребра сломали.
— Карма, дядь Саш, — вставил Пешков-младший
— Не знаю насчет убитой, а тебе нехрен было со всей дури на пол плюхаться, — отметил Пешков-старший.
— Тебе хорошо говорить. Ты если и плюхнешься, у тебя жировая прослойка в метр толщиной — ничего не почувствуешь.
Пешков был одной комплекции с Кротовым, но в их бытность напарниками Пешков раздобрел во время отпуска, и с тех пор Кротов заклеймил его толстяком. Зная об этом, Володя засмеялся.
— А ты чего, Вован? — Кротов покосился на его форму. — Как дела? Я смотрю, жетон прицепил. Никак в патруль вернули?
— Вернули, второй день сегодня, — довольно кивнул Володя.
— Поздравляю. Это тебе за твой подвиг?
— Какой там подвиг, — буркнул Пешков-старший. — Они там охренели все, уроды. Проверка еще идет. Думают, заводить на него дело или нет.
— Шутишь? Какое к черту дело?
— У них спроси. Хотят халатность пришить. Постовой должен быть бдительным. А при начале стрельбы сначала производить предупредительный выстрел, а только потом стрелять на поражение. Ты не знал?
— Хорошо, что у меня тогда ствола не было, — покачал головой Кротов. — Когда на меня напали. Уроды, ведь точно статью бы пришить попытались… Вован, ну ты держись, что ли.
Пешков-младший кивнул.
— Александр Николаич, если все-таки решат меня раком поставить и выпереть из полиции… Может, вы поможете? В смысле, возьмете к себе в группу? У вас же там… ну, отщепенцы одни как бы. В смысле официально. Ну вот будет четыре отщепенца, а не три.
Кротов засмеялся, но тут же закашлялся и застонал от боли в боку.
— Твою мать, как достало меня все это… Почему у них нет этой кнопочки с болеутоляющим, как в кино показывают? Я бы только на нее и нажимал все время.
— Вот поэтому и нет, — хмыкнул Пешков-старший. А Володя продолжал смотреть на Кротова, ожидая ответа. Кротов кивнул.
— Володь, если тебя из ППС попрут, я попробую забрать тебя в подвал, к нам. Если нас самих, конечно, к этому времени из ментуры не попрут.
— Вы же сделали все, чего от вас хотели, — возразил Стас.
— Я уже почти неделю здесь валяюсь. А от начальства полная тишина. Так что я не сильно обольщаюсь.
Лазарев тоже не обольщался. К ним в подвал никто сверху не заходил. Единственной приятной новостью на работе было то, что в столовой и коридорах окружного управления больше никто не хмыкал им вслед. И это немного льстило. Но опера хотели большего.
А вот дома у Лазарева все изменилось. После сцены с истекающим кровью Абдрашитовым, который целился ей в лицо, Катя была в глубоком шоке. Шок только усилился, когда она узнала, что этот человек был причастен к смерти двух женщин. Но ее спас болезненный и обессиленный Кротов. Это заставило Катю пересмотреть отношение не только к приятелям мужа, которых в душе презирала, но и к самому мужу, которого — чего греха таить — всегда считала тряпкой. Возможно, это был посттравматический синдром, который скоро сойдет на нет, но пока Лазарев был для Кати воплощением оплота и защиты.
— Дали, — буркнул Лазарев, вручая Кате деньги. — Как и обещали.
— А чего недовольный такой?
— Ты посмотри, сколько. Премия… Уж тогда назвали бы как-нибудь по-другому. Например, «на жвачку».
— Не расстраивайся.
— Так что борода твоей маме с балконом. А Витальке с рюкзаком.
— Зато мы можем потратить деньги на себя, — ободряюще улыбнулась она. — Может, сходим куда-нибудь?
— Что?
— Почему нет? Мы с тобой лет десять никуда не выбирались. Работа-дом, дом-работа… В ресторан или кафе, может, а?
— Тебя тот урод со стволом по голове не ударил случаем? — не удержался Лазарев.
Катя вспыхнула и уже готова была ответить ему недвусмысленной крепкой репликой, но сдержалась и заставила себя взять его за руку.
— Если не хочешь никуда идти, я могу попросить маму переночевать у подружки. А Виталя как раз у одноклассника остаться уже недели две собирается. А мы с тобой… Как думаешь?
