Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - Пер Валё
– Он все время служил в одном и том же округе? – спросил Мартин, который стоял у дверей, положив руку на шкаф с документами.
– Нет, – ответил Меландер. – За первые четыре года он сменил три или четыре округа.
Меландер умолк и наморщил лоб. Потом вынул трубку изо рта и ткнул чубуком в сторону Мартина.
– Беру свои слова назад, – снова начал он. – Я сказал, что он никак не отличался. Я ошибся. Он отлично стрелял, побеждал на всех соревнованиях.
– Верно, – подал голос Рённ. – Это даже я помню. Пистолетом он здорово владел.
– Из винтовки он стрелял не хуже, – сказал Меландер. – Когда он добровольно пошел на курсы командного состава, то каникулы всегда проводил в лагере волонтеров.
– Ты сказал, что он в первые годы сменил три или четыре округа, – напомнил Мартин. – А не случалось ли ему работать под началом у Нюмана?
– Да, некоторое время. С осени пятьдесят седьмого и весь пятьдесят восьмой. Потом Нюману дали другой округ.
– Не знаешь, какие у них были отношения? Нюман ведь не церемонился с теми, кого недолюбливал.
– Нет никаких указаний на то, что Нюман относился к Эрикссону хуже, чем к другим новичкам. И жалобы Эрикссона меньше всего касаются событий этого периода. Но, зная методы Нюмана, с помощью которых тот, по его собственному выражению, «делал мужчин из сопливых щенков», нетрудно себе представить, что и Эрикссону доставалось по первое число.
Меландер в основном обращался к Мартину, но теперь он взглянул на Рённа, прикорнувшего в кресле для посетителей с таким видом, будто вот-вот уснет. Мартин Бек проследил за направлением его взгляда и сказал:
– А не выпить ли нам по чашечке кофе? Ты как, Эйнар?
Рённ выпрямился и пробормотал:
– Да, пожалуй. Я сейчас принесу.
Он вышел из комнаты, а Мартин Бек проводил его глазами и подумал: у него самого такой же замученный вид или получше?
Когда Рённ вернулся с кофе и снова съежился в своем кресле, Мартин Бек сказал:
– Продолжай, Фредрик.
Меландер положил трубку и задумчиво отхлебнул кофе.
– Тьфу, – возмутился он, – ну и пойло.
Он отодвинул пластмассовую чашку и снова протянул руку к своей любезной трубке.
– Итак, в начале пятьдесят девятого Оке Эрикссон женился. Жена была на пять лет моложе его. Звали ее Мария. По национальности она была финка, но жила в Швеции уже много лет и работала в фотоателье. По-шведски она говорила не очень чисто, что немаловажно для понимания последующих событий. В декабре того же года у них родился ребенок, тогда она ушла из ателье. А когда ребенку исполнилось полтора года, другими словами, летом шестьдесят первого, Мария Эрикссон скончалась при обстоятельствах, которые вам, без сомнения, памятны.
Рённ утвердительно и сумрачно кивнул. А может, он просто клевал носом во время всего рассказа.
– Памятны, непамятны, давай дальше, – сказал Мартин.
– Так вот, – продолжал Меландер. – Может быть, именно здесь в нашей истории впервые появляется Стиг Нюман. А с ним заодно и Харальд Хульт, который к тому времени был на должности старшего офицера в нюманском округе. Именно у них в участке и скончалась Мария Эрикссон. В камере для алкоголиков в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое июня тысяча девятьсот шестьдесят первого года.
– А Нюман и Хульт были в ту ночь на работе? – спросил Мартин Бек.
– Нюман был, когда ее задержали, потом он ушел домой, точное время ухода не установлено. А Хульт в ту ночь патрулировал, но не подлежит сомнению, что, когда ее нашли мертвой, он при этом присутствовал.
Меландер высвободил скрепку и начал выковыривать табак из трубки над пепельницей.
– Было начато следствие, и ход событий можно восстановить. По всей вероятности, произошло следующее: двадцать шестого июня Мария Эрикссон вместе с дочерью поехала к подруге в Ваксхольм. Фотограф, у которого она прежде работала, попросил ее помочь управиться с двухнедельным заказом, и подруга согласилась на это время взять к себе девочку. Во второй половине дня Мария Эрикссон вернулась из Ваксхольма. Оке Эрикссон заканчивал работу в семь часов, и она торопилась попасть домой раньше. Учтите, что Эрикссон служил в ту пору уже не у Нюмана.
Мартин Бек почувствовал, как от долгого стояния возле шкафа у него затекли ноги. Поскольку два наличных стула уже были заняты, он подошел к окну, присел на подоконник и кивнул Меландеру, чтобы тот продолжал.
– Мария Эрикссон страдала диабетом и должна была регулярно делать себе инъекции инсулина. О ее болезни знали очень немногие, так, например, ваксхольмская подруга ничего об этом не знала. Мария Эрикссон никогда не пропускала инъекции, кстати, она и не могла позволить себе такую небрежность, но тут она бог весть почему забыла дома шприц.
Оба – и Мартин Бек, и Рённ – теперь боялись пропустить хоть одно слово из рассказа Меландера, будто понимая, что именно по этому пути и надлежит вести следствие.
– Сразу после семи вечера двое полицейских из участка Нюмана обнаружили Марию Эрикссон. Она сидела на скамейке, и вид у нее был ужасный. Они пытались заговорить с ней и пришли к выводу, что она либо наглоталась наркотиков, либо мертвецки пьяна. Тогда они дотащили ее до такси и отвезли в полицию. Сами они на допросе говорили потом, что не
