Лейф Перссон - Тот, кто убивает дракона
«Да, все те мировые войны, в которых они участвовали, не прошли для них даром, – подумал Бекстрём. – Настоящий русский всегда хранит свои запасы под рукой на случай, если начнется какая-нибудь чертовщина».
– Выпьем, Надя, – сказал он, откусил приличный кусок колбасы и поднял свой стакан.
– За здоровье, – сказала Надя по-русски, улыбнулась и, запрокинув голову, залпом выпила содержимое своего стакана, не закусив и даже не поморщившись.
«Черт, – подумал Бекстрём четверть часа спустя после еще одной приличной порции русской водки, целого соленого огурца и половины батона колбасы. – А русские сердечный народ. Надо только постараться немного и завоевать их доверие».
– Хорошо сидим, Надя, – сказал Бекстрём и в третий раз наполнил стаканы. – Не хватает только балалайки и нескольких казаков, прыгающих вокруг письменного стола.
– Да, хорошо, – согласилась Надя. – Казаки мне и даром не нужны, а вот балалайка не помешала бы.
– Расскажи о себе, Надя, – попросил Бекстрём. – Как получилось, что ты попала сюда? В нашу милую Швецию, на север?
«Очень сердечный народ, – подумал он. Ничего даже близкого к этой водке у него никогда не было. – Надо организовать ящичек домой».
– У тебя есть желание слушать? – спросила Надя.
– Я само внимание, – заверил Бекстрём.
Потом Надя рассказала, как Надежда Иванова покинула разваливавшуюся советскую империю. Попала в Швецию и стала Надей Хегберг, которая уже десять лет работала в полиции в качестве гражданского персонала, помогая раскрывать преступления.
И ее путь в Скандинавию оказался непростым. Защитив диссертацию, она получила работу в качестве риск-аналитика в атомной энергетике. И работала на нескольких АЭС в Прибалтийском регионе.
В первый раз она ходатайствовала о разрешении покинуть свою родину в 1991 году, тогда трудилась на атомной станции в Литве, расположенной всего в нескольких десятках километров от Балтийского моря. На свою просьбу не получила никакого ответа, а неделю спустя ее вызвали к шефу, сообщившему, что она переводится на другую АЭС, находящуюся на тысячу километров севернее, в районе Мурманска. Несколько молчаливых мужчин помогли ей упаковать вещи. И отвезли на новое место, и не отходили от нее ни на дюйм в течение двух суток, которые понадобились на дорогу.
Два года спустя она уже не стала просить разрешения, а с помощью своих «контактов» перебралась через границу в Финляндию. Там ее встретили новые «контакты», и уже на следующее утро она проснулась в каком-то доме в шведской провинции.
– Шла осень девяносто третьего года, – сказала Надя и криво улыбнулась. – Я просидела шесть недель и проболтала с моими новыми хозяевами, обо мне еще никогда так хорошо не заботились, а год спустя, как только я выучила шведский язык, мне дали шведское гражданство, я получила собственный дом и работу.
«Военная разведка. Приличные парни, куда там идиотам из СЭПО», – подумал Бекстрём, и его сердце наполнилось гордостью за свою родину.
– И куда ты устроилась тогда? – спросил он.
– Я забыла, – сказала Надя и улыбнулась криво. – Хотя потом получила новую работу, переводчика в полиции Стокгольма. В девяносто пятом, если мне память не изменяет.
«Точно, СЭПО, – подумал Бекстрём. – Скупые дьяволы, они так и не поняли, что русские сердечный народ, если к ним найти правильный подход».
– А фамилия Хегберг откуда? – спросил он с любопытством.
– Это другая история, – сказала Надя. – Мы встретились в Сети, потом я развелась с ним. Он оказался слишком русским, на мой вкус, если ты понимаешь, что я имею в виду, – добавила она и подняла свой стакан. – Выпьем, кстати, – улыбнулась Надя.
– За здоровье, – сказал Бекстрём по-русски.
«Исключительно сердечный народ», – подумал он.
32
Инспектор Ларс Альм и ассистент Ян О. Стигсон провели большую часть дня, допрашивая пару старых друзей Даниэльссона – Халвара Седермана по прозвищу Половина и Марио Гримальди, известного как Крестный отец. Зная, что Седерман сотворил с владельцем кабака, Альм надеялся на компанию Анники Карлссон, но, поскольку у той явно нашлись другие и более важные дела, ему пришлось довольствоваться Стигсоном.
Они начали с Халвара Седермана, который жил на Винтергатан в Старой Сольне, сразу за футбольным стадионом и всего в нескольких сотнях метров от места преступления. И сначала попытались связаться с ним по телефону. Никакого ответа. Потом они поехали к нему домой и позвонили в дверь. И после нескольких безрезультатных сигналов он неожиданно открыл ее явно с намерением ударить ею Стигсона по голове. Альму приходилось встречаться с подобными фокусами раньше, и он учел эту опасность. Стоило ему заметить кого-то с другой стороны глазка, он мгновенно оттолкнул напарника в сторону, схватился за дверь и придал ей дополнительное ускорение. В результате Седерман приземлился на задницу на своей лестничной площадке, что нисколько его не обрадовало.
– Получил, – ухмыльнулся Альм. – Тебе еще повезло, все могло закончиться гораздо хуже.
– Чем, черт возьми, вы занимаетесь, придурки, – заорал Седерман.
– Полиция, – сказал Альм. – Мы хотели бы поговорить с тобой. И можем сделать это здесь или забрать тебя в участок. Мы даже вправе посадить тебя в кутузку, если ты продолжишь наезжать на нас.
Настолько глупым Седерман не был. Он лишь ожег полицейских злым взглядом, а минуту спустя они сидели за столом в его маленькой столовой.
– Я знаю тебя, кстати, – сказал он и посмотрел на Альма. – Ты же работал в отделе насильственных преступлений в Стокгольме?
– То в прошлом, – проворчал Альм. – Теперь я тружусь здесь в Сольне.
– Ты же старый приятель Ролле, – констатировал Седерман. – Неужели не можешь образумить идиотов, засадивших его в тюрьму?
– Его выпустили час назад, – сообщил Альм, не вдаваясь в подробности.
– Ну вот, ну вот, – ухмыльнулся Седерман. – Могу я вас чем-то угостить?
– И так нормально, – ответил Альм. – Мы ненадолго.
– Но от кофе вы все же не откажитесь? Я и сам выпью чашечку. Кофеварка заправлена, и все готово.
– Хорошее дело, – согласился Альм.
– А ты? – спросил Седерман и кивнул Стигсону. – Хочешь банан?
– Кофе будет нормально, – сказал Стигсон.
– Давно вы поменяли? – спросил Седерман и кивнул Альму.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, ищеек на шимпанзе, – объяснил Седерман.
– Достаточно давно, – сказал Альм.
Седерман поставил на стол красивые фарфоровые чашки. Предложил сахар, молоко, сливки и даже алкоголь, если кому-то сейчас настроение позволяло. Шнапс у него дома всегда имелся. Коньяк, к сожалению, закончился. Хотя осталась капелька бананового ликера в кладовке.
– На случай, если заглянет какая-нибудь бабенка, – объяснил он и кивнул Альму. – Но без проблем, если у твоей обезьяны есть желание, – продолжил он и кивнул в сторону Стигсона. – Если ты, как ее хозяин, не возражаешь, то ради бога.
– Черный будет в самый раз, – сказал Альм. – Моя обезьяна тоже хочет черный.
– Да, много черных сейчас развелось, – вздохнул Седерман. – На днях я в качестве развлечения считал их, когда шел до центра за покупками. И знаешь, скольких видел, пока преодолел четыреста метров?
– Двадцать семь, – предположил Альм.
– Нет, – вздохнул Седерман и сделал глоток кофе. – Кончил считать где-то на сотне. А знаешь, сколько лет мне было, когда я увидел первого настоящего ниггера? – продолжил он.
– Нет, – ответил Альм.
– Я родился в тридцать шестом, – стал рассказывать Седерман. – Мне успело исполниться семнадцать, когда я увидел моего первого негра. В пятьдесят третьем в старом центре Сольны около «Лорри». Кабака, ты помнишь. Они как раз открылись в тот год. Народа собралась куча. Каждый считал своим долгом подойти, поздороваться, и похлопать его по спине, и заговорить на английском, черт знает на каком английском, кстати, и спросить, знает ли он Луи Армстронга. Я гулял с барышней по имени Сиван. Сиван Фриск, и там все было видно невооруженным глазом, да будет тебе известно. Она вся вспотела от возбуждения, прежде чем мне удалось утащить ее оттуда.
– Другие времена, – проворчал Альм.
– В этом вся разница, – сказал Седерман и вздохнул. – Один еще ничего, даже два. Особенно если ты вырос в таком месте. В старой рабочей части города.
Для сольнских парней моего поколения. Но три уже слишком много. Один нормально, даже два, но три через край.
– Слушай, давай поговорим о другом, – остановил его Альм.
– Тебя интересует, чем я занимался в среду вечером на прошлой неделе, – сразу понял его Седерман. – В тот вечер, когда какой-то идиот убил Калле.
– Да, – подтвердил Альм. – Что делал ты тогда?
– Я ведь уже рассказывал, – огрызнулся Седерман. – Мне звонила какая-то чертова светлая голова из ваших, достала просто. Вчера или позавчера? Не помню точно.
