Оса Ларссон - Кровь среди лета
На них были застиранные фланелевые рубашки поверх футболок с потертыми воротниками, а рабочие кепки они побросали на один из свободных столов. Синие брюки одного из посетителей держались на подтяжках с логотипом какого-то предприятия. Двое других расстегнули свои рабочие комбинезоны, так что их верхняя часть вместе с подтяжками болталась, свисая на пол.
Одинокая женщина средних лет окунала ломтик хлеба в тарелку с супом. Она мельком улыбнулась Ребекке и быстро запихнула кусок в рот, прежде чем он успел развалиться. У ее ног спал черный лабрадор с седыми волосками на носу. Рядом с женщиной на стуле висел невообразимо изношенный и уродливый плащ. Волосы ее были коротко стрижены, вернее сказать — обкромсаны.
— Чем могу быть полезен? — спросил Ребекку бармен с кольцом в ухе.
Не успела она ответить, как дверь на кухню распахнулась и оттуда вышла девушка лет двадцати с небольшим с тремя тарелками в руках. Ее длинные волосы были окрашены белыми, неестественно красными и черными полосами, одну бровь украшал пирсинг, в крыле носа блестели два камешка.
«Красивая девушка», — заметила про себя Ребекка.
— Слушаю вас! — нетерпеливо обратилась к ней официантка, остановившись возле ее столика, и, не дожидаясь ответа, принялась расставлять тарелки перед тремя мужчинами в рабочих комбинезонах.
Ребекка собиралась было спросить, можно ли здесь пообедать, однако теперь этот вопрос показался ей излишним.
— Там, на вывеске, написано «комнаты», — сказала Ребекка неожиданно для себя. — Сколько это стоит?
Лицо бармена приняло озабоченное выражение.
— Мимми, — обратился он к официантке. — Она спрашивает насчет комнаты.
Девушка с разноцветными волосами повернулась к Ребекке, вытерла руки о передник и откинула с лица потную прядь.
— У нас летние домики. Комната стоит двести семьдесят крон за ночь.
«Зачем мне это? — подумала Ребекка и в следующую секунду нашла ответ: — Я хочу остаться здесь. Одна».
— Хорошо, — обратилась она к девушке. — Через минуту я вернусь сюда с мужчиной, и мы пообедаем. Если он спросит насчет комнаты, скажите ему, что осталось только одно место, для меня. О’кей?
Между бровями Мимми появилась складка.
— Но зачем мне это надо? — спросила она. — Дела у нас и так идут хуже некуда.
— Выбирайте, — ответила Ребекка. — Если скажете, что место есть и для него тоже, мы оба заночуем в гостинице в городе. Или один гость, или ни одного.
— У вас проблемы с этим парнем? — усмехнулся бармен.
Ребекка пожала плечами. Пусть думают что хотят. Что она должна ответить?
Мимми развела руками.
— Ну что ж, — вздохнула она. — Но вы будете есть вместе, так? Или мне сказать, что еды осталось только на вас одну?
Пока Торстен читал меню, Ребекка разглядывала его лицо. Его щеки порозовели от счастья, а очки так вжались в переносицу, что казалось, еще чуть-чуть — и он не сможет дышать. Волосы торчали в разные стороны. Мимми стояла за его спиной и, тыча пальцем в меню, вслух читала названия блюд. Ни дать ни взять школьная учительница.
«Да, поесть он любит», — заметила про себя Ребекка.
Он появился здесь в своем сером офисном костюме и приветливо поздоровался с мужчинами в рабочих комбинезонах. Те, смутившись, что-то пробурчали в ответ. А потом вошла громкоголосая красавица Мимми с пышным бюстом, так не похожая на покладистых столичных секретарш. Воображение Торстена, должно быть, разыгралось.
Мимми показала на прибитую к стене грифельную доску с надписью «Жаркое с овощным или грибным ризотто».
— Можно достать что-нибудь из морозилки, — предложила она. — На гарнир есть картошка или макароны, если хотите.
Напротив нескольких блюд в меню стояла пометка «из морозильника»: лазанья, фрикадельки, кровяная запеканка, рагу из северного оленя, суовас,[14] эскалоп.
— Попробую, пожалуй, кровяную запеканку, — решил наконец Торстен.
В этот момент дверь отворилась. В зал вошел тот самый рослый юноша с грузового мопеда и остановился у входа. Выглаженная полосатая рубашка, застегнутая на все пуговицы, казалось, была ему тесна. Он избегал смотреть в глаза другим посетителям. Голову юноша держал немного набок и выпятил огромный подбородок в сторону продолговатого окна, словно указывая им на выход.
— Боже, Винни! — воскликнула Мимми, завидев его. — Какой ты красивый!
Молодой человек мельком взглянул на нее и застенчиво улыбнулся.
— Подойди-ка ко мне, Винни, дай на тебя посмотреть! — воскликнула женщина с собакой, отодвигая тарелку супа.
Только сейчас Ребекка заметила, как похожи друг на друга Мимми и эта женщина. Словно мать и дочь.
Собака подняла голову и пару раз лениво ударила хвостом по полу, после чего снова улеглась и заснула.
Юноша направился к женщине с собакой. Та захлопала в ладоши.
— Какой ты сегодня стильный! Что за рубашка! С днем рождения, Винни!
Польщенный Винни заулыбался, задрав подбородок к потолку. В этой смешной позе он напомнил Ребекке Рудольфо Валентино.
— Новая, — с гордостью произнес он.
— Видно, что новая, — продолжала восхищаться Мимми.
— Собрался на танцы, Винни? — спросил один из мужчин. — Мимми, достань-ка пять штук готовых блюд из морозилки. Что сама выберешь.
— Тоже новые, — продолжал хвастать юноша, показывая на штаны.
Он поднял руки, предоставляя всем возможность как следует разглядеть свои серые брюки-чинос, стянутые армейским ремнем.
— Тоже новые? — в один голос переспросили обе женщины. — Замечательные брюки!
— Садись, — предложила Мимми, выдвигая перед Винни стул. — Твой папа еще не подошел, но ты можешь побыть пока с Лизой и подождать его.
— А торт? — поинтересовался Винни.
— Разумеется, ты получишь свой торт, — успокоила его Мимми. — Думаешь, я забыла? Но только после обеда.
Мимми погладила молодого человека по голове и исчезла на кухне.
Ребекка через стол наклонилась к Торстену.
— Я думаю заночевать здесь, — сказала она. — Ты ведь знаешь, я выросла на этой реке несколькими милями вверх по течению, и сейчас во мне пробудились воспоминания детства. Но я подвезу тебя до города, а завтра утром за тобой заеду.
— Нет проблем, — отвечал Торстен, охваченный духом авантюризма. — Я тоже могу остаться.
— Думаешь, у них такие широкие кровати? — попыталась пошутить Ребекка.
Тут появилась Мимми, держа пять контейнеров с готовыми блюдами, завернутых в алюминиевую фольгу.
— Мы решили остаться здесь на ночь, — обратился к ней Торстен. — У вас есть свободные комнаты?
— К сожалению, только одна, — ответила девушка, — с кроватью на одного человека.
— Я заеду за тобой, — попыталась утешить Торстена Ребекка.
За его улыбкой преуспевающего совладельца адвокатского бюро она вдруг разглядела лицо обиженного толстого мальчика, которого не берут в игру. «Он хочет мне показать, что ему все равно», — отметила Ребекка про себя.
Когда Ребекка вернулась из города, уже совсем стемнело. На фоне темно-синего неба вырисовывался черный силуэт леса. Она припарковалась возле входа и заперла дверцу машины. Из бара доносились мужские голоса, звон посуды и звуки знакомой телевизионной рекламы. Грузовой мопед Винни все еще стоял у дверей. Она понадеялась, что праздник удался.
Избушка, в которой ей предстояло заночевать, находилась по другую сторону дороги, на лесной поляне. Тусклая лампочка над дверью освещала цифру 5.
«Я свободна», — подумала Ребекка.
Она направилась было к дверям домика, но потом внезапно повернула в лес. Стройные ели безмолвно тянулись к небу, на котором уже загорались первые звезды. Ребекка опустилась на землю. Ели медленно качали своими вершинами, будто приветствуя или успокаивая ее. Ветер осторожно волновал их длинные бархатные одеяния сине-зеленого цвета.
Последние в этом году комары озлобленно зудели, отыскивая на теле Ребекки самые лакомые места.
Она не заметила, что Мимми тоже вышла вынести мусор.
— Ну, теперь держи ухо востро, — сказала официантка своему напарнику Мике, вернувшись на кухню.
Она поведала ему, что их ночная гостья легла спать не в постели в летнем домике, а в лесу, на голой земле.
— Странно, — ответил Мике.
Мимми закатила глаза.
— А скоро выяснится, что она какого-нибудь шаманского рода или ведьма, которая летает над лесом и варит зелье на костре.
~~~
Золотая ЛапаЗолотой Лапе исполнилось три года, когда ее впервые заметил человек. Произошло это в Северной Карелии на реке Водла на Пасху. Сама она видела людей до этого много раз и узнавала их резкий запах. Она знала, чем сейчас они занимаются: рыбачат. Еще долговязой одногодкой, она в сумерках часто подкрадывалась к реке, чтобы утолить голод всем тем, что оставляли после себя двуногие: мелочью вроде плотвы и язя и внутренностями более крупной рыбы.