Наталья Лапикура - Исчезнувший поезд
Я только молча развел руками.
– Теперь слушай дальше. Когда дизель дотягивает вагон до ворот, охрана из конвойных войск на территорию батальона не допускается. Они выскакивают и ждут под воротами, пока дизель не выкатит им уже пустой вагон. Тогда садятся и возвращаются на станцию. А теперь главное. Мой друг майор из-за этого чуть-чуть не остался без погон. Он порасспрашивал железнодорожников, и те ему рассказали, что ни разу не видели, чтобы кто-то забирал дисбатовцев после отбытия наказания, потому что по всем законам и правилам им в «столыпинских вагонах» кататься уже запрещено, они освободившиеся. Но вот никто этих освободившихся ни на станции, ни на вокзале не видел.
– А чего этот ваш друг майор так заинтересовался?
– Да неприятность у него, понимаешь, была. Пара охотников в лесу погибла в разгар сезона. Он и докопался, что убили их где-то совсем в другом месте, а затем на машине отвезли и выбросили подальше. И что характерно, начальство его за эти убийства на ковер не таскало, наоборот, прокуратура дела закрыла, как вроде бы несчастные случаи на охоте. Вот наш майор и начал ходить вокруг да около дисбата и наконец-то выходил, старый партизан. Там такая ограда, что не в каждой зоне особого режима найдешь, сплошные трехметровые заборы, несколько рядов колючки, сигнализация. А за километр до колючки – столбы со щитами, мол, специальная зона, вход запрещен, потому что ведутся стрельбы, так что – берегитесь. И, наконец – территория. Там, понимаешь, не только дисциплинарный батальон, там учебную дивизию с танкодромом можно разместить, да еще и место останется.
– Дальше можете не рассказывать, товарищ подполковник. Ваш друг или сам по партизанской привычке вокруг ограды ползал, или кто-то из железнодорожников настучал, куда положено. Наказали его, естественно, не за чрезмерное любопытство, а за неполное служебное соответствие. Ну, а дальше известная ситуация: только благодаря партизанскому прошлому и безукоризненной биографии всего лишь отправлен на пенсию.
– Почти угадал. Между прочим, на персональную пенсию и с присвоением почетного звания «Заслуженный работник МВД СССР». Что из этого следует?
– Н-ну…
– Погоны гну! Если это дисбат, то ты Спиноза.
Старик снова загнал меня в тупик. Откуда он знает историю средневековой философии?
Спрашивать не стал. Потому что у Подполковника для таких случаев был готов стандартный ответ: в госпитале книжица случайно попалась.
– Я понял, там не дисбат, а что-то другое.
– Ну, наконец-то. Ясно, что все это камуфляж и что та пара, которую мы вывели из строя, имеет к этому «объекту» непосредственное отношение. Вот только почему ты их заинтересовал, я никак не врублюсь. И еще одного не понимаю, хотя и поседел в ментуре. Двух краснопогонников помнишь, которые нам руки жали, а сами волками смотрели?
– Которые один вроде бы юрист, а второй вроде бы из медицины, но оба, судя по всему – на улице Тарасовской в особом отделе служат?
– Они, голубчики, они. Армейская ЧК!
– А что это вы о них вспомнили? Они, правда, нам какую-то награду обещали, но от них дождешься… зимой снега.
– Дождались, Сирота, дождались. Награды героев таки нашли. Пришел приказ из Москвы: за выполнение задания особой государственной важности… тебе с Генералом по звездочке на погоны, только ему большую, тебе поменьше, товарищ капитан, мне «Заслуженного работника МВД СССР»…
– Наконец-то!
– Молчи, не перебивай, а то собьюсь. Полковнику – орден, ребятам-оперативникам – медали за отличную службу и повышение в должностях. И не косись на календарь, сегодня не первое апреля. Приказ объявят в понедельник, но Генерал с Полковником уже закрылись в кабинете и нарезают. Так вот, я и говорю, Сирота, что чего-то тут не догоняю.
– По логике вас должны были отправить на пенсию безо всяких званий и заслуг. Генерала с Полковником послать на букву X – имею в виду Херсонскую область. А меня, несчастного, вообще подвести под диез. Товарищ подполковник, до меня дошло: зачем нам все эти Лехи, Дехи и Милки с Кициусами? Давайте ловить дезертиров. Вы выйдете на пенсию генералом, наш Генерал – министром, а я, наконец, получу квартиру. А то моя мама с одной стороны, делает мне дырку в голове на предмет холостяцкого состояния, а с другой – обещает будущую невестку в ложке воды утопить.
– Сирота, отставить собачью радость. За всю мою жизнь мне эта ЧК ни в штатском, ни в армейском вариантах ничего хорошего и на копейку не сделала. А тут все сразу: и мед, и ложкой. Ладно, идем к Генералу. Только не выдавай, что я тебе проговорился, пусть ему приятно будет.
Генерал с Полковником были уже изрядно тепленькие, потому что сидели обнявшись и дуэтом распевали марш конной милиции из какого-то призабытого фильма. «Оттого я горжусь, дорогая…» – запевал Генерал, а Полковник с готовностью подхватывал: «…милицейскою службой своей!» После объятий, поцелуев и «штрафной» нас со Стариком посадили за стол и снова налили по полному стакану коньяка, хотя я еще даже не занюхал первый. Когда же ко мне вернулись речь, нюх и слух, то я деликатно поинтересовался:
– Так чей же шпион нам попался, товарищ генерал? Американский, немецкий или израильский?
Как я и ожидал, начальство взорвалось лошадиным ржанием. У Полковника даже слезы брызнули.
– Капитан Сирота! – почти членораздельно отозвался Генерал. – Когда коту нечего делать, чем он занимается? Ой, я что-то не то сказал. Объясняю на пальцах: это у нас ничего такого не бывает, чтобы мы ничего не делали. Народ не даст. То убьют, то уворуют, то изнасилуют, то хотя бы надуют в лифте. А у этих вот, ну которые там, ты понимаешь, у них же один шпион на всю пятилетку. Теперь ведь уже никто под секретными объектами с фотоаппаратами не ползает. Им все со спутников из космоса показывают в готовом виде. Вот они и устраивают себе тренировки в обстановке, приближенной к боевой. Такие, знаешь, гребанные шуточки. Один или двое изображают из себя шпионов, а все кагебе их ловит. А о том, что это подставка, как в цирке, знают только пару генералов на самом верху.
– Так что же получается? – не удержался я. – Это они нам ни за что, ни про что задницу надрали?
– Сирота, какой ты у нас догадливый! Знаешь, я бы тебе дал сразу майора. Хотя нет, нельзя. Гагарину можно, а тебе нельзя. Скажу больше: в этот раз шпионом был ты.
Несмотря на пол-литра выпитого, меня хорошенько передернуло:
– А если бы те два дурака меня по-настоящему подстрелили?
– Но ведь не подстрелили, наоборот – наградили.
– А мальчик?
– Какой мальчик?
– Которого дважды вешали: сначала в клозете, а потом на меня. А может, его вообще не было, мальчика?
– Не было, говоришь, мальчика? Это я, по-моему, где-то читал… Нет, мальчик был, царство ему небесное. Все правильно, я ведь вам еще не сообщал. Прокуратура параллельно с нашим спецотделом вела свое расследование. Уже есть результаты. Да, это не самоубийство, но и не убийство. Сам знаешь, что это за школа, в которой он учился. Игрались несчастные дурачки в гестапо: друг другу петлю на шее затягивали. Эксперты утверждают, что от этого есть какой-то кайф. Не знаю, не пробовал… Но пацаны доигрались до того, что одного придавили по-настоящему. Естественно, перепугались и решили его повесить, мол, это он сам.
– А записка?
Старик хорошенько лягнул меня ногой под столом в лодыжку. Генерал явственно трезвел:
– А записка, Сирота, как и фотография, о которой ты сейчас меня спросишь, это совсем другое дело. Уже наше дело, к сожалению. Свои тебе яму копали, Сирота, свои. Кто конкретно – говорить не буду, потому что эти паскуды у нас уже больше не работают. Удовлетворен?
– А как же телевик, Давид зон?
– Твой Давидзон совсем старый стал и мышей не ловит. Простенького фотомонтажа не разглядел. Тот, кто под тебя копал, тот и слепил – тебя отдельно, пацана отдельно, кладбищенскую стену отдельно, а все вместе – компромат! Хватит с тебя? Отдыхай до понедельника. На оперативку прибудешь в форме при белой рубашке и начищенной обуви. Кстати, подстриги покороче свои усы или перейди на трубку. Потому что со своими сигаретами ты когда-нибудь подсмалишься, как колхозный хряк.
В этот раз я выполнил приказ начальника беспрекословно, четко и в полном соответствии. Всю субботу отсыпался, а в воскресенье болтался по улицам, наслаждаясь последними теплыми днями. Из знакомых подвернулся только Юра Логвин, который позабавил меня историей о своих очередных неприятностях. Его, оказывается, уже в пятнадцатый раз не приняли в Союз художников. Кто-то из искусствоведов в штатском высмотрел, что в своей дипломной работе – галерее портретов молодых строителей Киевской ГЭС – Юра со всей политической безответственностью запечатлел одного известного антисоветчика, диссидента и вероятного (поскольку следствие еще не окончилось) агента одной из империалистических разведок, своевременно разоблаченного нашими доблестными органами государственной безопасности. Ссылки Юры на то, что десять лет назад ни он сам, ни портретируемый еще не подозревали, во что это когда-то обернется, не подействовали.
