Кэтти Райх - Уже мертва
– А кондоминиум Маргарет Адкинс?
Ручка замерла в воздухе, когда, проведя ею по улице, тянущейся на юг от парка Мезоннев, детектив заметил обведенный кружком крестик.
– А Шанталь Тротье где жила? – спросила я.
– В Сен-Анн-де-Бельвю. На слишком большом удалении.
– Давайте тщательно осмотрим всю карту, сектор за сектором, – предложила я. – Я начну с верхнего левого угла и буду продвигаться вниз, а вы – с нижнего правого вверх.
Шарбонно нашел ее первым. Третью "X". Она располагалась на южном берегу близ Сен-Ламбера. Он не помнил, чтобы в том районе кого-то убивали. Вернувшийся Клодель тоже. Мы обследовали карту на протяжении последующих десяти минут, но других "X" не нашли.
Машина следственно-оперативной группы остановилась перед окном, когда мы только приступили ко второму осмотру.
– Где, черт побери, вы пропадали? – спросил Клодель, когда в комнату вошли люди с металлическими чемоданами в руках.
– Народу кругом тьма! Было не пробраться, – ответил Пьер Жилбер. Его круглое лицо обрамляла кучерявая борода и еще более кучерявые волосы. Он напоминал мне какого-то римского бога, но я никак не могла понять, какого именно. – Что у нас тут?
– Тварь, убившая вчера женщину и забравшая ее кредитную карточку, проживает в этой дыре, – ответил Клодель. – Предположительно. – Он обвел рукой комнату. – Подонок всю свою душу вложил в обустройство дома.
На губах Жилбера появилась улыбка. Вспотевший лоб обклеивали мокрые колечки волос.
– Сейчас мы вынем его душу.
– Здесь есть еще вход в подвал.
Жилбер кивнул и принялся отдавать распоряжения:
– Клод, спускайся вниз, а ты, Марси, займись вон тем столом.
Марси прошла к дальней стороне комнаты, извлекла жестяную коробку из своего металлического чемодана и принялась осыпать поверхность стола, заставленного посудой, черным порошком. Клод скрылся за дверью, ведшей в подвал. Жилбер натянул на руки латексные перчатки и принялся частями складывать газеты со второго стола в полиэтиленовый пакет. Спустя несколько мгновений я испытала четвертое за сегодняшний день потрясение.
– Кто это? – спросил Жилбер, беря небольшой бумажный квадрат с верхней из остававшихся в стопке газет. Примерно половину он уже убрал. – Это же вы!
Я в изумлении увидела, что его взгляд устремлен на меня, без слов приблизилась к нему и взглянула на то, что было у него в руках. Я тут же узнала изображенные на картинке свои собственные джинсы, "настоящую ирландскую" футболку и солнцезащитные очки, похожие на летные. В облаченной в перчатку руке Жилбер держал фотографию, которую сегодня утром напечатали в "Монреальской газете".
Второй раз за день я увидела себя на эксгумации, проведенной два года назад. Вырезано фото было с той же аккуратностью, что и картинки на стене, но от них его отличала весьма существенная деталь. Вокруг моего изображения чернели несколько нанесенных ручкой кругов, а на моей груди – буква "X".
12
Я проспала почти весь уик-энд. В субботу утром попыталась встать, но тут же вновь легла. Ноги дрожали, а каждый поворот головы отдавался в шее и у основания черепа безумной болью. Лицо мое покрылось коркой, став похожим на крем-брюле, а глаз превратился в нечто похожее на гнилую сливу. Нынешний уик-энд был для меня уик-эндом мучений, аспирина и антисептиков. Днем я лежала в полудреме на диване, а в девять вечера уже спала.
К понедельнику в голове у меня перестали стучать молотки. Я уже могла осторожно ходить и даже немного крутить головой. Проснувшись довольно рано, я приняла душ и к восьми тридцати приехала в офис.
На моем письменном столе лежало три распоряжения. Даже не заглянув в них, я набрала номер Гэбби. Автоответчик. Я приготовила чашку растворимого кофе и развернула скрутившийся лист зафиксированных телефоном номеров. Первый принадлежал детективу из Вердена, второй Эндрю Райану, третий одному репортеру. Последний я оторвала и сразу же выбросила, а первые два положила перед собой возле телефона. Ни Шарбонно, ни Клодель, ни Гэбби мне не звонили.
Я набрала номер отдела КУМа и попросила пригласить Шарбонно. После непродолжительной паузы мне сообщили, что его нет. Клоделя тоже не было. Я оставила для них сообщение, размышляя, где они.
Набрав телефон Эндрю Райана, я услышала короткие гудки и решила спуститься к нему сама. Вероятно, дело, по которому он звонил, касалось Тротье.
Я спустилась на второй этаж и прошла к кабинету отдела убийств. Сегодня здесь было гораздо более оживленно, чем во время моего предыдущего визита. Направляясь к столу Райана, я чувствовала взгляды на своем живописном лице и ощущала некоторый дискомфорт. Вероятно, все уже знали о том, что произошло в пятницу.
– Доктор Бреннан, – сказал Райан по-английски, вставая со стула и протягивая мне руку. Его продолговатое лицо расплылось в улыбке, когда он глянул на покрывающую мою правую щеку корку. – Решили попробовать новый тон румян?
– Да, оттенок "багровый цемент". Вы мне звонили?
На мгновение его лицо приобрело недоуменное выражение.
– Ах да! Я достал документы по делу Тротье.
Он склонился над столом, веером раздвинул стопку папок, выбрал из них одну и протянул мне. В этот момент в кабинет вошел его напарник. Сегодня на Бертраме были легкая серая куртка, брюки на тон темнее, черная рубашка и черно-белый галстук с каким-то цветочным узором. Если бы не загар, его можно было бы принять за актера из пятидесятых. Он сразу направился к нам.
– Доктор Бреннан, как поживаете?
– Отлично.
– Ого! Потрясающий эффект!
– Спасибо, – ответила я, глядя по сторонам и ища глазами подходящее место для просмотра документов. – Можно я...
Я кивнула на свободный стол.
– Конечно, сегодня этот стол никому не понадобится.
Я села и принялась просматривать фотографии и записи, сделанные во время опросов. Шанталь Тротье. Мне казалось, будто я босыми ногами иду по раскаленному асфальту. Боль, которую я испытала в те дни, вернулась ко мне с той же остротой, и периодически я отводила взгляд, чтобы дать мозгу возможность отвлечься от удушающей скорби.
Утром шестнадцатого октября 1993 года эта шестнадцатилетняя девушка нехотя проснулась, погладила блузку и потратила час на мытье головы и прихорашивание. Отказавшись от завтрака, предложенного матерью, вышла из пригородного дома и направилась на станцию, чтобы вместе друзьями поехать в школу. На девочке были школьная форма и гольфы, в рюкзаке лежали книжки. После урока математики во время ленча она болтала с одноклассниками и смеялась, а вечером исчезла. Тридцать часов спустя ее расчлененное тело обнаружили в пакетах для мусора на удалении сорока миль от дома.
– Что-нибудь интересное нашли? – полюбопытствовал Бертран.
– Не то чтобы. – Я отпила кофе из принесенной с собой чашки. – Ей было шестнадцать, ее нашли в Сен-Жероме.
– Угу.
– Ганьон – двадцать три. Она лежала в центре города. Тоже в полиэтиленовых пакетах, – продолжила я рассуждать вслух.
Он склонил голову набок.
– Адкинс было двадцать четыре года. Ее обнаружили дома. Она жила рядом со стадионом.
– Но ее не расчленили.
– Правильно, но изувечили, и ей вспороли живот. Может, убийце кто-то помешал? Или у него просто было не так много времени?
Бертран отхлебнул из своей кружки, громко причмокивая губами, и опустил ее на стол. На его усах остались капли кофе с молоком.
– Ганьон и Адкинс есть в списке Сен-Жака.
Я не сомневалась, что всем уже известно о наших открытиях.
– Да, но оба эти случая осветила пресса. Парень вырезал статьи из "Алло, полиция" и "Фото полиции" и о первом, и о втором убийствах вместе с фотографиями. Может, он просто ловит кайф, читая о подобных вещах.
– Не исключено.
Я отпила еще кофе. И я знала, что дело обстоит не так.
– Вы ведь нашли у него и другие вырезки? – подключился к разговору Райан. – Придурок помешан на подобном дерьме. Взять, например, статью о чучеле. Франкер, по-моему, ты тоже выезжал на подобные вызовы? – Он обратился к маленькому толстому человеку с блестящими каштановыми волосами, поглощавшему батончик "Сникерс", сидя за пятым от моего столом.
Франкер убрал ото рта шоколадку, облизал пальцы и кивнул:
– Угу. Два раза выезжал. Этот недоделок пробирается в чужую спальню, делает чучело из пижамы или ночной сорочки хозяйки, набивая его какими-нибудь тряпками, надевает на него белье, кладет в кровать и изрезает. – Он лизнул "Сникерс". – Потом сваливает, ничего даже не прихватывая.
– Следов его спермы в этих спальнях вы не обнаруживали?
– Не-а.
– Чем он режет эти чучела?
– Скорее всего ножом, точно мы не знаем.
Франкер сдвинул вниз обертку и откусил кусочек "Сникерса".
– Каким образом он проникает в дома?
– Через окно спальни, – жуя арахис и карамель, проговорил Франкер.
– В какое время суток?
