Иэн Рэнкин - Плоть и кровь
— Ну, похоже, оторвались, — сообщил Бернс, поглядев в зеркало заднего вида.
Ребус переводил дыхание и разглядывал локоть.
— Откуда ты знаешь имя Дейви Саутара?
— Он маньяк, — просто сказал Бернс. — Я пытаюсь быть в курсе таких вещей.
Ребус шумно выдохнул, опуская рукав.
— Никогда не оказывай услуг священникам, — сказал он сам себе.
— Постараюсь намотать это на ус, сэр, — сказал Бернс.
7
На следующее утро Ребус вошел в комнату оперативного штаба с чашкой декофеинизированного кофе и сэндвичем с тунцом на зерновом хлебе. Он сел за свой стол и снял крышечку с пластиковой чашки. Уголком глаза он увидел новую гору документов, появившихся на его столе со вчерашнего дня. Но еще минуть пять он мог не обращать на них внимания. Отпечатки пальцев убитого сравнили с тем, что были сняты в комнате Билли Каннингема. Так что теперь у тела было имя, но, кроме этого, практически ничего. Допросили Мердока и Милли, подняли их личные дела в Почтовом ведомстве. Сегодня предполагалось еще раз обыскать комнату Билли. Они так пока и не знали, кем он был на самом деле. Не знали, ни откуда он появился, ни кто его родители. Не знали почти ничего. Но Ребус давно усвоил, что при расследовании убийства вовсе не обязательно знать все.
За спиной у него стоял старший инспектор Лодердейл. Ребус почуял это, потому что вместе с Лодердейлом появился и запах. Его не все ощущали, но Ребус чувствовал всегда. Это напоминало запах талька, каким в туалете засыпают наиболее ароматные места. Потом послышался щелчок и жужжание электробритвы Лодердейла. Ребус, услышав этот звук, выпрямился.
— Тебя ждет шеф, — сказал Лодердейл. — Завтрак не убежит.
Ребус уставился на сэндвич.
— Я сказал — не убежит.
Ребус кивнул.
— Принести вам кружечку кофе, сэр? — Свой кофе он забрал с собой и теперь прихлебывал его, замерев на несколько мгновений у дверей Фермера Уотсона. Изнутри доносились голоса, и один был гнусавее других. Ребус постучал и вошел. Старший инспектор Килпатрик сидел по другую сторону стола от Фермера.
— Доброе утро, Джон, — сказал старший суперинтендант. — Кофе?
Ребус приподнял свою чашку:
— Спасибо, у меня есть, сэр.
— Ну, садись.
Он сел рядом с Килпатриком.
— Доброе утро, сэр.
— Доброе утро, Джон.
В руках у Килпатрика была кружка кофе, но он не пил. Фермер тем временем пополнял свою кружку из персональной кофеварки.
— Значит, так, Джон, — сказал он, садясь. — Принято решение откомандировать тебя в подразделение старшего инспектора Килпатрика.
Уотсон отхлебнул кофе, прополоскал им рот. Ребус посмотрел на Килпатрика, который удостоил его согласного кивка.
— Вы будете числиться у нас на Феттс, но вы должны быть нашими глазами и ушами в расследовании этого убийства. Держать связь, так сказать, а потому бо́льшую часть времени будете по-прежнему проводить на Сент-Леонардс.
— Но зачем?
— Понимаете, инспектор, это убийство, по всей вероятности, относится к юрисдикции ОБОПа.
— Да, сэр, но почему именно я?
— Вы были в армии. Я обратил внимание, что вы служили в Ольстере в конце шестидесятых.
— Четверть века назад! — возразил Ребус. — Я все эти годы только и пытался забыть о том, что там происходило.
— И тем не менее вы должны согласиться с тем, что здесь просматривается рука вооруженных формирований. Как вы сами заметили, такой пистолет — не самое обычное оружие грабителей. Револьверы этого типа используются террористами. В Соединенное Королевство в последнее время проникло много незаконного оружия. Может быть, это убийство поможет нам выйти на поставщиков.
— Погодите, вы хотите сказать, что вас не интересует убийство — вас интересует оружие?
— Я думаю, многое прояснится, когда я объясню вам суть нашей работы на Феттс. Я здесь закончу через… — он посмотрел на свои часы, — скажем, минут через двадцать. У вас будет время попрощаться со своими родными и близкими. — Он улыбнулся.
Ребус кивнул. Он не притронулся к своему кофе. На поверхности образовалась стылая пенка.
— Хорошо, сэр, — сказал он, вставая.
Все еще ошарашенный, он вернулся в кабинет. Один детектив рассказывал двум другим свежий анекдот. Про кальмара, ресторанный счет и мойщика посуды.
Значит, Ребуса переводили в ОБОП, в «ублюдочную бригаду», как кто-то назвал эту контору. Он сел за свой стол. Ему потребовалась минута, чтобы понять: на столе чего-то не хватает.
— Какой сукин сын сожрал мой сэндвич?
Он оглядел кабинет, анекдот оборвался на полуслове. Но не из-за Ребуса. По кабинету из рук в руки передавался лист бумаги, он и вызвал внезапную перемену настроения. Лодердейл подошел к столу Ребуса. В руке он держал полученное по факсу сообщение.
— Что это? — спросил Ребус.
— В Глазго нашли мать Билли Каннингема.
— Хорошо. Она приедет сюда?
Лодердейл рассеянно кивнул:
— Она прибудет для формального опознания.
— А отца нет?
— Мать давным-давно рассталась с отцом. Билли тогда был еще младенцем. Но она назвала нам имя отца. — Он передал факсовое сообщение Ребусу. — Его зовут Моррис Кафферти.
— Что? — Чувство голода мигом оставило Ребуса.
— Моррис Джеральд Кафферти.
Ребус прочел сообщение.
— Скажите, что это не так. Просто ребята в Глазго шутят.
Но Лодердейл покачал головой.
Большой Джер Кафферти сидел в тюрьме. Вот уже несколько месяцев, как сидел, и сидеть ему предстояло еще много лет. Он был опасным человеком — занимался рэкетом, подпольным ростовщичеством, убийствами. В суде удалось доказать только два убийства, но были и другие. Ребус знал, что были другие.
— Вы думаете, что кто-то таким образом отправил ему послание? — спросил он.
Лодердейл пожал плечами:
— Это определенно несколько меняет дело. По словам миссис Каннингем, Кафферти все то время, пока мальчик рос, не выпускал Билли из виду, старался, чтобы он ни в чем не нуждался. Она до сих пор время от времени получает деньги.
— Но Билли знал, кто его отец?
— По словам миссис Каннингем, нет.
— Значит, знал кто-то другой?
Лодердейл снова пожал плечами:
— Я вот думаю, кто сообщит Кафферти?
— Лучше сделать это по телефону. Я бы не хотел в это время находиться с ним рядом.
— Хорошо, что мой выходной костюм висит здесь в моем шкафчике, — сказал Лодердейл. — Придется созывать еще одну пресс-конференцию.
— Лучше сначала сообщить старшему суперинтенданту.
Глаза Лодердейла прояснились.
— Безусловно.
Он поднял трубку телефона Ребуса, чтобы позвонить.
— Кстати, чего он хотел от тебя?
— Да ничего особенного, — сказал Ребус.
Он и в самом деле теперь так думал.
— Но может быть, это должно заставить нас по-другому взглянуть на дело, — сказал он Килпатрику, когда они ехали в машине.
Они сидели сзади, водитель вез их на Феттс длинным маршрутом. Он держался главных дорог, а не переулков, объездов и бессветофорных улиц, которыми пользовался Ребус.
— Может быть, — сказал Килпатрик. — Посмотрим.
Ребус перед этим рассказал Килпатрику все, что знал о Большом Джере Кафферти.
— Я что хочу сказать. Если это бандитские разборки, то вооруженные формирования здесь ни при чем, верно? Значит, я вам буду бесполезен.
Килпатрик улыбнулся ему:
— В чем дело, Джон? Большинство известных мне полицейских готовы были бы отдать руку, которой они берут стакан с пивом, чтобы попасть в ОБОП.
— Да, сэр.
— Но вы не из их числа?
— Мне дорога рука, которой я беру стакан. Она мне и для других дел может понадобиться. — Ребус посмотрел в окно. — Дело в том, что я уже бывал в роли прикомандированного, и мне это не очень понравилось.
— Вы имеете в виду Лондон? Старший суперинтендант все мне об этом рассказал.
— Сомневаюсь, что все, сэр, — тихо проговорил Ребус.
Они свернули с Куинсферри-роуд и были теперь в минуте ходьбы от дома Пейшенс.
— Уж окажите мне такую услугу, — холодно сказал Килпатрик. — В конечном счете получается, что вы эксперт и по Кафферти. С моей стороны было бы глупо не воспользоваться помощью такого человека, как вы.
— Да, сэр.
На этом тему и закрыли — машина свернула на Феттс, где размещалось управление эдинбургской полиции. В конце долгого пути тебя вознаграждали видом готических шпилей Феттской школы, одной из наиболее элитарных в городе. Ребус никак не мог решить, что уродливее — псевдоготика школы или низкое безликое здание, в котором находилось полицейское управление. Здесь вполне могли разместить обычную общеобразовательную среднюю школу: здание поражало не работой архитектурной мысли, а полным отсутствием таковой. Таких убогих сооружений Ребус больше не видел — архитектор был начисто лишен воображения. Может быть, в этом таился намек на организацию, для которой предназначалось здание.