Джон Кризи - Слишком молоды для смерти

Джон Кризи

Слишком молоды для смерти

Глава первая

ЮНЫЕ ЛЮБОВНИКИ

— Слышишь, Тони?

— Здесь никого нет.

— Слышишь?

— Говорю тебе…

— Пожалуйста, послушай, — умоляюще проговорила Хелина Янг. — Прошу тебя.

— Ладно, — расслабившись, Тони Уайнрайт опустился на девушку всей тяжестью тела. Распаленный, сгорающий от желания, нетерпеливый, он все же уступил, зная, как чувствительна, как обидчива она была.

Здесь, в предместье Лондона, в парке Уимблдон-Коммон, шорохи летней ночи наполняли воздух, крались среди кустов боярышника и ежевики, пробирались между мощных стволов дуба, берез и бука. Над головой простиралось бледное, усыпанное звездами небо с мерцающей половинкой луны на нем. Через маленькую прогалину в кустах светились далекие огни машин, проносящихся по дороге в направлении Патни и Рохамптона. Ближе стояли припаркованные автомобили, каждый наверняка со своей любовной тайной внутри. Невдалеке какой-то человек свистом подзывал собаку. И больше никаких посторонних звуков.

Хелина нервно передернулась:

— Могу поклясться, я что-то слышала.

— Тебе показалось.

— Было бы противно… — она замолкла.

— Что противно? — он приподнялся, опершись на локти, но их тела по-прежнему соприкасались.

— Противно, если б кто-то подглядывал.

— Я бы ему задал!

— Ты… ты не понимаешь, — сказала Хелина. — Как только представлю, что кто-то может увидеть нас… сама это возможность…

— Но ведь темно, любимая.

— Или даже просто услышать…

Тони опустил голову и закрыл ее рот поцелуем. Потом оторвался и тихо проговорил:

— Все нормально, сладенькая. Мы не станем сегодня. Ты… так нервничаешь.

— Прости, милый.

— Тебе не нужно просить прощения. Теперь нам уже не долго ждать. Скоро у нас будет собственная квартира. Представь только, задернул шторы — и закрылся от всего мира!

— Это будет здорово!

— Здорово, — отозвался Тони хриплым, но, как он надеялся, убежденным голосом.

Он знал, что следует встать и подавить свое желание. Если он не сделает этого, если уговорит и добьется ее — он знал, что сможет — то ничего не достигнет, а только потеряет часть ее доверия к себе. Но встать нелегко. Ведь она так… близко. И принадлежит ему. Их тела все еще тесно прижимались друг к другу. Вплоть до того момента, как ей послышался этот странный звук, он был уверен, что она разделяет с ним любовный порыв. Хорошо, если б он не позволил ей в такой миг отвлечься, если б не нужно было ее уговаривать… Почему она не может просто наслаждаться каждым мгновением любви?

Он передвинулся набок.

— Все. Подъем! Мы…

Как только он начал подниматься, вспыхнул яркий слепящий свет — раз, второй, третий, кто-то хихикнул, кто-то чертыхнулся, и, когда Тони вновь опустился, пытаясь прикрыть девушку, резкая боль внезапно обожгла его руки, ноги, затылок. Он вскрикнул, и вместе с ним от боли и страха закричала Хелина.

Две, три или четыре, а может, пять-шесть темных фигур бросились бежать.

Тони вскочил на ноги, поднял девушку и побежал, спотыкаясь, к ближайшему пруду. Он погрузился в воду вместе с Хелиной, она вскрикнула, но он опустил ее вниз лицом и плавал так, пока на берегу не собралась толпа людей, прибежавших выяснить, что случилось.

А не так далеко, в Челси, пустели бары и кинотеатры, гасли огни, запирались двери и ворота. Шумно расходились по домам семьи с детьми, степенно шли пожилые супруги, одинокие мужчины и женщины, слишком робкие, чтобы найти пару, тоже прокладывали свой путь, возвращаясь в мириады крошечных комнаток, квартирок, спален, маленьких отелей и меблирашек. За большинством уже закрылись двери парадных подъездов и черных лестниц. Тянулись только парочки, которые рука об руку или тесно прижавшись шли по тускло освещенным улицам и задерживались там, где сгущалась тень, чтобы поцеловаться со страстью, выдающей жажду обладать друг другом. В узкой улочке, недалеко от реки, тоже бродила такая пара. Влюбленные ступали нога в ногу, светловолосая девичья голова лежала на широком плече парня.

Они замедлили шаг перед одним из стоящих в ряд белых домиков.

— Мы пришли, дорогая.

— Давай еще прогуляемся до угла и обратно.

— Я бы хотел… — парень оборвал себя коротким смешком. — Ну, давай.

Они пошли, по-прежнему касаясь друг друга.

— Джил.

— Да, милый.

— Я ведь мужчина, ты понимаешь.

— Понимаю.

— И сейчас вторая половина двадцатого века.

— Я это тоже знаю!

— Почему ты тогда ведешь себя так, будто мы живем в девятнадцатом?

— Должно быть, я старомодная девушка, — сказала Джил очень тихо, но твердо.

— Опять ты за свое. Глупости. Ты же знаешь, что сегодня ночью ты будешь одна в квартире, ведь Дейзи уехала.

— Да, — ответила Джил. — Конечно, Клайв…

— Да?

— Клайв, я очень тебя люблю. Очень-очень.

— И я люблю тебя отчаянно, страстно…

— Ты уже говорил так прежде.

— Но сейчас иначе. Я клянусь тебе, иначе!

— Если бы я действительно могла тебе поверить, кто знает, какой современной я могла бы стать? — они дошли до угла и повернули обратно, слившись буквально в одно тело. — Но я не могу поверить, милый.

— Но как же мне убедить тебя?

— Сказать по правде, не знаю, — горько призналась Джил. — Сама не знаю. Но давай не будем больше спорить из-за этого, а то испортим сегодняшний вечер.

— А тебе не приходит в голову, что для меня он уже испорчен?

— Я надеюсь, что нет, — сказала Джил, когда они остановились возле ее дома. — Прости, милый. Я… — внезапно замолчав, она резко повернула голову. — Что это?

— Что? — с мрачным видом спросил Клайв.

— Что за шум?

— Я не слышал никакого шума.

— Там, у парадной.

— Должно быть, это стонет твоя пуританская совесть.

— Нет, серьезно, был какой-то звук.

— Но ведь Дейзи нет.

— Да… но это-то меня и пугает.

— Пугает тебя! — Клайв удовлетворенно засмеялся и направился к двери. — Придется стать рыцарем Галаадом[1] и…

Но не успел он подойти, как дверь настежь распахнулась и четверо парней вывалились наружу. Двое подскочили к Клайву и девушке и брызнули в них жидкостью. Она падала мягко, как дождь. Часть попала влюбленным в лицо, часть на одежду и руки; с бешеной яростью Клайв набросился на обидчиков, сбив двоих с ног, и закричал Джил: «Срывай одежду, быстрее срывай ее!» Парни кинулись врассыпную, а Клайв Дэвидсон потащил Джил в дом, как сумасшедший, стаскивая с нее все — джемпер, юбку, комбинацию…

— Если попало на лицо, сразу умойся! Смой хорошенько! — он подтолкнул ее к двери на кухню, а сам бросился к садовому шлангу, открыл кран на полную мощность и стал поливать себя водой с головы до ног.

Религиозное собрание в Шепердс-Буш затянулось намного дольше обычного, но и когда оно закончилось, просторный зал с когда-то желтыми стропилами, гравюрами на библейские темы, почетными грамотами «Отряда надежды»[2], объявлениями «Союза матерей» и бойскаутов, списками экзаменов воскресной школы и еще кучей всякой всячины, связанной с делами церкви, опустел не сразу. Собирались небольшие группы, велись отрывочные разговоры, добровольцы, оставшиеся мыть посуду, гремели чашками и блюдцами; никто в этот теплый вечер не спешил уходить.

В одном углу зала среди десятка людей разных возрастов стояла Бетти Смит. В другом, вместе с шестью подростками, задержался Джонатан Кобден. Весь вечер Джонатан привлекал внимание Бетти — высокий, темноволосый, красивый, он все время поглядывал на нее. Она была здесь гостьей и никого не знала, кроме тети, дяди и их детей, с которыми она пришла. Теперь Бетти видела, как группа парней направилась к двери, а тот, который завладел ее вниманием, повернул обратно и двинулся прямо к ней. Она покраснела, не замечая, что тетя с улыбкой наблюдает за ней.

— Слушай, — сказал Джонатан Кобден, — ты что, новенькая?

— Я просто пришла посмотреть, и все.

— А-а. Со Смитами?

— Да. Ты их знаешь?

— Ну да. Я… они живут по-соседству. Я… ты… ну, это… Может, вместе пойдем домой?

Бетти опустила глаза.

— Я с радостью, если только…

Они обернулись и посмотрели на тетю, которая не пропустила ни слова из их разговора и которая с симпатией относилась к молодому Джонатану Кобдену.

— Тетушка, можно мне…

— Миссис Смит, разрешите мне проводить Бетти домой?

— Разрешу при условии, что доставишь ее целой и невредимой, — в глазах миссис Смит затаилась лукавая усмешка.

— Да, конечно!

Старшие смотрели им вслед, и мужчина задумчиво произнес:

— Если б в наше время было побольше таких молодых людей.

А Бетти и Джонатан не замечали ни взрослых, ни сверстников, перешептывающихся и хихикающих над ними, они не видели ничего и никого, кроме друг друга. Минут пять они шли под яркими огнями Шепердс-Буш-Роуд, потом свернули в боковую, менее освещенную улицу. Здесь их руки постоянно натыкались друг на друга, сталкивались, касались. Для каждого из них это была первая любовь; оба впервые почувствовали, как сильно может биться сердце, ощутили ту электрическую дрожь, тот трепет, что пробегает от малейшего прикосновения к другому. Они молчали, да им и не требовались слова. И только в конце улицы Джонатан сказал: