Нора Робертс - Иллюзия
— Я думала, Мобсли пошлет нас подальше, — призналась Ева, когда они поднимались в лифте.
— Возможно, ей стало интересно. Или она действительно виновна в преступлении. Если верить телеканалу светских сплетен, она постоянно находится в одном из двух упомянутых состояний.
— Вот почему я и думала, что она пошлет нас подальше.
Недоуменно поведя плечами, Ева вошла в фойе, оформленное в сапфирово-голубом и изумрудно-зеленом тонах. Еще больше цветов в высоких белоснежных вазах, окруженных свечами в человеческий рост.
Открылись широкие двери синего цвета, и перед посетительницами предстал до предела высветленный блондин, одетый во все черное. По количеству сережек в ушах он мог посоперничать с Макнабом.
— Проходите, пожалуйста. Кандида сейчас придет. Сегодня мы угощаем гостей чаем с кошачьей мятой.
— Спасибо, обойдемся.
— Если пожелаете. Тогда я приготовлю что-нибудь другое.
Мобсли жестом пригласила их в обширное помещение, производившее впечатление небольшого дворца в снежную бурю. Все вокруг было белым: диваны, столы, ковры, лампы, подушки. Цветовое разнообразие вносил только портрет на стене — однако тоже в белой раме, — изображавший хозяйку квартиры обнаженной на белоснежной постели. Резким контрастом с ледяной белизной комнаты смотрелись ее роскошные золотистые волосы и ярко-алые губы.
Даже шторы на окнах были того же призрачно-белого цвета, поэтому возникало ощущение, будто город за окном парит над землей среди облаков.
Смотрится немного жутковато, подумала Ева.
Но вот среди бесконечных «сугробов» что-то зашевелилось. На некоем подобии дивана потянулся большой белый кот. Его глаза сверкнули ярко-зеленым. Он внимательно рассматривал гостей, лениво помахивая хвостом.
Ева любила кошек. У нее был и свой кот. Но от вида этого животного, так же, как и от всей комнаты с окнами, затянутыми белесым туманом тюля, по телу пробежали мурашки.
— У нас сегодня пост, поэтому из еды я не могу вам ничего предложить. Кофе сегодня тоже под запретом. Однако у нас есть прекрасная вода, изготовленная из снега с вершин Анд.
— Это будет просто великолепно! — воскликнула Пибоди, прежде чем Ева успела в очередной раз ответить отказом.
— Чувствуйте себя как дома.
— Всегда мечтала попробовать вкус воды, изготовленной из андских снегов, — призналась Пибоди, когда блондин в черном удалился.
— Могу поспорить, что на вкус она такая же, как любая другая вода. Как ты думаешь, в таком месте можно жить?
— Знаешь, у меня уже голова разболелась. И глаза тоже. Потому что постоянно приходится моргать и напрягать зрение, чтобы разглядеть, где что находится. О господи, это не кот.
— Что? — Ева оглянулась. — Нет, не просто кот. Может быть, лев небольшого размера, но… Или тигр, или…
— Детеныш белой пантеры.
В комнату бесшумно проскользнула Кандида, босая, в белом свитере, домашних белых брюках и с ослепительно сверкающими белыми бриллиантами. Ее волосы, волной спадавшие на плечи, поражали своей красотой не меньше брилиантов.
— Дилайла. — Проходя мимо, она погладила белое существо на диване. — Эстон готовит вам чай?
— Воду, — поправила ее Ева. — Мы вам очень признательны, что вы нашли для нас время.
— Ах, оставьте! — Кандида рассмеялась, царственным движением руки отмахнувшись от их любезности, и улеглась на широкий изогнутый белый диван, практически слившись с ним. — Я провожу много времени в беседах с полицейскими, ну, или этим занимаются мои адвокаты. Я много слышала о вас, и возможность лично познакомиться с вами меня заинтересовала. Но я представляла вас значительно старше.
— Старше кого?
Кандида снова рассмеялась.
— Я собираюсь на премьеру вашего фильма.
— Это не мой фильм.
— Мне нравятся премьеры. Никогда не знаешь заранее, кого ты там можешь увидеть и кто может увидеть тебя. Никогда не знаешь, что может там произойти, ну, и, конечно, огромное наслаждение мне доставляют совершенно идиотские наряды некоторых наших дам. Мне говорили, что платье для вас шьет Леонардо.
— К сожалению, я пришла к вам не для того, чтобы обсуждать мой гардероб.
— Очень жаль. О нарядах я могу говорить часами. А вот и Эстон. Покорми Дилайлу, пожалуйста.
— Да, конечно.
Он поставил чай на столик рядом с Кандидой, а поднос с двумя стаканами воды — рядом с Евой и Пибоди.
— Итак, что же вас привело ко мне? У меня очень мало времени. На сегодня я назначила несколько встреч.
— Прошлой ночью была убита Марта Дикенсон.
Кандида вытянула руки и откинулась на подушки.
— Кто такая Марта Дикенсон? И какое отношение это имеет ко мне?
— Это бухгалтер, проводившая аудит вашего трастового фонда. Та, которой вы угрожали.
— Ах, она…
— Да, именно она.
— Если кто-то и убил ее, меня это не касается.
— Неужели?
— Да. Я спрашивала Тони, и он сказал, что они все равно найдут кого-нибудь еще, кто продолжит этот долбаный аудит. Но, может быть, кто-то другой не будет так сволочиться.
— Кто такой Тони?
— Тони Гринблат. Мой финансовый менеджер.
— Он член совета фонда?
Кандида издала грубый звук, свидетельствовавший о том презрении, которое она ко всему этому испытывала.
— Нет, он к тем скрягам-старперам отношения не имеет. Он — мой личный финансовый менеджер и адвокат. Один из адвокатов. Он работает над тем, чтобы выбить мои деньги из моего же фонда.
— Значит, насколько я поняла, Тони сказал, что убийство Марты Дикенсон вам особой пользы не принесет?
— Да. Нет! — Кандида недовольно нахмурилась и приподнялась на подушках. — Вы пытаетесь меня запутать. Но я не такая уж дура, знаете ли.
«Нет, — подумала Ева, — просто дурой тебя назвать нельзя, ты дура исключительная».
— Почему вы спрашивали его о ней?
— Ну, она же мертва, верно? И я подумала, что, возможно, ее смерть мне будет выгодна. Однако Тони сказал, что я ничего не выигрываю, поэтому…
Она раздраженно пожала плечами и сделала глоток чая.
— Если вы не знали ее, как только что утверждали, то почему вы спрашивали о ней Тони?
Брови Кандиды сошлись, свидетельствуя о напряженной работе мысли.
— И что из того, что я ее знала?
— А то, что вы солгали офицеру полиции в ходе расследования убийства. И, если вы солгали по поводу такой элементарной вещи, значит, я могу заключить, что и о более существенных вещах вы будете говорить мне неправду. К примеру, о том, организовали вы убийство Марты Дикенсон или нет.
В порыве ярости Кандида с громким стуком поставила белую чашку на белый стол.
— Я не лгала.
— Вы угрожали ей. И не просто угрожали, а преследовали угрозами в телефонных звонках, запугивали. Она же требовала от вас прекратить подобное недопустимое поведение, в противном случае обещала поставить в известность попечителей фонда и судебные органы. И вот она мертва.
— Ну и что? Что из этого? — почти выкрикнула Кандида. — Я могу говорить то, что мне хочется. Никакой закон не может мне этого запретить.
— Вы ошибаетесь.
— У нас в стране есть свобода слова. Я точно не помню, кажется, Пятая поправка и тому подобное. Если вы не в курсе, то проконсультируйтесь!
— Я, несомненно, последую вашему совету, — процедила сквозь зубы Ева. — Но раз уж мы заговорили о правах, то позвольте мне напомнить ваши, чтобы всем все было понятно.
Пока Ева зачитывала ей права, Кандида напоминала маленькую рассерженную девочку.
— Как будто я всего этого не знаю! — раздраженно выдохнула она.
— Повторение не повредит. Теперь вы знаете все свои права и обязанности. Итак, почему же вы не сообщили нам того, что сказали миссис Дикенсон, когда в общении с ней реализовывали свое понимание конституционных прав?
— Про что это вы?
— Изложите нам, пожалуйста, свою версию разговора с Мартой Дикенсон.
— Господи, почему же вы сразу об этом не попросили? Единственное, что я у нее просила, — отвязаться от меня. Речь шла о моих деньгах. С какой стати я должна всякий раз выпрашивать свои собственные деньги у разных там скупердяев? И я с ней разговаривала вполне приличными выражениями. Я ей даже цветы посылала. Пообещала ей десять тысяч, если она сделает все так, как мне нужно. Десять тысяч не такая уж маленькая сумма для какой-то там бухгалтерской крысы.
— Вы хотите сказать, что предложили миссис Дикенсон подделать финансовые документы в вашу пользу, за что пообещали ей десять тысяч долларов?
— Да, конечно. Я же порядочная женщина. А она почему-то из-за всего этого разозлилась на меня. Ну что ж, сказала я ей тогда: ладно, хорошо. Пусть будет двадцать тысяч. А она мне: я сообщу о вас прокурору! И понесла всякую прочую гадость.
— Пибоди, ты воспользуешься своими наручниками или дать мои?
