Александра Маринина - Закон трех отрицаний
– Так я уже вплотную к сути-то подошел. Ваша сестра говорила вам, что у Островского в прошлую субботу было шестидесятипятилетие?
– Говорила, конечно.
– Она собиралась пойти на банкет?
– Понимаете, ее с Антоном пригласили как раз на воскресенье, а в воскресенье день рождения нашей бабушки. И Анита не смогла пойти к Островскому. А Антон без нее вообще никуда не ходит.
– То есть бабушка для Аниты Станиславовны важнее, чем режиссер Островский, – одобрительно подвел итог Зарубин. – Это очень хорошо ее характеризует. В наше время, знаете ли, редко кто так любит своих бабушек. Ну а как насчет понедельника? Там же еще было чествование в Доме кино, и тоже с банкетом.
– Анита как раз и собиралась в понедельник идти, она мне в воскресенье говорила.
– Так почему же не пошла? – невинно спросил Зарубин.
Запел мобильник, лежащий на столе перед Любой. Та моментально схватила его, открыла крышку:
– Да!
И сразу лицо ее изменилось, будто на глазах завяло. Точно, она ждет чьего-то звонка, а звонят все не те. Оттого и нервничает. И хочет разговор с сыщиком побыстрее закончить и спровадить милиционера, чтобы он не слышал, о чем пойдет речь, когда долгожданный звонок все-таки поступит. Секреты у вас, Любовь Григорьевна… Ну да ладно, не его дело.
– Простите, – она закрыла телефон и положила аппарат на стол. – О чем вы спрашивали?
– О том, почему Анита Станиславовна не пошла в Дом кино, если уж собиралась, – вяло ответил Зарубин.
Неожиданности не получилось, он задал вопрос, а у Кабалкиной было время обдумать ответ, телефонный звонок поступил так не вовремя!
– А разве она не пошла?
Ему показалось, что удивление Кабалкиной было не наигранным.
– Да вот сам не знаю, – Сергей развел руками. – Ваша сестра говорит, что в Дом кино не ходила, а некоторые люди, которые там были, утверждают, что видели ее в понедельник на чествовании Островского. Вот и разбираемся теперь.
– Господи, почему же она не пошла? – озадаченно произнесла Люба. – Ведь она так хотела… Она собиралась, это точно. Вы не знаете, почему она не пошла?
– Люба, вы же сами только что сказали, что ваша сестра свои дела ни с кем не обсуждает. И я не исключение. Анита Станиславовна просто сказала, что в понедельник в Доме кино не была, а почему – не объяснила.
– Даже вам? Вы же милиция, вы ведь не просто так спрашиваете, не из любопытства. Вам-то она должна была сказать.
– Ну извините, – улыбнулся Сергей, – не оправдал надежд. Меня госпожа Волкова не сочла достойным. Так я вот думаю, может, она все-таки ходила в Дом кино, раз уж так хотела. Ведь есть же люди, которые утверждают, что видели ее там. Я, признаться, думал, что они или ошибаются, что-то путают, или лгут. Но, может быть, Анита Станиславовна почему-то хочет скрыть, что она там была? А, Люба? Как вы думаете?
– Ой, ну что вы такое говорите! Зачем Аните это скрывать? И потом, она должна понимать, что если была в Доме кино, так это все подтвердят, какой же смысл говорить, что ее там не было? Глупость же!
– Тоже верно, – Зарубин сделал вид, что согласился. – Тогда возникает вопрос, зачем другие свидетели лгут. Зачем говорят, что она там была, если ее не было? У них что, массовые галлюцинации?
– Не знаю, – Кабалкина пожала плечами. – А от меня-то что нужно?
– Ох, да сам не знаю, – притворно вздохнул Зарубин. – Вот ведь ерунда, и к убийству вроде никакого отношения не имеет, но, если есть хоть малейшее расхождение в показаниях свидетелей, приходится все выяснять досконально. Ищу теперь людей, которые могут сказать, где была ваша сестра в понедельник вечером, и не просто сказать, а подтвердить. Например, вы, Люба. Вы ей не звонили в понедельник вечером?
– В понедельник? – Она задумалась, потом тряхнула головой: – Точно нет. Я ведь была уверена, что она на банкете. Днем звонила… Нет, вру, это она мне звонила днем.
– Зачем? Вы договаривались об этом звонке? Или возник какой-то срочный вопрос?
– Почему срочный? – не поняла Кабалкина.
– Вы виделись накануне, на дне рождения бабушки. Наверное, обсудили все животрепещущее. Так что звонок в понедельник днем, когда вы обе на работе, мог быть только срочным. Разве нет?
– Ну… – Люба замялась. – Это семейный вопрос, к убийству отношения не имеет.
– И все-таки, Люба, я попрошу вас ответить.
Голос Зарубина стал жестким. Кабалкина посмотрела на часы и снова вздохнула. В который уже раз за время их разговора? Сергей сбился со счета. Просто какая-то машина, вырабатывающая вздохи и слезы, эта Любовь Григорьевна.
– У нас есть брат… Вернее, не у меня, у Аниты. Сын ее отца от третьего брака. У нас с Анитой мама общая, а у нее с Валеркой – отец.
– Да, я в курсе.
– Простите, Сергей, давайте мы побыстрее закончим, у меня дети маленькие.
– Давайте, – с готовностью согласился он. – Вы мне быстренько рассказываете, зачем сестра позвонила вам в понедельник днем на работу, и я от вас отстану.
– Нет. – Люба решительно поднялась с дивана, взяла со стола мобильник, повесила на пояс юбки. – Я иду за детьми к маме. Если хотите, можете меня проводить, я по дороге отвечу на ваши вопросы. Это близко, на соседней улице.
– Я знаю, я же был у ваших родителей сегодня.
– Ну да, я забыла…
Ему пришлось подчиниться. Маленькие дети – это серьезно. Против этого аргументов нет и быть не может.
Дождь кончился, и к вечеру заметно похолодало. Люба, невысокая пухленькая толстушка, в теплой красной куртке казалась ярким воздушным шариком, легко подпрыгивающим вдоль тротуара. Она шла очень быстро, на полшага впереди Зарубина, словно вообще забыла о его существовании. А может, разговаривать не хотела?
– Люба, мы не закончили, – напомнил о себе Сергей. – Вы хотели мне рассказать о звонке вашей сестры в понедельник к вам на работу.
– Да ничего особенного, – она даже шаг не замедлила. – Анита позвонила и сказала, что пока не виделась с Валеркой, но, может быть, встретится с ним завтра. Вот и все.
– Что – все? – сердито спросил Зарубин. – Зачем она вам об этом сообщила? Это что, событие мирового масштаба? Или вы сообщаете друг другу о каждом своем шаге?
– Зачем вы так… – она уже чуть задыхалась, но темп не снижала. – В воскресенье я сказала Аните, что виделась с Валеркой и он показался мне чем-то расстроенным, озабоченным. Вот она и позвонила мне на следующий день, чтобы сказать, что она помнит о нашем разговоре и обязательно встретится с ним и постарается все выяснить. Чтобы я не беспокоилась, если ему нужна помощь, то она все сделает.
– А почему вы беспокоились? Разве это ненормально, когда человек чем-то озабочен, тем более человек деловой, бизнесмен? Разве это повод впадать в панику?
– Вы не понимаете…
– Конечно, я не понимаю, – легко согласился он. – Вот вы мне и объясните, чтобы я понимал.
Лучше бы она на себя посмотрела! Сама-то ведь тоже расстроена и озабочена, слезы на глазах, вздохи, ожидание какого-то звонка. И что-то сестра не кидается, ломая ноги, ее спасать. Ну и семейка!
– У Валерки жена – наркоманка. Но это между нами, ладно, Сережа? Об этом знают, кроме Валерки, только три человека: его мама и мы с Анитой. Причем Валерка думает, что мне ничего не известно и в курсе только мать и Анита. Но Анита мне сказала, у нее от меня нет секретов. Поэтому, когда я увидела, что он совершенно неадекватный, я испугалась, что его жена что-то натворила.
– Что, например?
– Например, перешла на героин. Пока она только таблетки принимала, это все-таки не так страшно, как героин, я знаю. Если героин – то все, конец. И понятно, что Валерка со мной об этом говорить не станет, я же вроде как не при делах. Вот я и попросила Аниту выяснить, что там да как.
– Понятно.
Так, к убийству это уж точно отношения не имеет, только время впустую потрачено.
– И еще один вопрос, последний. – Кабалкина уже набрала код и теперь стояла, держась за ручку открытой двери и придерживая ее. – Ваша матушка сетовала, что Анита Станиславовна прячет от нее своего друга Антона Кричевца. Вы его знаете?
– Нет. Анита меня с ним не знакомила.
– Вас это не задевает? Ведь они вместе уже пятнадцать лет, Антон – это значительная часть ее жизни. Неужели не обидно, что она вам эту часть не показывает?
– Ничуть. Анита никого не пускает в свою жизнь, и все давно к этому привыкли. Характер такой. Всего доброго.
* * *– Все, Юра, у меня осталась последняя надежда, – горестно констатировал Зарубин, сидя в кабинете Короткова. – Если брат Волковой действительно встречался с ней во вторник, накануне убийства, то, может быть, она хотя бы ему обмолвилась, где была в понедельник вечером и почему не была у Островского. Если и он ничего не знает, тогда совсем плохо.
– Серега, ты меня доконаешь. – Коротков пристально вгляделся в пустую чашку, в которой еще совсем недавно был горячий чай, и с недоумением убедился, что там больше ничего нет. – Ты с Каменской разговаривал?
