Сергей Гайдуков - Вендетта по-русски

— Пусть невинные не страдают, — сказал Абрамов. — А вот с вами мы продолжим. Вы знаете, кто я, но я не знаю, кто вы.

— Намек понял. — Я повернулся к Горскому и на его глазах медленно опустил свою руку в карман плаща. Горский кивнул, и я извлек визитную карточку. — Вот, — сказал я и показал Абрамову ее лицевую сторону.

— Можно поближе? — попросил тот, но я не спешил выполнить его просьбу.

— Вы верите в приметы? — сказал я. — Дело в том, что с тремя людьми, которым я давал визитку, случилось несчастье. Одного сбило машиной, второго застрелили, третий вообще пропал. Рискуете продолжить список…

— Я не суеверен, — сказал Абрамов, и, повинуясь его жесту, Горский взял визитку у меня из руки и положил ее на стол перед Валерием Анатольевичем. — Частный детектив. Константин Сергеевич Шумов. Ну что ж, добро пожаловать, Константин Сергеевич. И теперь большая к вам просьба — объясните, что вы имели в виду, когда утверждали: «Я знаю, что случилось в марте девяносто шестого».

— Хорошо. — Я освоился в этом мрачноватом месте и даже стал слегка покачивать носком ботинка. На мое счастье, Горский не счел это угрожающим жестом и не свернул мне шею. — Мы с вами земляки, Валерий Анатольевич. Вы уехали из Города, ну а я там все еще живу.

— Похвальный патриотизм, — отреагировал Абрамов. — Я тоже люблю свой Город, но масштаб моего бизнеса вынуждает меня работать в Москве.

— Я читал об этом в газетах. Я вообще много о вас читал. Я готовился к нашей встрече. Так уж получилось, Валерий Анатольевич, что ваше имя попалось мне в связку с расследованием одного дела. Того самого, о котором я упомянул в начале. Человек взял у меня визитную карточку, а потом его сбило машиной.

Он умер.

— Из-за того, что взял визитную карточку? — поинтересовался Абрамов. — Они действительно приносят несчастье?

— Вы же не суеверны, — напомнил я. — Меня тоже заинтересовала причина его смерти. Тем более что в случайности этого наезда засомневался сын покойного. Девятнадцатилетний юноша, курсант военного училища. Он не поверил официальной версии и решил провести самостоятельное расследование. Это стоило ему жизни. Его убили и инсценировали повешение.

— Какой ужас, — медленно произнес Абрамов. Как мне показалось, он был действительно потрясен. — Жизнь в Городе меняется не в лучшую сторону.

— Возможно, — сказал я. — Так вот, разбирая бумаги покойного, я обнаружил кое-какие записки. Своего рода мемуары. К слову сказать, этот человек был в прошлом офицером ФСБ.

— Мемуары? — Абрамов чуть качнул головой влево. Потом вправо. Он словно рассматривал меня под разными углами. — Многие офицеры ФСБ теперь пишут мемуары. А все от плохого финансирования.

— Мемуары, помимо прочего, касались некоей операции, осуществленной весной девяносто шестого года группой офицеров ФСБ, куда входил и сам покойный. Я узнал, что за два месяца до того другой человек из этой группы погиб насильственной смертью. Три дня назад еще один бывший офицер ФСБ был убит выстрелом в затылок у своего дома. Наконец, позавчера четвертый участник той группы пропал без вести, уже здесь, в Москве. Напрашивается вывод, что все эти смерти, несчастные случаи, исчезновения связаны между собой. Все это — цепь спланированных событий.

— Это очень занимательно, — сказал Абрамов, с демонстративным легкомыслием вертя в пальцах паркеровскую ручку. — Только один вопрос: а я здесь при чем?

— Ваша фамилия была в мемуарах того человека, которого сбило машиной.

Там было сказано, что в марте девяносто шестого года четыре офицера местного ФСБ под руководством присланного из Москвы человека осуществили секретную операцию, направленную против известного бизнесмена Валерия Анатольевича Абрамова…

Внезапно я обнаружил, что Горский более не находится у меня за спиной, а стоит справа, почти вплотную. Абрамов перестал изображать, что мой рассказ его не касается. Он положил ручку на стол и медленно произнес:

— Дальше.

— Целью операции было заставить Абрамова направить имеющиеся в его руках финансовые средства не на поддержку предвыборной кампании президента, а на другие цели. За несколько недель до того Абрамову было доверено распоряжаться средствами не только его собственной корпорации, но и средствами других коммерческих структур, пожертвованных на предвыборную кампанию… — Я замолчал, надеясь, что Абрамов захочет что-то добавить или уточнить, но тот лишь произнес прежним металлическим голосом:

— Дальше.

— Однако повлиять на вас, Валерий Анатольевич, им не удалось. Очевидно, вследствие этого предвыборная кампания того кандидата, для которого собирали деньги некоторые офицеры ФСБ, провалилась. Высшее руководство, до поры до времени закрывавшее глаза на эти аферы, после июля девяносто шестого года спохватилось и уволило всех сотрудников, замешанных в подобных операциях.

Эти четверо, что работали против вас, также были уволены. Пятый, человек из Москвы, руководитель всей акции, в качестве наказания был отправлен в Чечню… Но история на этом не закончилась. Прошло несколько лет, и кто-то поочередно расправился со всеми четырьмя участниками той операции. Кто-то не захотел оставлять их в живых.

— И вы знаете, кто это? — вкрадчиво произнес Абрамов. — Вы знаете этого человека?

Горский едва не взгромоздился ко мне на колени, и мне пришлось возмущенно на него взглянуть. Тот отступил на пару сантиметров назад.

— Знаю, — сказал я. — Думаю, и вам будет интересно узнать имя этого человека.

— Весь внимание, — сказал Валерий Анатольевич. Сам того не замечая, он навалился грудью на край стола и вытянул шею. Чтобы лучше слышать тебя, дитя мое.

— Его зовут Николай Николаевич, и он полковник ФСБ, — сказал я, — Он недавно вернулся в Москву. Его деятельность в Чечне высоко оценили, он пошел на повышение и решил, что ему необходимо избавиться от нежелательных свидетелей. Он убил уже четверых своих бывших помощников и того юношу.

Полагаю, что он захочет теперь убить и меня. Это достаточный повод для нашей встречи?

Если бы в этот момент в комнате рванула бы пара взрывпакетов, а из вентиляционного отверстия повалил бы цветной дым, как на эстрадном шоу, мое сообщение не могло бы стать более эффектным.

Абрамов резко откинулся на спинку своего стула, и я испугался, что сейчас раздастся треск ломающегося дерева, и президент огромной корпорации, миллиардер и меценат, нелепо грохнется на пол. Но такого удовольствия он мне не доставил. Горский тоже как-то растерялся. Он сначала схватил меня за горло, резко встряхнул, затем отпустил, шагнул к столу Абрамова, нелепо дернулся, замер, снова повернулся ко мне и промычал нечто нечленораздельное.

Если бы не кашель, вырывавшийся с болью из моей гортани после контакта с пальцами Горского, я бы мог насладиться сценой полного изумления, охватившего этих самоуверенных мужчин. К моему удивлению, первым опомнился Горский. Он присел на корточки, так, что его голова оказалась вровень с моей, и пробасил, одновременно показывая мне огромные кулаки:

— А ты не врешь? Ты не врешь, а?!

— Нет, — прохрипел я.

И тогда заговорил Абрамов. Не считаясь со своим общественным положением, материальным благосостоянием и международной известностью, Валерий Анатольевич матерно выругался. Очень длинно и очень грязно. Вот оно, истинное лицо капитализма…

— Браво, — захрипел я и пару раз сдвинул ладони. — Бис! А мне — стакан воды…

Потом был стакан минеральной воды без газа для меня, рюмка коньяку для Абрамова и нагоняй для мистера Горского.

— Почему об этом ничего не знаю?! — кричал Абрамов, пользуясь звуконепроницаемостью стен. Сейчас он уже не напоминал бесстрастного и всемогущего хозяина вселенной. Он напоминал человека, у которого не все в порядке с нервами. И который чем-то очень сильно недоволен. Я знал, чем. И Горский теперь это знал тоже.

— Потому что было официальное сообщение о его смерти, — сказал Горский.

— Я бы мог съездить в Чечню, чтобы лично убедиться в его смерти…

— А что ж не съездил? — желчно поинтересовался Абрамов.

— Не было такого указания.

— А инициативу проявить — слабо? Черт! — Абрамов все не мог успокоиться, его взгляд блуждал по комнате, пока не наткнулся на меня. — А теперь он вернулся, да? — вопрос адресовался мне, и я кивнул. — Это точная информация?

— С неделю назад ему вручили правительственную награду, и эта церемония демонстрировалась в телевизионных новостях. А главное доказательство — гибель этих четверых. Николай Николаевич убирает свидетелей.

— Почему ты называешь его по имени-отчеству? — насторожился Горский.

— Потому что я не знаю его фамилии. В мемуарах он упоминается как Николай Николаевич.

— То есть ты его ни разу не видел в лицо, не встречался с ним? А как ты его узнал в телевизоре? — допытывался Горский.