Эд Макбейн - Легавые
– Заткнись, лысый хрен, – сказал Ла Бреска.
Тем не менее они замолчали. О'Брайен подался вперед. Паркер наклонился вправо, облокотившись на руку кресла. Капек, сидевший через проход, не мог слышать их разговора и потому спокойно смотрел, как раздевается китаяночка.
Когда номер кончился, Ла Бреска и Калуччи вышли из зала. На улице они разошлись. Паркер отправился за Калуччи, Капек – за Ла Бреской, а О'Брайен двинулся в участок сочинять отчет.
Трое сыщиков встретились только в одиннадцать вечера. К этому времени Ла Бреска и Калуччи уже крепко спали. Детективы сидели в кафе в пяти кварталах от участка. За кофе и рогаликами они сошлись на том, что единственным ценным сведением, добытым ими, была дата предполагаемой операции. Пятнадцатое марта. Кроме того, они пришли к единодушному мнению, что у Фриды Панцер бюст лучше, чем у Анны Мэй Зон.
* * *В трех милях от кафе, где Капек, О'Брайен и Паркер рассуждали о достоинствах артисток варьете, в прекрасно обставленной гостиной сидел Глухой и потягивал виски с содовой. Шторы были отдернуты, из окон открывался чудесный вид на реку и мост, по которому бежали огоньки, а дальше, на противоположном берегу, россыпи красных и желтых огней придавали ночи обманчиво весенний вид. Термометр за окном показывал минус десять.
На кофейном столике у дивана, обитого черной кожей, стояли две бутылки дорогого виски (одна уже пустая). На противоположной стене висел оригинал Руо – правда, гуашь, но оттого не менее ценная. За роялем, играя «Сердце и душу», сидела невысокая брюнетка в белой вышитой блузке и мини-юбке.
Девушке было года двадцать три: курносый носик, большие карие глаза, длинные черные волосы, накладные ресницы. Они начинали дрожать, когда их обладательница брала фальшивую ноту, что, впрочем, случалось довольно часто. Глухой явно не замечал, что девица фальшивит. То ли у него и впрямь было плохо со слухом, то ли сказывалось выпитое виски. Двое других мужчин в комнате тоже относились к ее игре снисходительно. Один даже пытался подпевать, но девица то и дело брала фальшивую ноту и начинала все сначала.
– Не выходит, – капризно надула она губы.
– У тебя все выйдет, радость моя, – сказал Глухой. – Ты только не сдавайся.
Один из мужчин – невысокий, стройный, со смуглым лицом индейца, в узких черных брюках, белой рубашке и накинутой на плечи черной куртке – сидел за письменным столом и печатал на машинке. Второй, подпевавший девице приятным голосом, – высокий, широкоплечий и голубоглазый – был одет в джинсы и голубой свитер.
Девушка продолжала бренчать, а Глухим овладела блаженная истома. Развалившись на диване, он размышлял о второй части плана и еще раз порадовался, как хорошо он все продумал. Он посмотрел на девицу, которая опять сфальшивила, и ласково ей улыбнулся. Потом взглянул на Ахмада, согнувшегося над пишущей машинкой.
– Самое замечательное, – сказал он, – что никто нам не поверит.
– Еще как поверят! – ухмыльнулся Ахмад.
– Это потом.
– Потом поверят непременно, – согласился Ахмад, хлебнул виски, покосился на ножки девушки и снова забарабанил по клавишам.
– Во сколько обойдется нам рассылка писем? – спросил человек в джинсах.
– Видишь ли, Бак, – сказал Глухой, – мы должны отправить сто конвертов по пять центов, это будет стоить пять долларов. Если, конечно, я сосчитал правильно.
– Ты всегда считаешь правильно, – сказал Ахмад и улыбнулся.
– Жутко трудное место, – подала голос девушка и стала повторять одну и ту же ноту, словно надеясь запомнить ее на всю жизнь.
– Ты, главное, не сдавайся, Рошель, – подбодрил ее Глухой. – Рано или поздно у тебя получится.
Бак взял стакан, обнаружил, что виски кончилось, и подошел к кофейному столику налить еще. Он двигался с тяжелой грацией спортсмена, готового к схватке, – спина прямая, руки вдоль тела.
– Давай я тебе налью, – сказал Глухой..
– Да ладно, – откликнулся Бак, но протянул стакан. Глухой щедро налил ему виски.
– Пей на здоровье, – сказал он Баку. – Ты заслужил.
– Я не хочу надираться.
– Почему? Здесь все свои, – улыбнулся Глухой.
В этот вечер он особенно гордился Баком. Без него ничего бы не вышло. Разумеется, бомбу можно собрать и подсоединить к зажиганию и без Бака, но это было бы дилетантством, и взрыву могла помешать любая случайность, а случайностей Глухой не любил. Ему нравилась серьезность, с которой Бак взялся за дело. Бак придумал хитрое небольшое устройство, которое можно было приладить за считанные минуты. Преобразователь, правда, обошелся в 64 доллара 95 центов, но это чепуха по сравнению с тем, что их ожидало в случае удачи! Отличный парень этот Бак. Как он их учил обращаться со взрывчаткой и взрывателем! Подрывник-профессионал, на счету которого множество взрывов, можно сказать, сущая находка. В этом штате нельзя приобрести взрывчатку без специального разрешения и страхового полиса, а у Бака имелось и то и другое. Глухой был доволен, что Бак в его команде.
Бесценным приобретением оказался и Ахмад. Он работал чертежником в электрической корпорации «Метрополитен», в отделе картографии, всего за сто пятьдесят долларов в неделю. Ахмад сразу понял, какие барыши сулил план Глухого, и охотно предоставил информацию, необходимую для окончания операции. Ахмад оказался педантом и настоял, чтобы все письма были напечатаны на бумаге высшего качества и каждый из ста адресатов получил не копию, а оригинал. Этот маленький штрих должен был убедить получателей, что письмо – не розыгрыш. Глухой прекрасно знал, что успех часто зависит от таких вот мелочей. Прихлебывая виски, он любовно посмотрел на Ахмада и спросил:
– Сколько уже напечатал?
– Пятьдесят два.
– Боюсь, к ночи не управишься.
– А когда будем рассылать?
– Надо успеть до среды.
– Успею, – пообещал Ахмад.
– Вы что, собираетесь работать всю ночь? – спросила Рошель и надула губки.
– Если хочешь, можешь ложиться, радость моя, – разрешил Глухой.
– Что толку ложиться без тебя, – сказала Рошель, и Бак с Ахмадом переглянулись.
– Иди, я приду позже.
– Я не хочу спать.
– Тогда выпей и сыграй нам еще одну песню.
– Я знаю только «Сердце и душу».
– Тогда почитай книжку, – предложил Глухой.
Рошель удивленно взглянула на него.
– Или посмотри телевизор.
– Там ничего интересного, только старые фильмы.
– Среди них попадаются очень хорошие, – сказал Глухой.
– А бывают просто кошмар, – возразила Рошель.
Глухой улыбнулся.
– Тогда помоги нам. Будешь заклеивать конверты. Здесь сто штук.
– Не хочется.
– Я так и думал.
– Что же мне делать? – спросила Рошель.
– Переоденься в ночную рубашку, – сказал Глухой.
– Ладно, – согласилась она и встала с табуретки. – Спокойной ночи, ребята.
– Спокойной ночи, – отозвались Бак и Ахмад.
Рошель еще раз взглянула на Глухого и удалилась в другую комнату.
– Безмозглая дура, – сказал Глухой.
– Она меня раздражает, – поддержал его Бак.
– А меня наоборот, – возразил Глухой. – Она успокаивает мне нервы. К тому же она свято верит в то, что мы добропорядочные бизнесмены, и не имеет ни малейшего представления, чем мы занимаемся.
– Я иногда тоже перестаю понимать, чем мы, собственно, занимаемся, – буркнул Бак.
– Все очень просто, – сказал Глухой. – Мы рекламируем наше изобретение, рассылая письма заинтересованным лицам. Это старый, испытанный метод деловых людей нашей великой и славной нации. Конечно, наши возможности весьма ограниченны. Всего лишь сто писем. Но я убежден, что они принесут неплохую прибыль.
– А если нет?
– Давай, Бак, предположим худшее. Представь, что откликнется лишь один процент адресатов – дело вполне обычное. Наши расходы составляют: восемьдесят шесть долларов девяносто пять центов за карабин с оптическим прицелом, три семьдесят пять за коробку с патронами, шестьдесят четыре девяносто пять за преобразователь, семь за будильник, девять шестьдесят за динамит, восемьдесят центов палочка, шестьдесят центов за взрыватель, десять долларов – почтовая бумага, пять – марки и конверты. Если я не ошибся в расчетах, – он сделал паузу и улыбнулся Ахмаду, – всего это составит сто восемьдесят восемь долларов шестьдесят пять центов. Предстоящие траты – на тестер, буквы и форму – незначительны. Даже если клюнет один из ста адресатов, мы все равно получим хорошую прибыль.
– Пять тысяч долларов – не бог весть какие деньги, если принять во внимание два убийства, – возразил Бак.
– Три, – поправил его Глухой.
– Тем более, – поморщился Бак.
– Поверь мне, мы получим куда больше пяти тысяч, – сказал Глухой. – В пятницу приступим к окончанию операции. А в субботу утром не останется никого, кто бы не поверил нашим письмам.
– Сколько же из них, по-твоему, клюнет?
