Оса Ларссон - Кровь среди лета
— Не надо было ничего давать этому попрошайке.
Но Мимми не отступила.
— Если он не должен здесь есть, вам не следует пускать его к нам. Но раз уж он поел, вам придется отдать эти деньги.
С тех пор Ларс-Гуннар не отказывался платить за Винни ни ей, ни Мике.
А сейчас он улыбнулся Мимми и заказал себе кофе и блинчики. Он немного постоял возле Ребекки и Винни, как бы раздумывая, удобно ли ему будет здесь сесть, и в конце концов предпочел соседний столик.
— Сядь со мной, — велел он Винни. — Дама, вероятно, хочет, чтобы ее оставили в покое.
Но «дама» ничего не отвечала, и Винни не тронулся с места.
Когда Мимми вернулась с блинчиками и кофе, Ларс-Гуннар обратился к ней:
— Можно сегодня оставить Винни у вас?
— Еще блинчиков, — попросил Винни, с завистью глядя на отцовскую тарелку.
— Сначала яблоко, — строго ответила Мимми. — Нет, — повернулась она к Ларсу-Гуннару, — сегодня у меня дел по горло. Женщины из «Магдалины» соберутся здесь вечером на свой осенний обед.
Лицо Ларса-Гуннара исказилось недовольной гримасой. Так обычно реагировали мужчины этого поселка на любое упоминание о группе «Магдалина».
— Ну а если совсем ненадолго, — продолжал упрашивать Ларс-Гуннар.
— А мама не может? — подала идею Мимми.
— Я не хотел бы просить Лизу, — ответил Ларс-Гуннар. — Она ведь тоже будет занята из-за этой встречи.
— Ну а если кто-нибудь из местных тетушек? — предложила Мимми. — Все любят Винни.
Ларс-Гуннар задумался, подыскивая подходящий вариант. Ничто в этом мире не делается задаром. Конечно, можно поговорить с кем-нибудь из женщин. Но это значит просить об одолжении, а потом быть обязанным.
Ребекка Мартинссон смотрела на Винни, который в этот момент растерянно разглядывал яблоко. Трудно было понять, пытался ли он заставить себя съесть его ради обещанных блинчиков или, может, до него дошло, что у отца из-за него возникли проблемы.
— Если Винни не против, я могла бы побыть с ним, — сказала наконец Ребекка.
Ларс-Гуннар и Мимми удивленно посмотрели на нее, и сама она, казалось, не ожидала от себя подобной смелости.
— Я не планирую на сегодня ничего особенного, — продолжала Ребекка, — разве что выйду прогуляться. Винни может отправиться со мной. Я оставлю вам номер своего мобильного.
— Она живет в летнем домике, — шепнула Мимми Ларсу-Гуннару. — Ребекка…
— Мартинссон, — договорила Ребекка.
— А я Ларс-Гуннар, отец Винни, — представился в ответ мужчина. — Если вас не затруднит…
«Конечно затруднит, но через это она переступит», — зло подумала Мимми.
— Никаких проблем, — перебила Ларса-Гуннара Ребекка.
«Тому, кто однажды спрыгнул с пятого этажа, все нипочем», — подумала она, вспоминая слова Марии Тоб.
~~~
Инспектор Анна-Мария Мелла сидела, откинувшись на спинку стула, в комнате заседаний полицейского участка. На сегодня здесь было назначено совещание в связи с обнаружением бумаг из сейфа Мильдред Нильссон. Кроме Анны-Марии здесь присутствовали двое мужчин: ее коллеги Свен-Эрик Стольнакке и Фред Ульссон.
На столе лежало порядка двадцати писем, в основном во вскрытых конвертах.
— Начнем, пожалуй, — сказала Анна-Мария, после чего они с Фредом Ульссоном, надев резиновые перчатки, приступили к чтению.
Свен-Эрик сжал руки в замок и положил их на стол. Его усы, в обычном состоянии похожие на пышный беличий хвост, стояли торчком и больше напоминали щетку. Вид у Свена-Эрика был такой, будто он вот-вот кого-нибудь убьет. Он медленно надел свои резиновые перчатки, словно готовясь к выходу на боксерский ринг.
Одно за другим полицейские просматривали письма. Большинство из них было от прихожан, обращающихся к священнику со своими бедами. Речь шла о разводах и смертях, супружеских изменах и проблемах с детьми.
Анна-Мария показала бумагу.
— Это невозможно читать! — возмутилась она. — Как будто этими страницами обворачивали мокрый телефонный провод.
— Дай сюда, — протянул руку Фред Ульссон.
Сначала он поднес листок так близко к лицу, что тот почти коснулся носа, а затем стал медленно отводить его от глаз и в конце концов принялся читать письмо, держа его на расстоянии вытянутой руки.
— Это вопрос техники, — сказал Фред Ульссон, то щуря глаза, то широко раскрывая их. — Сначала видишь маленькие слова типа «я» или «да», а потом восстанавливаешь текст, исходя из них. Я займусь этим позже.
Ульссон отложил это письмо и вернулся к тому, которое читал раньше. Фред любил такую работу: рыться в компьютерных базах, сортировать, сверять списки, искать людей, не имеющих постоянного места жительства. «Истина где-то рядом», — говорил он в таких случаях, усаживаясь за стол. Фред задействовал свои обширные связи в адресных бюро и разных социальных организациях, ему помогало множество информаторов.
— А это что такое?
С этими словами Фред Ульссон показал коллегам письмо, написанное на розовом листке бумаги с изображением скачущей лошади с развевающейся гривой.
— «Твое время пришло, Мильдред, — прочитал он. — Скоро правду о тебе узнают ВСЕ. Ты проповедуешь ЛОЖЬ и живешь во ЛЖИ. И от твоей ЛЖИ многие устали». Так, так, так…
— Положи в пакет, — сказала Анна-Мария. — С самых интересных мы снимем копии и пошлем в ГКЛ…[21] О черт!
Фред Ульссон и Свен-Эрик Стольнакке, как по команде, подняли глаза.
— Взгляните на это!
Анна-Мария показывала коллегам развернутый листок бумаги.
Это был рисунок, изображающий болтающуюся в петле женщину с длинными волосами. Вокруг ее тела извивались языки пламени, сзади виднелся могильный холм с крестом. Рисунок, без сомнения, был выполнен умелой рукой. «Не профессионал, но довольно искусный художник-любитель», — подумала Анна-Мария.
— Что там написано внизу? — спросил Свен-Эрик.
— «Твой час близок, Мильдред!» — прочитала в ответ Анна-Мария.
— Это же… — начал Фред Ульссон.
— Немедленно в Линчёпинг, в лабораторию! — разволновалась Анна-Мария. — Там могут быть отпечатки… я позвоню им и скажу, что это срочно.
— Займись этим сейчас, — согласился Свен-Эрик, — а мы с Фредом разберем остальные.
Анна-Мария положила рисунок и конверт, в котором он был, в отдельные пластиковые пакеты и быстро вышла из комнаты. Фред Ульссон сосредоточенно склонился над оставшейся кучей.
— А вот еще лучше. — Он вытащил очередной листок и поднес его к глазам. — Здесь написано, что она чертова истеричка и мужененавистница и «мы еще доберемся до тебя, проклятая сука, остерегайся, иначе не видать тебе собственных внуков»… О каких внуках идет речь, у нее ведь как будто не было детей?
Свен-Эрик все еще смотрел на дверь, за которой скрылась Анна-Мария. Целое лето эти бумаги пролежали в сейфе, в то время как он и его коллеги ощупью искали хоть какую-нибудь зацепку.
— Чертов пастор, — выругался он. — Как он мог утаить от меня, что у Мильдред Нильссон был свой собственный сейф в консистории!
Фред Ульссон молчал.
— Я просто горю от нетерпения прижать этих господ к стенке! — продолжал возмущаться Стольнакке. — Чем мы здесь занимаемся, в конце концов!
— Но ведь Анна-Мария обещала Ребекке Мартинссон… — начал Фред Ульссон.
— Однако я ничего никому не обещал, — прошипел Свен-Эрик и так ударил ладонью по столу, что тот затрясся.
Потом он поднялся и развел руками.
— Не волнуйся, — обратился Свен-Эрик к Ульссону. — Я не наделаю глупостей. Просто мне… я не знаю… надо собраться с мыслями.
С этими словами Стольнакке покинул комнату, громко хлопнув дверью.
Фред Ульссон облегченно вздохнул и вернулся к письмам. Он любил работать в одиночку.
~~~
Пастор Бертил Стенссон и его помощник Стефан Викстрём осматривали в консистории сейф с бумагами Мильдред Нильссон. Ребекка Мартинссон вернула им все ключи.
— Держи себя в руках, — повторял Бертил Стенссон, — не забывай о…
Он оборвал фразу и кивнул в сторону кабинета, где сидели секретарши. Стефан Викстрём посмотрел на своего шефа. Лицо пастора приняло озабоченное выражение: морщины разгладились, а рот сжался в куриную гузку. На Стенссоне была дорогая ярко-розовая рубашка — выбор дочери. Она гармонировала по цвету с его загорелой кожей и взъерошенной седой шевелюрой, однако низенький и плотный пастор походил в ней на золотистого хомячка.
— Где письма? — спросил Стефан Викстрём.
— Может, она сожгла их? — предположил пастор.
— Мне она говорила, что хранит их. — Голос Викстрёма выдавал его волнение. — Что, если они попали к кому-нибудь из членов «Магдалины»? Что я скажу своей жене?
— Ничего не говори, — спокойно ответил Бертил Стенссон. — Я свяжусь с Эриком. В конце концов, ему надо передать ее драгоценности.
