Станислас-Андре Стееман - Болтливая служанка. Приговорённый умирает в пять. Я убил призрака
Вотье сидел за столом один, прильнув к лупе.
— Привет, Макс.
Вотье поднял голову, прищурил близорукие глаза за стеклами очков в металлической оправе.
— Аль, как я рад тебя видеть!
Он пожал Арле руку.
— Я знал, что ты вернулся: сегодня утром мне попалась твоя регистрационная карточка из аэропорта. Хорошо, что ты пришел. Мы так много думали о тебе, старина, в последние дни…
Он предложил Арле стул, сел сам. В застекленной смежной комнатке негритянка с тюрбаном на голове печатала на машинке.
— Я не отвлекаю тебя?
— Ничего срочного. Этот парень подождет.
Макс показал на фотографии размером с открытку, которые разглядывал, когда вошел Арле.
— Еще один неопознанный труп: негр, неделю назад его нашли мертвым на дороге в Даву. Грудная клетка раздавлена, и никаких свидетелей. Прежде чем медики успели его искромсать, мы сделали несколько снимков, мне их только принесли.
Арле посмотрел на одну из фотографий: голова крупным планом, довольно своеобразное лицо, лучистые, совсем живые глаза.
— Его немного привели в порядок. В глазные яблоки ввели глицерин. Вряд ли мы сможем что-нибудь сделать: через несколько недель дело просто прекратят, — сказал Макс.
Арле поднял голову.
— А Роберту… Ее вы тоже сфотографировали?
— Фотографировал не я, — быстро ответил Макс. — Мой коллега. В тот день на пляже моросило, снимок получился не ахти. Наша работа, впрочем, на этом и закончилась, так как тело опознали. Хорошо, что твой брат оказался в Абиджане. Кстати, ты знаешь, что связаться с тобой была целая проблема? Первая телеграмма, которую послали по пневматической почте, вернулась примерно через двенадцать часов. Эти кретины на почте перепутали адрес. Ну и страна!
Арле меж тем продолжал гнуть свое:
— А эти фотографии, они еще у тебя?
Макс снял очки и принялся медленно протирать очки.
— Там ничего интересного, Аль. Я же тебе говорю: снимки плохие.
— Макс! Я хотел бы их посмотреть.
Макс снова водрузил очки на нос и, вздохнув, поднялся. Прошел в другую комнату, вскоре вернулся и бросил на стол большой желтый конверт.
— Зря ты это, Аль.
Арле склонился над фотографиями.
Он думал, что готов к любому ужасу, заранее защитился броней. Но такого он не ожидал! Неужели это Роберта: страшно искореженное тело, разбитая голова, распухшие губы?
Так и не разгибаясь, он стоял как зачарованный, устремив взгляд в одну точку. Макс протянул руку, отодвинул снимки подальше от Арле.
— Утопленники всегда ужасно выглядят. А тут еще морские твари… — Он умолк. — Хорошо, что тебя не было. Такое потрясение…
Арле слушал как сквозь сон. Голос Макса звучал монотонно и глухо. Арле и не заметил, как он подошел к нему. Решительно положив руку на плечо друга, Макс вывел его из оцепенения.
— Прости, не надо было тебе показывать.
Арле поднял голову. Маленькие глазки Макса блестели за стеклами очков.
— Помоги мне, Макс.
— Разумеется, мы сделаем все, что в наших силах. Мой дом для тебя всегда открыт. Франсуаза будет очень рада тебя видеть.
Арле провел рукой по лбу.
— Я не о том. Помоги мне разобраться, Макс.
Наступило молчание. За стеклянной перегородкой стучала машинка.
— В чем ты хочешь разобраться?
— Из-за чего она умерла.
Макс сел и снова принялся протирать очки — признак того, что он в замешательстве.
— Расследование проведено по всем правилам, — произнес он. — Вскрытие подтвердило предварительное заключение. Я не вижу, что тут…
Арле вздохнул. И Макс завел все ту же шарманку: захлебнулась, медицинское заключение…
— Все не так просто, Макс. — Арле наклонился. — Кольцо, например. Это оно помогло опознать труп, верно?
— Да.
— А тебя это не удивило?
— Почему? Разве это не ее кольцо?
— Ее. Однако ясно же, что Роберта никогда не пошла бы купаться с драгоценным камнем стоимостью в триста тысяч франков на пальце. Ни Роберта, ни любая другая женщина на свете!
Макс чиркал что-то карандашом на промокашке.
— Можно подумать, она сделала это нарочно. Чтобы ее узнали по этой примете…
Макс, насупившись, по-прежнему разрисовывал промокашку. Арле подумал, так ли неожиданны его слова для Вотье: ведь он такой проницательный и так здраво мыслит. Не может быть, чтобы он пропустил такую деталь. А раз так, Макс (и он тоже!) что-то скрывает от него.
— Самоубийство? — вымолвил наконец Вотье. — Теоретически это возможно…
Сердитым росчерком он расцарапал промокашку.
— Но почему? Ты видишь какую-нибудь вескую причину для самоубийства?
Арле не ответил.
Макс провел рукой по своим коротко остриженным белокурым волосам, потеребил мочку уха.
— Ты прожил с ней два года. И не мог бы не заметить, если б что-то было. Все шло нормально?
— Не знаю.
Арле попытался поймать взгляд Макса, но тот смотрел в сторону.
— Скажи откровенно, Макс, до тебя дошли какие-нибудь слухи?
Вотье нахмурился.
— Да нет! С чего ты взял?
— Честное слово?
— Господи, конечно! О чем вообще речь? Да объясни ты наконец!
Арле взял себя в руки. Гордыня все еще отчаянно сопротивлялась. Последний бастион — охрана чести. Несколько минут назад у него и в мыслях не было заходить в откровенности так далеко, отбросив всякий стыд. Он ничего не обдумывал заранее, но присутствие друга, тепло вновь обретенного общения, уверенность, что Макс — единственный, кто в состоянии исцелить его душу, повлияли на Арле. Он не знал в точности, чего хотел, каких открытий жаждал, но его тянуло к истине, как мотылька на огонь в ночи. Пусть даже он обожжет крылья!
— Ну так что же? — спросил Макс.
Арле вынул из внутреннего кармана куртки мятый конверт и положил на стол перед Максом. Вотье с недоумением следил за ним. А раскрыв конверт, вздрогнул и отвернулся.
— Нет, ты смотри, Макс, — тихо сказал Арле.
Лицо его окаменело, он заходил по комнате.
— Это нашел Эдуар в туалетном столике Роберты несколько дней назад.
Макс посмотрел на фотографию.
— Снимок, по-видимому, недавний.
Машинально он взял лупу — сработала профессиональная привычка — и, прильнув к ней глазом, стал водить по снимку, тщательно его изучая. Арле молча наблюдал.
— Снимок любительский, — прокомментировал Макс, — плохая наводка, фон смазан. Сделан под открытым небом, в середине дня, на ярком солнце. Фотограф плохо использовал освещение. И не учел бликов от песка.
— От песка?
— Видимо, да. Это где-то на пляже. К сожалению, фон плохо различим. Впрочем, вот тут деревья, а среди деревьев… — Он протянул Арле лупу. — У тебя хорошее зрение, посмотри-ка: вот здесь, слева, на заднем плане, видишь что-нибудь?
Арле склонился над фотографией.
— Похоже на кокосовую рощу. Среди деревьев какие-то темные пятнышки. Деревня?
— Не думаю, — сказал Макс, снова протирая стекла очков. — Пятна правильной формы, почти квадратные. Хижины туземцев не такие. Кроме того, строения стоят поодаль друг от друга, и каждое окружено деревьями…
— Точно.
Арле положил лупу на стол.
— Можно увеличить, — сказал Макс, — но вряд ли это что-то даст, уж очень неважный снимок.
Поиграв карандашом, он вдруг спросил:
— Ты слышал что-нибудь о «Гелиос-клубе»?
— Нет. А что это такое?
— Любопытная штука. Собираются две дюжины чудаков и проводят уик-энды в чем мать родила, жарясь на солнце и мечтая о потерянном рае. Все из хорошего общества, люди состоятельные…
— А причем тут…
— Подожди. Этим людям надоели апартаменты с искусственным климатом, они по горло сыты коктейлями и приемами, и вот они решили по воскресеньям играть в дикарей. Среди кокосовых пальм выстроили маленькие соломенные хижины, покрытые листьями папайи, где предаются райскому отдохновению вдали от бурь и волнений.
Лицо Арле просветлело:
— Пятна среди деревьев?
— Да, похоже.
— Но Роберта никогда не обнаруживала склонности к нудизму.
— А я и не говорил ничего такого, — возразил Макс. — Сам видишь, пляж на снимке безлюдный. Если Роберта отправилась в клуб, она, без сомнения, позаботилась, чтобы не было никаких свидетелей. Это нетрудно: все эти молодцы, как правило, работают и приезжают лишь в конце недели. — Макс запнулся. — По-моему, важнее другое. Ведь она не сама себя снимала, кто-то был с твоей женой на пляже…
— Да, — голос Арле дрогнул, — и кто может поручиться, что она была одна в день, когда утонула?
Они могли поссориться, подумал он. Роберта хотела порвать с любовником, и тот ее убил. Арле вспомнил поведение жены в аэропорту ее странные опасения.
— Об этом-то я и подумал, — сказал Макс. — Во всяком случае, версия вполне правдоподобная.
