Николай Леонов - Мщение справедливо
Да, квартира была хороша. Тут женушка подсуетилась и была права: бери, если сегодня положено, а то завтра можешь не получить ничего. По чьим постелям она суетилась, он не интересовался очень давно. Знал, его супругу многие побаиваются, значительно больше, чем его самого. Дал Бог женщине ум1 красоту, об остальном забыл или посчитал, что для одной вполне достаточно.
Погода хреновая, на дачу не поедешь. У «самого» сегодня собираются, Ждана, естественно, не пригласили. Оно и к лучшему. Близко не зовут, далеко не прогонят. Хотя за «не пригласили» супруга заехала ему туфлей в физиономию, еле увернулся. А уж слова она говорила, что ни у какого Даля не отыщешь. А ведь в девичестве была из интеллигентной семьи.
Он хотел открыть бар, испугался, что дверца сильно скрипит, а дверь в спальню приоткрыта. Дверь закрыть, опять можно нарваться на неприятности. Он решил вопрос в обход: ушел на кухню, – то ли итальянскую, может, немецкую, тут он не дока, – залез в холодильник, быстро выпил стопку водки, чем-то зажевал и бодро отправился в кабинет, считая, что операция прошла на высшем уровне. Вчера Вера, так звали супругу, выбрала для себя более звучное имя Вероника, устраивала деловой ужин, на котором Ждана обязывали «пить как все», потому запах от утренней рюмки уловить невозможно.
Он любил свой письменный стол и садился за него всегда с удовольствием. Удобное деловое кресло, без верчений, кручений, хорошие ручки, качественная работа, ничего лишнего. Еще он любил стол за то, что он являлся неприкосновенной собственностью хозяина, даже пыль с него Ждан стирал собственноручно. Когда он отстаивал независимость стола, разразился грандиозный скандал. Вера визжала, голос сорвала. На удивление самому себе. Ждан был непоколебим, заявив, что, если единожды заметит, что к столу кто-то прикасался, будет запирать кабинет на с ключ, который повесит себе на грудь вместо а: креста. И Вера смирилась. Женщина умная, она предпочитала скорее не подходить к столу, чем прилюдно признать, что муж не пускает ее в свой кабинет.
Он любил свой стол, ведь у любого человека, даже если он стопроцентный подкаблучник, должна иметься собственность. У него был стол; сидя за ним, Ждан ощущал себя человеком самостоятельным, подтягивал брюки, расправлял плечи; даже блеклые глаза в этот момент становились у помощника как в детстве, голубели.
Он вынул из ящика тряпочку, протер пыль, проверил, все ли на месте, что было совсем нетрудно, так как, кроме папки, Ждан на столе ничего не держал. Сегодня рядом с хозяйской папкой лежала пухлая стопка газет. Обычно он их просматривал на работе, и хотя вчера в кабинет заезжал, газет не видел. Он отложил «Правду», хотя и говорил, что противника надо знать, взял «Известия», из которых выпал незнакомый конверт. Обычный конверт, каких Ждан не получал давным-давно. Ведь и ежу понятно, что письма народа до помощника «самого» не доходят.
«Конверт как конверт, раз добрался сюда, надо в него заглянуть», размышлял Ждан, думая о том, что «любимая» заспалась и можно о успеть на кухню к холодильнику. Но лень победила, он взял ножичек – супружница из Швейцарии привезла, – вскрыл конверт и долго читал, чего это напечатано на плохой бумаге таким ужасным шрифтом.
Больше всего потрясал не факт угрозы смертью, а что кто-то считает, что у него, Юрия Олеговича Ждана, имеется миллион долларов.
Жена вошла тихо, потянулась, плотнее запахнула халат, который недавно привезла из Израиля. Она была еще не намазана, но все равно красива.
– Не помешала? – спросила она обеспокоенно и с издевкой одновременно.
Согласно написанному много лет сценарию, муж должен был вскочить, низко раскланяться и сказать: «Я польщен, королева, какая честь!» – семеня подбежать и приложиться к ручке.
Ждан взглянул на красивую – в сорок лет Вера была красива даже утром чужую женщину, взял со стола письмо, вялой рукой отбросил на несколько сантиметров.
– Взгляни. Письмо адресовано мне, но написано явно тебе.
– Мужчина должен гордиться, что жена в тридцать лет пользуется успехом. Вероника решила, что супруг получил письмо отставного любовника.
– Дура! Тебе уже сорок! – Ждан и не ожидал, что еще способен повысить на жену голос.
– За «дуру» заплатишь, – сказала спокойно Вероника, не подозревая, что употребляет воровской жаргон.
– Ты заплатишь, у меня зарплата. Вероника не обратила внимания на слова мужа, взяла письмо небрежно, двумя пальчиками, взглянула, перечитала, по привычке накинулась на мужа:
– Это как понимать прикажете?
– Уж как пожелаешь, так и понимай, стерва! Мне никто и никогда не написал бы подобной ерунды. Нет на всем свете такого идиота, который мог бы вообразить, что у меня имеется миллион долларов!
– Спокойно, Юрик, спокойно! Я сейчас приведу себя в порядок и зайду к Яшину, он человек военный. А ты из дома не выходи, телефонную трубку не снимай.
* * *Получив от Ильина все данные на разрабатываемых, Галей съездил по каждому адресу. Лишь Жданы и Яшин жили в одном доме, а «крестьянин» Еркин – в Митине. Галей побывал во всех домах, установил прослушивающую аппаратуру. Он хотя и понимал, что Яшин к своему генералу не дернется, но решил перестраховаться.
Миллион Галей назначил всем одинаково, подозревая, что у Яшина таких денег нет, так и черт с ним. Все равно он бы начал устраивать ловушки, фокусничать. В глазах других Яшин был фигурой наиболее мощной, поэтому прощальный поцелуй произведет наибольший эффект.
Напротив дома Яшина и Ждана громоздился долгострой, где легко было пристроить магнитофон. Должен же Галей знать, о чем беседуют «пациенты».
Почему Галей назначил миллион? Во-первых, красиво, во-вторых, пусть чувствуют размах, в-третьих, и торговаться есть от чего. В настоящее время Галей слушал разговор супругов Ждан.
В это время в далеком Митине, которое Галей не мог слышать, тоже разыгрывалась трагедия.
Олег Кузьмич Еркин, председательствующий в одной из комиссий ЛДПР, маленький, головастый, совсем необразованный, но крайне сообразительный и хитрый, точно знал, что миллион долларов у него имеется. Он даже знал, где этот миллион лежит. Правда, там было больше, чем миллион, но ведь в письме шел разговор именно о такой сумме.
«Розыгрыш? Злая шутка? Шантаж? Вербовка? Кто? Где? Главное, за что? Бисковитый? Он хоть и разыгрывает мужичка с придурью, взаправду совсем не дурак. Таких писулек строчить не станет. А может, это проверка? Точно, проверяют, имею я или не имею? Своровал или не своровал? Да уж больно на простачка наживка рассчитана». Он снова схватил письмо, перечитал, даже бумагу понюхал. «Обещают звонить, пущай звонят. Отвечу: мол, ошибочка произошла, денег у меня таких никогда не было, я такие миллионы разве что в кино про гангстеров видел. А в гости к Барчуку я попал случайно. Я и с правительственной ориентацией не согласный: если они чего говорят, я всегда красную кнопку жму».
Получение письма сбило Олега Кузьмича с очень серьезной мысли. Он проводил мировую операцию по обмену своей депутатской квартиры в Митине на приватизированную квартиру в Москве, и не где-нибудь, а на Большой Полянке, в солидном каменном доме, построенном еще при царе Горохе. На доме даже охранная медная табличка имеется. Хозяйка, ровесница Октября, осталась одна в трех комнатах, боится, что подселят к ней кого, уплотнят. К ней и иностранцы, и наши черные подъезжали. Большие деньги дают, только бабуся собственной тени боится. Как иностранец объявится, ей уже видится, что в ЧК ведут. А если черный какой объявляется, так она на все замки, сама к телефону прижимается, словно Анка-пулеметчица, в милицию названивает, что грабят. Позже Еркин узнал, что старуху так в милиции и зовут Анка-пулеметчица.
А квартира! Ахнешь. Потолки – высь необъятная, там на облачках купидончики нарисованы. Ну, засрана фатера так еще. Как в семнадцатом въехали, так может раз в году к Пасхе пол мыли, а уж на остальное без слез и не взглянешь. Ну, Еркин – мужик хозяйственный, он что – товар не понимает? Очень Олег Кузьмич хозяйке приглянулся. Ну, во-первых, он сразу с мильтоном и техником-смотрителем пришел, тем заплатить пришлось, святое дело. Во-вторых, конечно, бабке наиважнейше, что депутат. Она долго его книжечку заскорузлыми пальцами мусолила, допытывалась, с каких он мест, сама она, хоть и родилась в Москве, так на век деревенской и осталась.
Мильтон с техником враз почувствовали, что жареным пахнет. Им, конечно, иностранцы и черные тоже сулили, но со своим вернее, опять же депутат, не подкопаешься.
Еркин хозяйке себя и по телевизору показал: объявил, когда выступать будет. Его телевизионщики снимали, а в ящике и не было. Да и бабка не поняла сослепу, все про его чубчик и розовенькую рубашечку рассказывала.
Тут главное провернуть обмен этим годом, до перевыборов, а то так и останешься под Тулой с поросятами, женой злющей да двумя девками, неизвестно как сделанными.
