Юрий Иваниченко - Мертвые молчат
В конце концов и сам «дурошлеп» признал, что проезжал он по Первомайскому и видел тела, но со страху не остановился, не выходил из машины вообще, не знает никого и ничего.
И на этих показаниях парня заклинило. Да, проезжал, потому что всегда так сокращает, да, видел тела, но не остановился и никому ничего не сказал с перепугу. Ни с самим Деркачом, ни с Клавдией не знаком, узнать их не узнал и не мог, потому что не знаком… А вот откуда возвращался домой в третьем часу, где был до того — ни звука. Это, мол, его личное дело, и если вам что не нравится — пожалуйста, доказывайте сами, вам за это зарплату платят, а ни в чем он перед уголовным кодексом не виноват. А что у меня нет, как это у нас называется, алиби — так его же у полгорода нет. Я, может, просто кататься по вечерам люблю и катался от семи (время выезда известно) до той самой поры.
Сагайда тогда-то и обозвал Сергея «дурошлепом», потому как поймал на пустяке: семь часов езды — это полбака горючего, а на самом деле не сожжено и двух литров.
А «дурошлеп»:
— Я выехал на околицу, взял этюдник и творил. А как стемнело — просто сидел в машине и мечтал.
Смех и грех, но у парня на подошвах — ни грязи, ни пыли, ни крови, никаких признаков, что ступил он хоть раз в Первомайском. А в машине — этюдник. С эскизом пейзажа. И, по заключению экспертов, написано не ранее вчерашнего дня.
Нет и следов того, что в доме или машине прятали оружие, причем «шестерку» изнутри давным-давно не мыли. Нет следов ни в карманах, ни на руках. Вот так.
— И что, орлики, — спросил Шеремет, — что дальше делать будем?
— Как — что? — спросил Вадик; он уже понял, что сегодняшняя его безрезультатность шефом не осуждается, и повеселел. — Разрабатывать Кравцова дальше! Врет ведь!
— Так у Матвея Петровича предчувствие, — вставил Сагайда, — че дергаться-то?
— Размечтались. У меня предчувствие только на то, что Кравцов и в самом деле не стрелял. А вот где он околачивался семь часов, обязательно надо выяснить. И тогда, наверное, станет ясно, чего это он крутит, нахальничает и трусит. Сильно трусит. Куда больше, чем следует предположить из простого факта несообщения о происшествии.
— А если он и в самом деле малевал свой пейзажик, а потом кайфовал безо всяких свидетелей? — отозвался Вадик.
— Э, нет, — улыбнулся Шеремет и потянул вторую бутылку, — не был он вечером на этюдах. Эту братию я немного знаю. Он бы заставил нас поехать на то место, и показал бы ямки от треноги, и все свои окурки нашел бы на предмет научного свидетельства, сколько надо времени, чтобы такой этюд написать и такое количество «Флуераша» высадить… Здесь что-то другое.
Сагайда придвинулся к столу:
— Я так понимаю, что «дурошлеп» из города вечером не выезжал?
Шеремет утвердительно кивнул, смакуя лимонад.
— Тогда у нас не круг, а сектор поисков. Он повернул со Степной, правый поворот, — Сагайда взял фломастер и начал набрасывать схему. — Обмолвился, что «сокращал». Так?
— Да.
— Город парень знает хорошо. Теперь смотрите: в трех кварталах по Степной есть еще одна сокращенка. Улица, идущая от Двенадцатого квартала. На ней одностороннее движение, но в такое время ездят без знаков. Днем там стройка… Ну-ка…
Сагайда наклонился над папкой, разыскивая заключение трассологической экспертизы.
Прочитал — и улыбнулся:
— Так и есть.
Частички цемента, речной песок, кирпичная крошка — это однозначно…
— На самой стройке, — продолжил Сагайда, — столько времени делать нечего. Следовательно, Двенадцатый квартал.
— А что, может быть… — протянул Шеремет.
Вадик даже поднялся:
— Надо сейчас же туда проскочить. Еще не вечер, бабули все на скамеечках. А мы знаем и цвет машины, и номер…
Сагайда, наверное, мечтал о несколько ином продолжении вечера, но колебался недолго:
— Погнали. Я еще пару ребят прихвачу…
— Давайте, давайте, — одобрил Шеремет. — И если возвратитесь сюда раньше меня, то вдвоем ожидать не обязательно. Вадим доложит.
— Так, значит, вам нужна машина?
— Можно забирать. — И к Сагайде: — У тебя еще найдутся свободные?
— Условно — свободные. Человек пять наскребу.
— Троих — достаточно. И еще: нужен судмедэксперт и два металлоискателя. Звони. Сбор — здесь.
12
Через три часа, когда возвратились Сагайда с Вадиком, в гостиничном номере изменилось немногое. Горел свет — хоть как ни долог июньский день, но и он заканчивается, — в кресле рядом с Шереметом устроился упитанный умник, эксперт, а на журнальном столике лежал грязный черный револьвер системы «наган».
«Орлики» застыли, разинув рты. Матвей Петрович полюбовался зрелищем и спросил:
— Слушайте, братцы, а нельзя ли еще водички раздобыть? Пьется как не в себя.
— Матвей Петрович! — возопил Сагайда, прижимая здоровенные свои ладони к груди. — Да что там вода! Шампанского! А если вы еще и стрелка вычислили — целый ящик! Мускатного!
— Ты посмотри, миллионер какой нашелся, алиментщик несчастный, — сварливо заявил Шеремет. — Сказано же ему: пить хочется. Минералки. А шампанское, так уж и быть, на вашей с Танею свадьбе изопью.
— Ловлю на слове! — среагировал Сагайда и молнией вылетел в коридор.
Вадик жалобно протянул:
— А мы-то были уверены, что взяли главную сенсацию.
— Почему бы и нет? — Для Матвея Петровича Ирин произведенного эффекта хватило. — Выкладывай, что у вас.
— Да что «выкладывай», — заскулил Вадик, — вы скажите, как эту игрушку разыскали.
— Подождем Сагайду, он тоже знать хочет. А ты докладывай.
— Да все нормально. Нашли. Наш «дурошлеп» допоздна развлекался с красоткой. Все запротоколировано.
— Укладывается в версию. И не дурошлеп он тебе, а джентльмен: попал, как кур в ощип, а о даме своей — ни полслова.
— Джентльмен, говорите? Ну-ну. Красотка-то не так себе просто… — Вадик тоже сделал эффектную паузу и выпалил: — Дама, приятная во всех отношениях. Любовница Георгия Деркача.
После паузы Шеремет сказал:
— Однако ловкий гусар этот Кравцов. Зря на него Сагайда «дурошлепа» повесил.
Где-то в здании послышался скрежет и лязг металла. Похоже, что майор прибег к уголовно-наказуемым методам добычи нарзана.
Шеремет прислушался к звукам, а потом хмыкнул и спросил:
— Это сама она подтвердила?
— Самолично. Змеюка еще та, но — сильно напугана.
— Представляю себе: вламываются к ночи двое громил…
— Трое, — уточнил Вадик, — с нами еще участковый был…
Быстрые шаги — и в номер ворвался сияющий Сагайда. Веер бутылок между пальцами и еще полдюжины горлышек — изо всех карманов.
— Так стрелка уже взяли? — заорал Николай прямо с порога.
— Нет, решительно ты меня уморить хочешь, — ворчал Шеремет, помогая освободиться от груза, — или ты мне хочешь нарзанную ванну устроить? Ничего не выйдет: в номере только душ.
— Матвей Петрович, — заныли «орлики» хором, — не травите душу, расскажите.
— Ишь какие, — засмеялся Шеремет, — как мимо этого нагана взад-вперед шастать, так ничего, а как рассказать, то скорее?
— Правда, пожалейте вы их, Матвей Петрович, — отозвался и толстячок, — товарищ майор сейчас помрет от любопытства, а такое начальство на дороге не валяется.
— Банда подхалимов, — решил Шеремет, смакуя нарзан, — но бог с вами. Револьвер обнаружен в огороде дома номер семь по проезду Первомайскому. Будяки там — по пояс. Кстати, майор, твои гвардейцы с металлоискателями работают прескверно. Обрати внимание.
— Обращу, — пообещал Сагайда, — вот только вас дослушаю. А потом возьму служебный «макар» и застрелюсь от позорища, потому как должен был найти наган еще утром.
— Не торопись. Это пусть враги наши стреляются — так, как один уже застрелился. А ты еще у Игнатьевича побегаешь…
— Застрелился? — переспросил бледный от волнения Вадик, — Деркач застрелился?
— Он самый. Хоть меньше всех к этому стремился.
— А к чему он… стремился? — хрипло выдавил Сагайда. Он от волнения краснел.
— К чему скотина стремится? — пожал плечами Шеремет. — Избавиться от постылой, а мазунчика себе оставить; все «хвосты» по прошлым делам — и по следствию — обрубить. Не мог же не понимать, что рэкетирской вольнице — конец… Возможно, и «своих» провести, обязательства нарушать — чтоб денежки к рукам прилипли… А остальное — сами раскрутите.
— И как же это произошло? — нарушил молчание Вадик.
— И я себя спрашиваю о том же, — печально сказал Шеремет. — Совсем недавно назывался он товарищем… Нашим соратником…
— Только назывался, — бросил Николай.
— Наверное. Уже когда брал подачки, издевался над беззащитными, подмазывался к начальству, пил за счет уголовников — уже был готов. Ко всему. К выжиманию своими тренированными мышцами «подати» у перепуганных кустарей, к посредничеству чиновным взяточникам, к покровительству цеховикам, к убийству, наконец…
