Станислас-Андре Стееман - Болтливая служанка. Приговорённый умирает в пять. Я убил призрака
— А кто же, по-вашему?
— У меня не спрашивайте, папаша! Я уже много месяцев задаю себе этот вопрос. По двадцать четыре часа в сутки. Все это время, пока шагаю от окна к двери, пока дрыхну… Знаете, что я вам скажу? Все пошло наперекосяк с самого начала! Потому что я, увидев вас в охотничьем домике, решил, что это вы. Потому что вы, памятуя о моем темном прошлом, решили, что это я… А вдруг нас обоих обвели вокруг пальца, заманили в двойную ловушку?..
— Прошу прощения, — вмешался Бенуа, — но сейчас и впрямь пора.
— Да-да, — машинально согласился Лежанвье.
Словно налетев лбом на стену, он на время перестал видеть что-либо перед собой.
Двойная ловушка…
Он даже не услышал, как Лазарь, которого уводил Бенуа, на прощание крикнул: «Чао!»
Лазарь по-прежнему не знал, что его казнят в пятницу на рассвете и он хорохорится в последний раз.
«А вдруг нас обоих обвели вокруг пальца…»
К выходу Лежанвье добирался долго: ему не хватало дыхания.
Как человеку женатому, Лазарю не было никакого смысла убивать Диану — ведь он так и так не мог жениться на Жоэлле. Быть может, в пятницу на рассвете правосудие не свершится? Быть может, Лазарь заплатит вместо кого-то другого?
При воспоминании о той поре, когда он листал красную тетрадку в поисках рецепта убийства, Лежанвье пожал плечами. Пускай это будет судебная ошибка, но она лишь восстановит попранную ранее справедливость. Лежанвье надеялся на это, но верить уже не верил.
«Я не убивал Габи! Я просто возвел на себя поклеп, чтобы взять старика в оборот!»
Звучит довольно фальшиво. Но что, если это правда?
Что, если Лежанвье лишь был введен в заблуждение и два года назад действительно добился оправдания невиновного?..
— Ну как? — спросила Жоэлла. — Видел его?
— Да, — хмуро ответил Лежанвье.
— Что он тебе сказал?
— Не так уж много. Уверяет, что невиновен. Откуда тебе известно, что казнь состоится в пятницу?
— От адвоката, мэтра Маршана… Он плакал?
— Да. Но откуда ты знаешь?..
— Он плакал и когда я приходила к нему. Зрелище не из приятных… Вэ-Эл, ты по-прежнему его ненавидишь?
— Не знаю, — ответил Лежанвье.
По правде говоря, признался он самому себе, он уже никого не ненавидит — как никого и не любит. Хватило одного года — Хоть и не совсем обычного, — чтобы он стал стариком. Который лелеет лишь одну зыбкую надежду: в последний раз послужить правосудию.
— И что ты собираешься делать?
— Не знаю, — повторил Лежанвье.
Что можно сделать меньше чем за двое суток до казни, чтобы продлить жалкое существование человека, которого ты сам отправил на эшафот, сфабриковав против него ложные улики?
Прежде всего — найти настоящего убийцу…
III
После смерти Дианы Билли и Дото почти перестали бывать у Лежанвье. В «Вязах» они показывались всего два или три раза, да и то мимолетно.
Дверь адвокату открыл Билли — в блузе, заляпанной ультрамарином.
— Какой приятный сюрприз! — воскликнул он с натужной улыбкой. — Да входите же, входите! Простите меня за этот варварский вид, но я иллюстрирую очередной лозунг фирмы «Этернум»: «Линолеум „Этернум“: максимум за минимум». Только не подумайте, что это мое изобретение… Выпьете чего-нибудь? Что-то вид у вас неважнецкий.
— Не забудь, золотко: мы живем на четвертом этаже без лифта! — вставила Дото. — Это и для нас высоковато. Ну а…
Она вовремя удержалась и не добавила «для сердечника», но многоточие само по себе было достаточно красноречивым.
Лежанвье сам скинул с себя пальто, бросил его на спинку ближайшего стула и грузно направился к камину, прекрасно отдавая себе отчет, что хозяева за его спиной обмениваются знаками: Билли, по всей видимости, призывает свою половину одеться поприличней — розовая нейлоновая комбинация мало что скрывала, — в ответ на что та, вероятно, советует ему заняться собственными делами.
— Говорите, мэтр, излейте душу, если есть такая потребность! — без особой убежденности предложил Билли. — Вы здесь у друзей.
А вот Дото, насколько Лежанвье мог судить по ее отражению в зеркале напротив, заметно нервничала.
— Извините меня! — бросила она поворачиваясь. — Только накину пеньюар и сразу приду.
Тем временем Билли открыл бар и приготовил выпивку. Лежанвье рассеянно взял поданный ему бокал и поставил на камин не пригубив.
— Сегодня я навещал Лазаря. По просьбе Жоэллы. Он здорово изменился. Вы его, наверное, и не узнали бы. (Это было совсем не то, что он хотел сказать.) Его… его должны казнить послезавтра, в пятницу, в пять утра.
— В пятницу, да еще тринадцатого числа, — глупо заметил Билли, ничего лучше не придумав.
Лежанвье упорно смотрел в зеркало.
— Он по-прежнему настаивает на своей невиновности, утверждает, что Диану убил кто-то другой, и, боюсь, он действительно невиновен…
Позади гулко хлопнула дверь.
— Как бы это он ухитрился? — Дото, всегда такая кроткая, вдруг выпустила коготки. — Ведь не станете же вы… Он один — если не считать вас — имел веские основания ухлопать Диану…
Лежанвье взял свой бокал и некоторое время печально его разглядывал, прежде чем поднес ко рту.
— В том-то и дело, что у него их быть не могло! Диана давала ему гораздо больше денег, чем я сам. Будучи женат, он никак не мог жениться на Жоэлле. Так что… Кто же будет убивать курицу, которая несет золотые яйца, как сказал мне Лазарь и как наверняка сказал бы Билли.
Но Билли был явно против того, чтобы его призывали в свидетели.
— Да не терзайтесь вы так, дорогой мэтр!.. Предположим на секунду — исключительно чтобы поддержать разговор, — что Лазарь пал жертвой судебной ошибки… Хотя это, заметьте, трудно допустить после того, как вы сами доказали его виновность… И даже в случае, если в пятницу утром он заплатит не за это убийство, так за другое, в котором сам вам признался: за убийство Габи Конти… Одна судебная ошибка исправляет другую.
— Сегодня Лазарь утверждал, что не убивал и Габи Конти, — ответил Лежанвье, попутно отметив про себя, что Билли привел его собственный довод.
— Да Господи, поставьте себя на его место… Еще стаканчик?
— Спасибо, да. Кого вы, собственно, покрываете?
И у Билли, и у Дото кровь одновременно отхлынула от щек.
— Я… я не понимаю! — пробормотал Билли.
— Я тоже! — вскинулась Дото. — Сами пришли тут и…
Лежанвье перебил ее, покачав головой:
— Я неудачно выразился. Что вы оба знаете и не хотите сказать?
— Ничего! — вмиг откликнулся Билли. — Даю слово!
— Пожалуйста, вспомните, что в тот день я ездила с вами в Париж и в «Вязы» мы вернулись вместе… (Дото.)
— Верно. В семь часов. Но…
— Но — что?
— Ничего, — задумчиво протянул Лежанвье. — Ничего. Я просто спрашиваю себя…
— В общем, только вы и говорите: сами задаете вопросы и сами же на них отвечаете! (Снова Дото. Ее было не узнать — словно с цепи сорвалась.) А я-то считала вас настоящим другом. Одно из двух!.. Или этот поганый рецидивист Лазарь навел на вас порчу… или же ваша неумеренная любовь к справедливости медленно, но верно сводит вас с ума!.. Мы с Билли все выложили на суде, под присягой… Напоминаю: под присягой! Что вы хотите услышать еще? Или вы думаете, что мы так и утремся? Что Билли побоится выставить вас за дверь?
Лежанвье и глазом не моргнул. Два супружества и бессчетные предшествующие приключения сделали его неуязвимым для подобных вспышек.
— Я только спрашивал себя… — начал он.
— О чем? — не выдержал Билли.
— Какая причина побудила вас в день убийства отложить работу над афишей и помчаться в парк? — невозмутимо закончил Лежанвье.
— Ну, ведь я… Я, кажется, уже объяснял!.. — пробормотал Билли. — Я почувствовал, что устал… мне просто-напросто захотелось подышать воздухом… пособирать грибы.
— Вы не любите грибы.
— Их любит Дото. Их любила Диана.
— Понимаю, — сказал Лежанвье. — Я очень хорошо понимаю.
— Что именно вы понимаете, адвокат? (Дото.)
— Многое. Всякие мелочи, на которые начинаешь обращать внимание только по прошествии времени, — ответил Лежанвье. — Любой мужчина, умудренный житейским опытом, рано или поздно проникается уверенностью, что знает свою жену и своих друзей… Если впоследствии он обнаруживает, что жена водила его за нос, то у него неизбежно закрадываются сомнения и в друзьях. Обычная цепная реакция… И он ищет правды…
— Какой п-правды? (Билли.)
Лежанвье неторопливо осушил бокал, повернул его так, чтобы видеть в нем отражение Дото.
— Простите, моя дорогая. Я бы хотел поговорить с вашим мужем наедине.
— Еще чего! — фыркнула Дото. — Просите меня о чем угодно, но только не об этом! — Она плюхнулась в кресло, закинула ногу на ногу. — Ну-ну, давайте выкладывайте вашу очередную гениальную догадку, мэтр! Пока мы остановились на главе, в который несчастный-вдовец-жаждущий-чтобы-свершилось-правосудие, отправив на эшафот презренного-любовника-своей-недостойной-половины, терзается запоздалыми угрызениями совести и пытается, Бог знает почему, спасти осужденного от гильотины… Поправьте меня, если я ошибаюсь!
