Грехи наших отцов - Оса Ларссон
– Я проверила «Бергсек» по регистру предприятий, – сказала Ребекка. – У них новый член правления. Некто Йон Берг, с домашним адресом в Форталезе, в Бразилии.
– И что ты об этом думаешь?
– Ничего веселого. Хочешь виски? Анна-Мария не идет у меня из головы. Если не выпью, сойду с ума.
– Я за рулем. – Фон Пост посмотрел на часы. – Не знаешь, можно вселиться в отель ночью?
– Можешь остаться у меня, если хочешь, – предложила Ребекка, к собственному удивлению. – Папины апартаменты на первом этаже свободны.
Фон Пост посмотрел на нее с недоумением:
– Разве ты меня не ненавидишь? Что происходит, Мартинссон?
– Не знаю, – вздохнула она. – Это все Анна-Мария, наверное. Что значат теперь наши дрязги?
* * *Ребекка затопила камин и налила виски себе и фон Посту. Они чокнулись и осушили первый бокал одним глотком. Ребекка налила еще.
– Убеждена на сто процентов, что и в случае «Бергсека» имел место захват компании, – сказала она. – Некоторые вещи нужно делать быстро. Например, ссудить некоему предприятию уйму денег, опустошить активы и исчезнуть. Можно уложиться в полгода. Но, учитывая специфику ситуации в Кируне, думаю, их планы идут гораздо дальше.
– Старая Кируна демонтируется, новая строится. – Фон Пост кивнул. – Сколько контрактов… Есть где разгуляться мошенникам.
– Именно. На кону миллиарды. Не говоря о том, что многие контракты срочные. Кируна сейчас город мечты для таких паразитов.
– И предприятия горнодобывающей отрасли, помимо прочего.
– Вот-вот. LKAB[79] может передать самые опасные работы подрядчикам, чтобы избежать ответственности. И если компаниями-подрядчиками управляют недобросовестные люди, работники не умеют обращаться с оборудованием, а контроль техники безопасности оставляет желать лучшего, то…
Карл фон Пост вспомнил своих «товарищей по несчастью», которые уже не скрывали от него налоговые махинации, левые доходы и нелегальную рабочую силу. На какое-то мгновение он стал отвратителен самому себе, потому что был вынужден закрывать уши на некоторые намеки и шутки Ребекки.
– Это круговая порука, – сказал фон Пост. – Каждый утешает себя тем, что «так делают все» и «бывает гораздо хуже». А потом в ход идут угрозы и шантаж, и ты, сам того не замечая, становишься соучастником серьезных экономических преступлений. Коррупция, мошенничество в строительной отрасли, наркотики, проституция…
– И насилие, – добавила Ребекка. – Всегда находятся те, кто пытается обмануть мошенников. Кто не хочет платить или отказывается продавать или покрывать наркотический бизнес. И тогда начинаются стрельба и поджоги, появляются наемные убийцы. И ни следов, ни свидетелей. Все шито-крыто.
– Только не в нашем случае, – заметил фон Пост. – То, что они стреляли в Рантакюрё и Меллу, – открытая демонстрация силы. Тем самым они доказали, что убить двух-трех проституток им ничего не стоит.
Фон Пост покачал головой, когда Ребекка в очередной раз предложила наполнить бокалы. Она и сама понимала, что выпито достаточно.
– Но если это так, – задумчиво продолжал фон Пост, – то Кируна серьезно больна. И метастазы разрастаются.
– А мы так медленно реагируем, – согласилась Ребекка.
– Но что мы… мы должны что-то делать, – растерянно пролепетал фон Пост.
Ребекка заглянула в пустой бокал.
«Только не я, – подумала она. – У нас не хватит ресурсов отрубить все щупальца этому монстру. Фон Пост не понимает, насколько все сложно. Сколько времени это может занять. Мне предложили работу, я продам дом и перееду. Не смогу спокойно смотреть на то, что происходит».
От этих мыслей становилось легче, несмотря на гложущее чувство вины. Это больше не ее расследование. Весь этот ужас – не ее проблема.
– Времени первый час, – сказала Ребекка. – У тебя завтра трудный день.
Фон Пост поднялся и покрутил плечами, разминаясь. Поймал ее взгляд.
– Что касается Меллы, мы не теряем надежды. Если кто и выживет после выстрела в голову, то это она.
* * *Проснувшись, Роберт Мелла на какую-то долю секунды почувствовал себя бодрым и отдохнувшим, прежде чем вспомнил, где находится и что произошло. Он лежал на больничной койке рядом с Анной-Марией. В ее горле больше не было трубки. На экране осциллографа шла уверенная зеленая кривая. Четверть четвертого ночи, и в палате темно. В коридоре слышны осторожные шаги и приглушенные голоса медперсонала.
Роберт протянул руку, нащупал пальцы Анны-Марии. Они были теплыми, но вялыми и безжизненными и не отреагировали на его прикосновение.
Он спрашивал, можно ли ее трогать. «Сколько угодно», – разрешила одна из сестер. Даже посоветовала ему разговаривать с Анной-Марией. Якобы пациенты в бессознательном состоянии способны реагировать на голоса близких.
И Роберт говорил с ней, пока не заболела шея и не пересохло во рту. Подавил страх, что в этом теле нет больше ничего, что могло бы регистрировать его прикосновение. Что Анна-Мария потеряна навсегда.
«Только не сейчас, – подумал он. – И не таким образом».
Дети переехали к его сестре. Роберт не хотел видеть их здесь и даже поругался из-за этого с Йенни, которая кричала громко и пронзительно: «Она ведь моя мама!»
В вертолет согласились пустить только одного члена семьи. Брат Анны-Марии, шурин Роберта, мчал на полной скорости восемьдесят два километра от Кируны до Елливаре. Незадолго до того на дороге перевернулся лесовоз. Бревна только успели убрать, когда они с шурином проезжали это место.
Роберт заплакал, когда ему сообщили о случившемся по телефону. Минут пять стоял и рыдал с трубкой в руке. А потом все высохло, и не только слезы. Высохшая безжизненная пустыня, так это ощущалось.
Теперь Роберт просто не решался заплакать. Потому что не знал, к чему это может привести. В тот раз, в Регле, когда ее чуть не застрелили, а Свен-Эрик был вынужден убить человека, Роберт страшно перепугался, но задним числом. Перепугался и разозлился. До такой степени, что в конце концов не смог работать и на месяц ушел на больничный.
С тех пор он был вынужден все время контролировать этот страх, удерживать его на расстоянии. Что Анна-Мария попадет в перестрелку. Что у какого-нибудь маньяка при себе окажется нож или другое оружие. Какой-то частью сознания Роберт понимал, что этого не должно случиться, что риск минимален. И вот невозможное произошло, и мир раскололся на части.
Роберт попробовал изменить положение тела, которое болело и
