Иэн Рэнкин - Плоть и кровь
— Времени достаточно, сэр, — сказал ему Ребус по телефону.
И вот теперь он разглядывал Арча Гоури. Тот был крупного сложения. Ему перевалило за пятьдесят, но он оставался привлекательным для женщин в том смысле, в каком бывают привлекательны мужчины в возрасте (впрочем, как отметил Ребус, на Шивон Кларк он не произвел впечатления). Его волосы серебрились благородной сединой, но усы оставались черными. Рукава рубашки были закатаны, обнажая руки, поросшие темными волосами. Он был всегда готов к делу. Или, точнее, «открыт делу», как гласил его девиз, и каждый раз, когда ему удавалось вонзить зубы в новый строительный проект, он работал без устали.
Насколько было известно Ребусу, первые свои деньги Гоури заработал на посту директора компании, которая быстро переквалифицировалась с кораблей и трубопроводов на строительство разведочных буровых и нефтедобывающих платформ в Северном море. Это было в первой половине семидесятых годов. Компанию продали с громадной прибылью, и Гоури исчез на несколько лет, а потом появился уже в качестве девелопера и специалиста по инвестированию. Он по-прежнему занимался строительством, его имя звучало в связи с крупными проектами в Эдинбурге и даже за его пределами. Но он диверсифицировал бизнес: производство фильмов, конструирование музыкальных комбайнов, добыча съедобных водорослей, лесопромышленность, две загородные гостиницы, пошивочная фабрика и ресторан «Орлиное гнездо» в Новом городе. Арч, вероятно, более всего известен был как владелец «Орлиного гнезда» — лучшего и, конечно, самого дорогого ресторана в городе. И никаких питательных гебридских синих водорослей в меню, даже по-французски их там не было.
Ребусу был известен лишь один крупный финансовый провал Гоури — в качестве продюсера фильма, который поставили преимущественно на шотландской почве. Несмотря на то что исполнителем главной роли был Рэб Киннаул, фильм полностью провалился. Но Гоури это не огорчило: в коридоре при входе висел постер фильма.
— Annus mirabilis, — задумчиво сказал Ребус. — Это латынь, верно?
Гоури в ужасе посмотрел на него.
— Конечно латынь! Латынь! Только не говорите мне, что вы никогда не учили латынь в школе. Я думал, мы, шотландцы, образованная нация. Год чудес — вот что это значит. Вы уверены, что не хотите выпить?
— Может быть, капельку виски, сэр. — Была не была.
— Мне не надо, сэр, — сказала Шивон Кларк, в ее голосе прозвучала нравоучительная нотка.
— Я вернусь через минуту, — сказал Гоури.
Когда он вышел из комнаты, Ребус повернулся к Кларк.
— Ты его не зли! — прошипел он. — Закрой рот и распахни уши.
— Извините, сэр. Вы заметили?
— Что?
— В этой комнате нет ничего зеленого, абсолютно ничего.
Он снова кивнул:
— Изобретатель красной, белой и голубой травы сделает себе состояние.
Гоури вернулся в комнату. Он посмотрел на Ребуса и Кларк, рассевшихся на диване, потом улыбнулся чему-то своему и протянул Ребусу хрустальный стакан.
— Я не стану оскорблять ваши чувства предложением разбавить этот напиток водой или лимонадом.
Ребус вдохнул аромат виски. Односолодовый, из Западного Хайленда,[83] темнее и ароматнее, чем большинство спейсайдов.[84] Гоури поднял собственный стакан.
— Сланджи!
Он сделал глоток, потом погрузился в темно-синее кресло.
— Итак, — сказал он, — чем именно я могу вам помочь?
— Дело в том, сэр…
— К нам это не имеет никакого отношения. Мы уже сообщили об этом главному констеблю. Они из отделения Великой ложи. Впрочем, теперь, когда мы их исключили, они вообще почти ничто.
Ребус вдруг понял, о чем ведет речь Гоури. В субботу предполагалось проведение марша по Принсес-стрит. Организаторы — Бригада непримиримых оранжистов. Он узнал об этом около недели назад, когда одна только эта идея спровоцировала нападения со стороны всех, кто сочувствовал республиканцам и противостоял правым. Во время марша ожидались столкновения.
— Когда именно вы отмежевались от этой группы, сэр?
— Четырнадцатого апреля. В этот день у нас прошли дисциплинарные слушания. Они состояли в одной из районных лож и ничего лучше не придумали, как заняться сбором средств на танцевальном вечере: начали обходить собравшихся с урнами для сбора пожертвований в пользу ОПЗЛ. — Он повернулся к Шивон Кларк. — Это Общество помощи заключенным-лоялистам. — Потом он снова обратился к Ребусу. — Мы не можем допускать такие вещи, инспектор. Мы давно осудили подобные действия. У нас нет ничего общего с вооруженными организациями.
— И с исключенными членами Бригады непримиримых оранжистов?
— Верно.
Ребус нащупывал почву под ногами.
— И сколько народу, по-вашему, будет участвовать в марше?
— Ну, от силы сотни две. И это включая оркестры. Кажется, оркестры к ним приезжают из Глазго и Ливерпуля.
— И вы ожидаете беспорядки?
— А вы — нет? Вы разве не поэтому пришли сюда?
— Кто руководит бригадой?
— Гэвин Макмарри. Но вы это и без меня знаете. Ваш главный констебль спрашивал, не могу ли я вмешаться. Но я ему сказал, что они не имеют никакого отношения к Оранжевому ордену — совершенно никакого.
— У них есть какие-либо связи с другими правыми группировками?
— Вы имеете в виду фашистов? — Гоури пожал плечами. — Они это, конечно, отрицают, но я не удивлюсь, если увижу на марше скинхедов, даже из числа сассенаков.
Ребус немного помедлил, прежде чем задать следующий вопрос.
— Вы не знаете, существует ли какая-либо связь между Бригадой оранжистов и «Щитом»?
Гоури нахмурился:
— Каким щитом?
— «Щит и меч» — еще одна раскольническая группа.
Гоури отрицательно покачал головой:
— Никогда о такой не слышал.
— Правда?
— Никогда.
Ребус поставил стакан с виски на столик рядом с диваном.
— Я был уверен, вы что-то о них знаете.
Он поднялся, за ним встала и Кларк.
— Извините, что побеспокоили вас, сэр.
Ребус протянул руку.
— И всё?
— Да, сэр. Спасибо вам за помощь.
— Что ж…
Гоури явно был встревожен.
— «Щит»… нет, мне это ничего не говорит.
— Ну, тогда вам нечего об этом и беспокоиться, сэр. Желаю приятно провести вечер.
Кларк, дойдя до двери, повернулась и улыбнулась Гоури:
— Мы больше не будем отрывать вас от ваших цифр, сэр. До свидания.
Дверь с резким щелчком закрылась за ними, и они пошли по короткой гравийной дорожке к подъезду.
— У меня только один вопрос, сэр: что это было?
— Мы имеем дело с сумасшедшими, Кларк, а Гоури к таковым не относится. Фанатик — может быть, но не сумасшедший. Скажи-ка мне, как называется крайняя степень заморозки?
Теперь Кларк понимала, к чему клонит ее босс.
— Отмороженность, — сказала она.
— Вот с одним из отморозков я и хочу поговорить.
— Вы имеете в виду Бригаду непримиримых оранжистов?
Ребус кивнул:
— И все они выйдут в субботу на Принсес-стрит. — Он невесело улыбнулся. — Всегда любил парады.
16
Суббота выдалась жаркой и ясной, но подул слабый прохладный ветерок, благодаря которому день обещал быть сносным. На Принсес-стрит высыпало множество людей, устремившихся сюда за покупками. Газоны были заполнены детьми, словно морской пляж, все места на скамейках заняты, на карусель — очередь. Атмосфера стояла праздничная и немного истеричная, детишки непрерывно вопили и надоедали родителям, когда таяло мороженое в сахарных трубочках и, шлепаясь на землю, мгновенно становилось добычей белок, голубей и бродячих собак.
Парад должен был начаться от Риджент-роуд в три часа, а в два пятнадцать из пабов неподалеку от Принсес-стрит стали выходить пожилые люди с зонтиками, в белых перчатках и котелках на потных головах;[85] их лица раскраснелись от выпитого. Собравшиеся щеголяли разнообразными регалиями; тут же разворачивалось несколько больших знамен. Ребус никак не мог вспомнить, как называют человека, возглавляющего марш, — того, кто на ходу подбрасывает и ловит тяжелое декоративное древко. Вероятно, в молодости он знал это. «Разминались» флейтисты, подгоняли длину ремней барабанщики, попивая пиво из принесенных с собой бидонов. Люди у почтамта на Ватерлоо-плейс слышали флейты и барабаны и поглядывали в сторону Риджент-роуд. Тот факт, что марш начинался от Королевской средней школы, издавна считавшейся местом зарождения шотландского парламента, добавляло маршу некоторую новизну.
Ребус заглянул в несколько баров, окинул взглядом членов бригады и группы поддержки. Люди тут были разные: начиная от нескольких скинхедов в берцах (как и предсказывал Гоури) до солидных мужчин в котелках. Были тут и ребята в темных костюмах, белых рубашках и темных галстуках, в туфлях не менее отполированных, чем их лица. Большинство из них деловито напивались, хотя пока что еще нельзя было сказать, что они пьяны в стельку. Пустые банки из-под пива на Риджент-роуд пинали ногами, давили подошвой и оставляли у кромки тротуара. Ребус не мог понять, почему эти марши, еще не начавшись, всегда несли с собой дух угрозы и едва сдерживаемого насилия. В центр города были стянуты дополнительные полицейские наряды, готовые перекрыть въезд транспорта на Принсес-стрит. Вдоль дороги были установлены металлические сеточные барьеры, за которыми стояли группы протестующих, протестовавших против протестующих. Ребус уже не первый раз спрашивал себя: какой маньяк в муниципалитете дал добро на этот парад?
