Джон Кризи - Инспектор Вест на отдыхе
— Эдди, ты чудо! Я бог знает сколько заплатил бы, чтобы обладать такой памятью, как у тебя. Интересно, ходил ли Хенби на свидание со своей Синтией в столь поздний и таинственный час, или же ему нужно было повидаться с сэром Пломлеем? Если Лессинг позвонит, передай ему, чтобы он встретился со мной часов в пять, ладно?
— Где, здесь?
— Нет. В Пенси-кафе, — ответил Роджер. — Скажи ему, что я угощу его чаем.
Не успел он выйти из кабинета, как Эдди высунул из кабинета свой длинный нос в коридор и крикнул, что Лессинг на проводе.
— И, мне кажется, он совсем недоволен собой. Я бы на твоем месте давно бы поубавил у него спеси.
Глава 11
Сообщение Марка
— Ну, — вместо приветствия крикнул Роджер, — кто убил Риддела? И почему он или она его убили? Что было в этом маленьком пакете? Как великий человек нашел ответы на все эти вопросы, которые вот уже столько времени ставят в тупик авторитетов полицейского сыска? Может быть, ты пожелаешь княжество взамен твоих услуг?
— У тебя великолепное настроение, да?
— Последнее, что мне посоветовал Эдди Дэй, это поубавить у тебя спеси, вот я и стараюсь изо всех сил, — сказал Роджер, подмигивая Эдди. — Он сказал, что в твоем голосе звучит отвратительное самодовольство!
— Не без причины, — заявил Марк, — я хочу видеть тебя, как только ты освободишься.
— Телефон не устраивает?
— Нет. Я звоню из автомата и… ну, одним словом, я не могу доверить свои мысли телефонным трубкам.
— Пожалуй, самое правильное — нам встретиться немедленно. Пенси-кафе, через двадцать минут, идет?
Роджер прошел пешком в кафе «Пенси», небольшое заведение на Карк-роуд всего лишь в нескольких минутах ходьбы от Ярда. Несколько лет тому назад его открыла женщина с так называемыми «артистическими идеями». Стены, мебель, посуда — все было украшено фиолетовыми разводами, а на вывеске красовалось одно-единственное слово «Пенси», печаль. Теперь оно принадлежало Марио, толстенькому итальянцу, который содержал кафе вместе со своей дородной супругой. Марио был в дружбе и со Скотланд-Ярдом, и с Коннон-Роуд. Он неоднократно оказывал значительные услуги Роджеру. «Пенси» было излюбленным местом отдыха полиции.
В половине четвертого кафе было еще совсем пустым. Марк занял местечко возле окна и разговорился с Марио.
— И вот что я вам скажу, — возмущался итальянец, — вечно одно и то же: Вест сделай то, Вест сделай это. Какая несправедливость испортить ему отпуск. Да, таково мое мнение.
— Но думает ли он так же? Хелло, вот и он сам, легок на помине.
Марио проворно обернулся, и лицо его засияло от радости. Он сочувствовал, расспрашивая о здоровье Джанет и бамбино. Пообещав им лучший чай в Лондоне, Марио убежал на кухню.
Роджер опустился на стул. Улыбка Марка была такой широкой, как и у Марио.
— Доволен? — спросил Роджер.
— Думаю, ты тоже будешь доволен, — ответил Марк. — Марио обещал некоторое время не сажать за наш столик никого, так что мы можем не стесняться. Я только что расстался с Хенби.
Роджер промолчал.
— Он был предельно любезен. Если он на самом деле совсем не такой человек, то ему было наверняка тошно от собственных стараний меня очаровать. В настоящее время Палата Общин не имеет от меня секретов. Я познакомился с тремя кабинет-министрами и еще какими-то двумя парламентскими деятелями.
— Что ты делал?
— Вел себя, как положено. Сообщал им кое-какую «внутреннюю информацию» о том, что ты убежден, что, поймав Тэнди, считаешь дело в шляпе. Я попытался отклониться в сторону, но Хенби каждый раз возвращался к этой теме. Один разок он упомянул имя Пломлея, заявив, что Риддел, чисто случайно оказался в составе Комитета, который должен был инспектировать Пломлеевский Трест наряду с другими организациями. Как тебе это нравится?
— Интересно.
— Ты неблагодарный шваб. Говорю тебе — Хенби проявил нездоровый интерес к этому делу. Он ведет себя, как кот на горячих кирпичах. Закончил, сказав мне, что он, естественно, крайне заинтересован и что если ты не будешь держать его в курсе дела, то он будет крайне признателен, если эту миссию возьму на себя я. Почему-то он неоднократно упоминал о том сообщении, которое он тебе насочинил по делу Риддела.
— Великий Боже! — воскликнул Роджер, — а я-то даже не соизволил прочитать его!
— Его самолюбие было бы уязвлено. Где оно?
— У меня в кармане. Он тебе не рассказывал, куда ходил между тремя и пятью часами утра?
— Он выходил?
— В дом Пломлея.
— Черт побери! Он упомянул, что Синтия сейчас живет в доме отца. Чем больше я думаю, что в этой истории не обошлось без Синтии и Хенби, тем больше я склоняюсь в пользу данного предположения. Не хочешь ли ты узнать, о чем они говорили вчера вечером?
— Да. Хенби как-то заметил, что член парламента не стоит выше закона. Ты будешь гораздо полезнее, чем предполагаешь.
— Мне не нравится эта тайная деятельность. Если бы Чартворд вел себя разумно…
— Он и ведет себя разумно. Он говорит, что мы должны действовать незаметно, а коли ты влипнешь в какую-нибудь историю, можешь не рассчитывать на помощь Скотланд-Ярда. Обычная проповедь о необходимости соблюдения тайны. Марк, я почти не сомневаюсь, что Чартворд опасается натолкнуться на какой-то неблаговидный предлог или скандал. Котел переполнен кипятком, а когда мы снимем крышку, там может оказаться черт знает какое месиво. По твоему мнению, что нужно узнать в первую очередь?
— Ты бы мог объяснить… — начал было Марк, но тут же замолчал. — Тише, сюда идет Марио.
Марио с торжественным видом нес на вытянутых руках поднос, покрытый белоснежной салфеткой. Опустив его на стол, он с сияющей физиономией откинул салфетку и отступил, ожидая похвалы. На подносе на двух тарелочках соблазнительными горками возвышалась ароматная клубника. В отдельной вазочке пенились взбитые сливки. На этом фоне тоненькие бутерброды со всякими яствами утратили свою привлекательность.
— Потрясающе!! — воскликнул Роджер.
Глаза у него заблестели, как у маленького мальчика.
— Во всяком случае, теперь у тебя исправилось настроение, — засмеялся Марк, — ты ведь сам не свой от взбитых сливок.
— Они мне показаны по состоянию здоровья, — отпарировал Роджер. Потом продолжал уже совсем другим тоном: — Самая важная и, возможно, самая трудная часть задачи — установить связь между Тэнди и К° и одним из наших наиболее подозрительных лиц. Короче — с Синтией, Хенби, Пломлеем и, возможно, с Гарнером.
— О Гарнере я как-то и не задумывался, — признался Марк.
— Да и я недостаточно.
— В основном, не спускай глаз с Синтии. Мы установили за ней слежку, но это не так-то просто. А ты не будешь выглядеть неуместно в «Савойе» или у «Скотта». Ты просил «светскую линию» — так получай.
— Благодарю. Что ты сейчас будешь делать?
— Если бы ты мне не позвонил, я бы отправился в дом Пломлеев. Именно это я сейчас и сделаю.
Дом Пломлея находился в сотне ярдов от дома полковника Гарнера. Лакей открыл дверь, взял у Роджера карточку и попросил его подождать. В холле висело всего две картины Ван Гога, и Роджер принялся их внимательно разглядывать, но его уши чутко прислушивались ко всему окружающему. Когда дверь отворилась, он не повернул голову, притворившись полностью погруженным в размышления.
Послышался голос Синтии Риддел:
— Добрый вечер, инспектор.
— Хелло, миссис Риддел, — ответил Роджер, с улыбкой поворачиваясь к ней.
— Вы пришли повидаться со мной?
— Нет, но я с удовольствием поговорил бы и с вами, если вы уделите мне несколько минут.
— Конечно. Значит, вы пришли к отцу?
— Да.
— Надеюсь, вы не станете его слишком, ну, волновать, что ли?
— Я не стану его задерживать дольше, чем это необходимо.
— Некоторое время он болел, — объяснила Синтия, — шок, нанесенный смертью моего мужа, и последующие напряжения ему не по силам. Конечно, я не имею права на вас нажимать.
Она улыбнулась и ушла, а Роджер в который раз отметил грациозность и величественность ее манер. На лестнице появился лакей.
— Лорд примет вас через несколько минут. Не будете ли вы столь любезны подождать в малой гостиной?
Вскоре в комнату очень медленно вошел лорд Пломлей… Роджера поразила его бледность. Он казался тяжело больным человеком. Вообще он был высокий широкоплечий крепыш. Роджер часто видел его на различных церемониях, когда он удивлял всех присутствующих своим цветущим видом и воинственным выражением лица. Сейчас в нем не было и следа былой воинственности. Его худобу, пожалуй, вернее было бы назвать истомлением; глаза его смотрели без всякого интереса.
Одно было несомненно: такая перемена не могла произойти за такой короткий период после смерти Риддела.
— Добрый день, инспектор.
