Сергей Саканский - Проклятье древней гробницы

Пилипенко щелкнул пальцами. Жаров немедленно прокомментировал:

– Что означает сей знаменитый жест?

– Да, я щелкнул. Потому что это в корне меняет дело. Вся моя теория рушится, но… На смену ей приходит другая.

– Поделишься?

– Нет. Потому что это бредовая теория. И еще. Я говорил с землекопами, которые также живут в бытовке возле раскопа. Парень и девушка, они таскают носилки с землей. Так вот, они тоже видели кого-то ночью. Только вот их показания расходятся с тем, что говорили сторож и Лебедева.

– Сильно расходятся?

– Не очень. Вот что странно. Землекопы опознали Рудольфа. Но оба показали с уверенностью, что он не заходил в камералку. По их словам, он лишь заглядывал в окна. Однако он стащил артефакты. Которые точно были в помещении. Как это понимать?

Жаров помолчал, задумчиво глядя в сторону. Сказал:

– Не уверен я, что это был Рудольф.

– А кто же?

– Хотя и он тоже там был, но видели эти люди совсем другого человека.

Жаров ясно представил себе выставочный зал с археологическими находками, Лебедеву и Вышинскую, которые о чем-то горячо спорят на фоне окна, энергично размахивая руками. Хотелось бы знать, о чем, но дело сейчас не в этом. Мимо проходит Рудольф, явно пытаясь прислушаться к их разговору. В контровом свете окна видно, что его рыжая шевелюра точно такая же, как лиловый «одуванчик» Вышинской.

– У Вышинской точно такая же прическа, – сказал Жаров, – и ростом она высокая.

– Вышинская? – удивился Пилипенко. – Ночью на раскопках?

– В этом как раз нет ничего удивительного, если учесть, что они с Лебедевой вступили в некую приватную дискуссию сразу после их знакомства на выставке.

Пилипенко задумчиво теребил очки.

– И на похоронах художника они о чем-то спорили, – сказал он.

Пилипенко достал телефон, раскрыл, вызвал, как сразу выяснилось, Клюева.

– Вот что, Клюев. Найди историка из столицы, Вышинскую. Хотел бы с нею переговорить. В официальной обстановке, в моем кабинете.

Телефон стоял на громкой связи, и было слышно, что ответил лейтенант Клюев:

– Найти-то я ее нашел. Только что. А вот насчет беседы… Вряд ли получится.

Подобного рода фразы, согласно печальному опыту Жарова, как в жизни, так и в кино, могли иметь только одно значение.

На Массандровском пляже, ближе к его концу, там, где выходит в море ялтинская канализационная труба и местные никогда в этой зоне не купаются, толпились полуголые курортники, и слыхом не слыхавшие об этой трубе.

Большой участок в форме круга был пустынен. Посреди круга лежала женщина в купальнике. Пилипенко, Жаров, Клюев, Минин и оперативники стояли в кругу отдельной группой. Вспыхивал блиц фотографа.

– Мы обнаружили ее вещи, – доложил Клюев. – И документы. Это и есть Вышинская.

Среди оперативников болтался какой-то незнакомый, Жаров никак не мог понять, кто это. Он оказался местным спасателем. Когда он заговорил, Жаров вспомнил его: учился в двенадцатой школе, играл в футбол. Он сказал, обращаясь к следователю:

– Мы поначалу думали, что женщина просто утонула. Но когда перевернули ее, то увидели рану. Однозначно: это от гарпуна подводного ружья.

– Ясно, – сказал Пилипенко. – Она застрелена… Это уже четвертая жертва неведомого убийцы, а мы никуда не продвинулись.

Минин присел на корточки, рассматривая труп. Сказал:

– Убийца выстрелил снизу, пронзив ей гарпуном живот. Пораженная болью, женщина не смогла доплыть до берега и захлебнулась.

– В распоряжении экспедиции есть акваланг, я видел! – воскликнул Жаров.

– Что ж! Все дороги ведут в Рим, – произнес Пилипенко с грустью, поскольку, несмотря на деловой вид и холод в голосе, глубоко внутри он сильно переживал любую смерть.

Через полчаса Пилипенко, Жаров и Лебедева вошли в помещение для камеральных работ. Акваланг лежал у стены.

– Вот он, – сказала Лебедева. – Теперь бесполезная вещь.

– Почему же? – возразил Жаров. – Хорошая вещь. Итальянская. Я бы не отказался нырнуть.

– Вы умеете?

– А как же!

– К сожалению, – тихо проговорила Лебедева, – этим аппаратом пользовался только Боревич, художник. Но его больше нет среди нас.

– Странное дело, – озабоченно произнес Жаров. – Мы считаем, что Боревич умер, но…

– Не умер, а был убит, – перебил Пилипенко.

– Как это убит? – спросила Лебедева.

– Отравлен.

– Но кто мог это сделать?

– Об этом мы обязательно узнаем.

– А что если… – начал было Жаров.

– Ты предполагаешь подставу? Его разве хоронили в закрытом гробу?

– В открытом.

– Тогда забудь. И не говори мне, что мертвецы, в силу некоторых обстоятельств оживают. Как это порой мелькает в твоей газете.

– Может быть, зомби? – с вялой надеждой проговорил Жаров. – Это, брат, имеет научное объяснение…

– Я тебя убью, – серьезно сказал Пилипенко. – Зачем в археологической экспедиции акваланг? – обратился он к Лебедевой. – Мы ж на сто метров над уровнем моря.

– Входит в комплект оборудования. Вообще-то работать с аквалангом должен специальный человек, но финансирование…

– Зарплата у них и вправду чрезвычайно низкая, – эти слова Пилипенко произнес уже в машине, на обратной дороге. – И у Лебедевой, и у Вышинской. Взятки тут брать не с кого.

– К чему ты клонишь? – спросил Жаров.

– Да есть одно соображение…

– Опять закрылся, как всегда к финалу.

– Потому и закрылся, чтобы ты не поместил инфо в ближайшем номере.

– Но я не буду этого делать! Неужели ты не веришь моему слову?

– Верю. Но тебя может так понести в тексте, что ты и сам не заметишь, как бросишь какой-то намек. А если убийца прочитает? Да ты и сам не будешь знать, какую информацию заложил между строк!

– И что же мне обнародовать на данный момент? – с наигранным подобострастием спросил Жаров.

– День-другой потерпеть не можешь?

– Завтра сдаю номер в печать.

– Утром или вечером?

– Утром. До десяти.

– А можешь ты написать что-то такое… Выманить убийцу.

Жарову вдруг стало очень интересно.

– И что же ты хочешь, чтобы я написал? – спросил он.

– Ну, например, о Тутанхамоне своем. Что, дескать, есть версия, что это фальсификация века. Слово за слово… И что наша могила Овидия – возможно, тоже.

– Я не буду давать ложную информацию, – твердо сказал Жаров.

– А если она не ложная?

– Да что ты несешь? Мы ведь уже отвергли эту версию.

Пилипенко повернул голову к Жарову и долгим взглядом окинул его, непонятно, каким образом чувствуя ленту дороги. Сказал:

– Слушай. Этот Овидий – подделка.

– Но радиоуглеродный анализ показывает, что могила древняя!

– А вот это вопрос. Анализ определяет только органику. И кости скелета на самом деле принадлежат первому веку нашей эры.

– Но это же нелепо! – вскричал Жаров. – Тогда могила подлинная. А кинжал? Разве можно подделать такую старинную бронзу?

– Скелет настоящий. Еще несколько вещиц настоящие.

– И кинжал?

– Настоящий, правда, с какими-то невразумительными буквами, где и «Витя Жаров» можно прочесть. Кувшинчик, который ты показывал Вышинской, также подлинный.

– Тут Жаров удивился еще больше:

– Как? Она же определила его как подделку!

– Вот и вопрос – почему? Какую тайну унесла Вышинская на морское дно близ великой ялтинской канализационной трубы? И откуда взялся этот причудливый замес? Подлинники и подделки в одной яме.

– Между прочим, – задумчиво проговорил Жаров, – Вышинская как-то странно вела себя на выставке. Говоря об артефактах, она употребила слово «коллекция».

Пилипенко молча смотрел на дорогу. Через минуту сказал:

– Коллекция… Очень это все странно. Ведь основная масса предметов – работа наших искусных умельцев. Можно предположить, что они специально перемешаны с подлинниками, чтобы ввести кого-то в заблуждение…

– Розыгрыш? Не поверю! Зачем и кому это нужно? Это же ведь, я думаю, немалых денег стоит – сделать целое захоронение под землей.

– Ну, это же не просто деньги на ветер. А вложение. Которое должно было принести прибыль.

– Прибыль – кому?

– А вот этого я не могу пока сказать. Боюсь, что ты проговоришься. Просто намекни туманно, будь другом, брат!

Номер с обещанной следователю статьей вышел, как обычно, в среду. Жаров сидел в редакции, когда на пороге возникла Лебедева. В руке она как раз и держала этот номер, свернутый в трубочку. Жаров вскочил, встречая гостью. Та молча прошла в помещение редакции, ногой отодвинула стул, села.

– Здесь написано, что могила Овидия – подделка! – сказала она.

– Не волнуйтесь так, – проговорил Жаров. – Это всего лишь версия.

– Версия – чья?