Станислас-Андре Стееман - Болтливая служанка. Приговорённый умирает в пять. Я убил призрака
Они могли поссориться, подумал он. Роберта хотела порвать с любовником, и тот ее убил. Арле вспомнил поведение жены в аэропорту ее странные опасения.
— Об этом-то я и подумал, — сказал Макс. — Во всяком случае, версия вполне правдоподобная.
— Значит, этот тип ее…
Голос его задрожал.
Макс покачал головой.
— Не горячись. Убийство очень маловероятно, ведь есть заключение эксперта. Нет, тот, кто был с твоей женой в день ее смерти, — если допустить, что таковой был, — не преступник, а скорее всего, главный свидетель. Свидетель, который скрылся.
— Почему?
— Может быть, растерялся, может, побоялся себя скомпрометировать. Обычное дело.
— Что ты посоветуешь? — спросил Арле. — Обратиться в полицию?
— По-моему, не стоит, — ответил Вотье. — Поверь мне, как-никак я сам из этой братии. Дело прекращено.
— Но ведь можно возобновить расследование?
— Да, но при условии, что появились новые неоспоримые свидетельства. А у нас что? Сомнения, предположения и легкомысленная фотография. Бедновато! Комиссар Фонтен поднимет нас на смех. Я его знаю, он славный парень, но вряд ли захочет рыть носом землю за десять месяцев до пенсии.
Вотье встал и, взявшись за подбородок, начал расхаживать из угла в угол. Рядом, в стеклянной клетке, машинистка в тюрбане отбивала на машинке африканский ритм: тук-тук-тук, пауза, тук-тук-тук. Макс остановился.
— Можно попросить о встрече у главы клуба. Если не ошибаюсь, это некий Ван дер Лёве, у него контора на улице Удай. Ты его не знаешь?
— Так, встречал пару раз в Торговой палате.
— По правде говоря, сомневаюсь, чтобы он нам чем-то помог. Я уже говорил; если твоя жена и приходила в клуб, то, вероятнее всего, инкогнито. Он подошел к столу и постучал пальцем по фотографии. — Первым делом надо найти фотографа. Он наведет нас на след.
— Ты же говорил, что работа любительская, — напомнил Арле.
— Сама съемка — да, но не печать. Некоторые детали: зернистость бумаги, точность обрезки — выдают профессионала. — Помолчав, Вотье продолжил: — Разумеется, доказательств того, что снимок проявляли в Абиджане, нет. Примем, однако, в качестве рабочей гипотезы, что это так. Чернокожие фотографы отпадают. Они не умеют работать чисто. Ты ведь видел их «Ателье художественного фото» в Трешвиле? Ну вот. Остаются европейцы. Всего их, — Макс мысленно сосчитал, — от Плато до Торговой улицы семеро. Я знаю всех довольно хорошо. Теоретически заказ мог выполнить любой. И все-таки…
Макс задумался, вертя фотографию в пальцах.
— Рико… — сказал он, усмехнувшись, — вот на кого это похоже.
Он взглянул на часы. Его глаза-щелочки горели необычным возбуждением.
— Полпятого. Пойду-ка туда, что-то да выясню!
Он положил фотографию в конверт и, немного поколебавшись, вернул ее Арле.
— Возьми, я и без нее обойдусь.
— Спасибо, но я с тобой.
— Об этом и речи быть не может, старина! Дальше — дело мое! — сухо, почти грубо бросил Макс.
В его глазах читалась такая решимость, что Арле не стал настаивать: Макс, безусловно, был прав. Нажав на звонок, Вотье отдал распоряжение прибежавшему дежурному, и они с Арле вышли из комнаты. За их спиной пестрый тюрбан продолжал нудно тарахтеть. На улице Арле поинтересовался:
— А что за птица этот самый Рико?
— Гражданство неопределенное, — отозвался Макс, — он откуда-то с Востока. Сделал несколько отличных репортажей о фауне Берега Слоновой Кости.
— А почему ты думаешь…
— Официально у Рико мастерская на улице Лeкёр. Но есть у него и другое занятие, менее благопристойное. Три года назад он был замешан в весьма грязной истории: мелкая, но прибыльная торговля порнофильмами. Рико снюхался с моряками, и товар шел к нему с торговым судном из Танжера. В городе у него была своя клиентура. Но рано или поздно все выходит наружу. Пошли обыски, аресты и все такое! Мне тоже довелось приложить к этому руку.
— И он остался на плаву?
Макс усмехнулся.
— Ей-богу, Аль, где ты живешь? В этой стране, дружище, у властей широкие взгляды! Ты волен подделывать документы, спекулировать, быть сутенером, лишь бы не лез в политику. Короче, ему влепили изрядный штраф, и дело спустили на тормозах. С тех пор Рико вроде бы исправился. Фотографирует детишек, идущих к первому причастию, загляни-ка в газеты. Этакие ангелочки!
Он протянул Арле руку:
— До свиданья, Альбер! Как узнаю что-нибудь определенное, позвоню.
— Спасибо, Макс.
И они расстались.
4
Присев за краешек стола, Арле без всякого аппетита жевал холодную свинину, купленную в мясной лавке. Он зажег люстру. Вокруг расписного абажура сновали, словно танцуя жигу, крылатые муравьи. Ни ветерка в этот вечер. Через открытую двухстворчатую дверь Арле видел застывший, словно бы насторожившийся сад. Тропическая ночь, душная, наполненная шорохами насекомых, нависла над виллой. Арле обливался потом. Над ним шелестел вентилятор, обдавая лоб теплыми волнами.
Вспышка молнии осветила синим светом верхушку бавольника. В пересохшем пруду заквакали лягушки.
Гроза. В этот год сезон дождей длился дольше обычного. Боль пронзила спину Арле и не отпускала, отзываясь в мышцах. Он выронил вилку. Для полного счастья ему недоставало только приступа болотной лихорадки! Проглотив на кухне три таблетки нивакина, он запил их водой и подумал, что вот уже три дня пренебрегал этой элементарной мерой предосторожности.
Закрывая дворцу холодильника, он услышал шум мотора. Арле выскочил на террасу. У подножия лестницы остановился автомобиль: Арле узнал «Рено-4СѴ» Вотье. Погасив фары, Макс выбрался из машины и спешил теперь вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
— Ну как, узнал что-нибудь?
— Да. Если не возражаешь, войдем в дом.
В комнате на столе Макс заметил остатки ужина.
— Продолжай, пожалуйста. Ты один? А где твой слуга?
— Отправился к себе в деревню: у него в семье похороны. Да ты садись, Макс.
Арле включил вентилятор, устроился напротив.
— Ты видел Рико?
Макс утирал лоб большим белым платком.
— Видел. Он было заупрямился, но у меня нашлись веские доводы, чтобы у него развязался язык. Короче, чтобы не утомлять тебя подробностями, — пленку проявлял он.
— Мерзавец…
— Подытожу, что он мне сказал. Две недели назад ему по почте прислали без обратного адреса пленку «Кодак Плюс X» на двадцать кадров, из которых было отснято лишь полдюжины. Обычные пейзажи. И среди них — наша фотография.
— Но кто-то приходил расплачиваться?
— К посылке был приложен почтовый перевод.
— А куда надо было отправить снимки?
— На указанный номер абонентского ящика — 4039, Туре. Рико, выполнив заказ, отослал пленку. Это было (дата точная, у Рико безупречный учет) четырнадцатого числа этого месяца. Я сразу проверил на почте. Действительно, у них есть абонент 4039, но это не частное лицо, а заведение.
— Заведение?
Макс вынул из кармана пачку «Голуаз» и прокатал сигарету между пальцами. Он явно нервничал.
— Ты знаешь «Калао»?
— Ночное кафе на бульваре у лагуны?
— Да.
Арле вытаращил глаза:
— Но какая тут связь с Робертой?
— Я тоже подумал, какая связь… И хотел отправиться туда немедленно. Но время было неподходящее, и я решил сначала нанести визит президенту «Гелиос-клуба»: он работает в двух шагах, на улице Удай. Этот Ван дер Лёве оказался человеком аскетической наружности и стойких убеждений. Он ошарашил меня настоящей проповедью: дескать, клуб — ассоциация в высшей степени почтенная, а вовсе не место разврата, как полагают обыватели; нагота целомудренна, и так далее. Я полюбопытствовал, не числилась ли среди его сподвижниц некая госпожа Арле. Ван дер Лёве неподдельно удивился: он слышал про братьев Арле и про гибель госпожи Арле, но она никогда не бывала в их компании. Ван дер Лёве согласился сообщить мне имена своих единомышленников и даже представил полный список со всеми данными: возраст, род занятий и тому подобное.
Вотье достал из портфеля и развернул машинописный листок.
— В настоящее время в «Гелиос-клубе» состоят двадцать три человека. Большинство — супруги, некоторые приходят с детьми. — Он протянул список Арле. — Обрати внимание на пятую строчку.
— Рюбино, — прочел Арле, — Мари-Луиза, двадцать семь лет, работает в «Экстазе». Что это за «Экстаз» такой? Дансинг?
— Бар, причем с дурной репутацией. Впрочем, список нашего славного Ван дер Лёве устарел. «Экстаз» не существует уже три года — по крайней мере под этим названием. Это заведение переименовывали несколько раз. Теперь это… Угадай…
— ?..
— «Калао».
— Что?!
— Я тоже выпучил глаза и попробовал подкатиться к Ван дер Лёве с вопросами об этой бабенке. Но наткнулся на отпор: клуб-де не позволяет себе вмешиваться в личную жизнь своих членов. Если мне надо, я могу обратиться к ней самой! Однако прибавил, что эта барышня приходит в «Гелиос-клуб» лишь изредка, «из-за специфики ее профессии» — такое очаровательное выражение он употребил. Что мне было возразить? Я поблагодарил этого достойного человека и ретировался.
