Сергей Гайдуков - Вендетта по-русски
Холодный ветер трепал полы моего плаща, но башня абрамовской корпорации выглядела со стороны еще более холодной. Холоднее, чем лед. Я стоял и ждал, изредка поглядывая на часы. Прошло минут пятнадцать, прежде чем я заметил движение от здания в сторону ворот. Это был не тот охранник, что сопровождал меня час назад к даме из отдела по связям с общественностью.
Это был широкоплечий высокий мужчина в черном костюме. Когда он приблизился, я смог рассмотреть его сосредоточенное лицо и оценить его возраст — около сорока. Он остановился по ту сторону ворот, смерил меня внимательным взглядом и коротко спросил:
— Это вы?
Вместо ответа я кивнул.
— Пойдемте со мной, — сказал мужчина, сделал едва заметный знак рукой, и ворота приоткрылись, пропуская меня на территорию «Вавилона 2000». Туда, где я мог найти поддержку. Туда, где я мог найти смерть. Это зависит от того, насколько я правильно все рассчитал. Время теоретических рассуждений закончилось, пришло время практических экспериментов. На собственной шкуре.
17Мы молчали всю дорогу от ворот до здания корпорации «Вавилон 2000», и это делало расстояние в сто — сто двадцать метров почти бесконечным. Я шел впереди, он сзади, и я чувствовал покалывание сотен маленьких иголочек в затылке, куда, вероятно, был направлен его взгляд. Мне было неуютно.
Сработали фотоэлементы, и двери перед нами разъехались в стороны, пропуская внутрь. Динамики откуда-то сверху произнесли по-русски и по-английски «Добро пожаловать». Какая любезность. Мы вошли в огромный вестибюль, где я уже побывал в свой прошлый визит. Но тогда охранник повел меня вправо, туда, где висел на стене перечень офисов на разных этажах, где стояли телефонные кабины для переговоров из вестибюля с верхними кабинетами, где с приятным перезвоном открывались двери скоростных лифтов. Там в основном и толпились люди, громко разговаривая, суетливо перемещаясь от лифтов к телефонам, от телефонов к девушкам из канцелярии. Это были обычные, рядовые посетители.
Мой провожатый тронул меня за плечо и повел налево. Я бросил прощальный взгляд на залитый светом вестибюль и зашагал по узкому коридору, который также был оборудован люминесцентными светильниками, но сразу показался мне куда более темным и мрачным. Было ясно, что мы идем туда, куда простых смертных обычно не водят. В тайные кабинеты, куда непросто попасть, но откуда гораздо сложнее выйти. С каждым шагом все дальше от обычных людей, от обычного мира. Что ж, я сам этого хотел.
Коридор закончился стальными дверями, которые никак не отреагировали на мое прикосновение к дверной ручке и на попытку ее повернуть. Из-за моего плеча появилась рука, отодвинула панель на стене, и толстые пальцы с неожиданной быстротой набрали код. Двери бесшумно открылись. Дальше по коридору за конторкой сидел коротко стриженный здоровяк в камуфляже. Увидев нас, он поднялся, вышел навстречу, перекрыв мощной фигурой проход.
— Лицом к стене, — это в мой адрес. — Ладони на стену. Ноги расставить в стороны. Не дергаться. — Его руки неторопливо изучили меня от лодыжек до затылка. — Чисто. Можете опустить руки. Что я и делаю. Парень в камуфляже заходит обратно за свою конторку, делает движение рукой. Раздается тонкий писк, и в стене перед нами открывается еще одна дверь. Но это уже не коридор. Это лифт.
Провожатый пропускает меня вперед, потом заходит сам. Он не нажимает кнопок. Лифт просто едет наверх. И мы молчим. Едем мы недолго, но за это время я успеваю подумать о том, что в каких-нибудь двухстах метрах по тротуару ходят простые люди, озабоченные своими простыми делами и не подозревающие, что происходит в возвышающейся по соседству двадцатидвухэтажной башне за воротами, за многочисленными дверями, снабженными сигнализацией, за постами охраны. А здесь совсем другое. Здесь скрытый от постороннего взгляда мир, со своими законами и со своими нравами.
Он находится на обычной улице, в обычном районе, но в то, же время он наглухо изолирован от того, что происходит вне стен здания. Я даже вспомнил свою первую неделю в армии, когда сержант разбил мне лицо ударом тяжелого деревянного табурета, я отлетел к окну, на несколько секунд потерял сознание, а когда очнулся и стал вытирать кровь, подумал о том, что вот за этим окном — светит солнце, ездят машины, девушки едят мороженое, а дети играют в песочницах, и мордобой считается правонарушением, за которое можно попасть в милицию. Казарма находилась в черте города, но граница между «внутри» и «снаружи» была настоящим «железным занавесом». Снаружи — улыбки, музыка из радиоприемников, киноафиши и пиво. А здесь внутри, когда я все-таки встану на ноги, — еще один удар табуретом. Ощутите разницу.
Лифт плавно остановился, и провожатый подтолкнул меня вперед. Еще один коридор, ни одного человека по пути не попадается, потом еще одна дверь, провожатый опережает меня, толкает здоровенной ладонью в дверь…
— Проходите, — басом говорит он. И я прохожу. В небольшой плохо освещенной комнате сидит за письменным столом сорокасемилетний мужчина с круглым лицом и некрасивым носом-картошкой. Светлые волосы расчесаны на пробор. Очков в тонкой оправе, которые можно было раньше видеть на фотографиях, теперь нет. С некоторых пор Валерий Анатольевич Абрамов носит контактные линзы. В очках он выглядел более импозантно. Впрочем, меня пригласили не для консультаций по имиджу председателя совета директоров корпорации «Вавилон 2000». У меня другая миссия.
Я делаю шаг по направлению к Абрамову и хочу протянуть ему руку; но тут меня словно танковым тягачом тянет назад. Мой провожатый склоняется к моему уху и произносит негромко и весьма убедительно:
— Если вы сделаете хоть одно движение, которое покажется мне подозрительным, я вас убью. Почему-то этому человеку веришь с первого и до последнего слова. Блестящий оратор.
Абрамов оторвался от бумаг, поднял голову и посмотрел на меня. Его взгляд был обычным. Никаких мелодраматических страстей, никакого страха или гнева. Это был взгляд человека, занимающегося целый день напролет довольно скучной работой и слегка из-за этого уставшего. И я был частью этой работы, не более, не менее.
— Во-первых, — негромко и внятно проговорил Абрамов, — вы находитесь в комнате для конфиденциальных разговоров. Здесь стопроцентная звукоизоляция плюс специальные датчики, исключающие любую возможность прослушивания. Здесь можно обсуждать самые тайные и деликатные проблемы. Хотя Горский, — он кивнул на моего провожатого, — утверждает, что здесь можно заниматься и другими вещами. Например, если мне понадобиться убить кого-то, так лучше места не найти. Тихо и спокойно.
— На какое из двух возможных мероприятий приглашен я? Собеседование о деликатных вопросах или убийство? — Я взялся за стоящий рядом стул, вопросительно взглянул на Горского — тот, похоже, не собирался меня за это убивать — и я сел. А потом вконец обнаглел и закинул ногу на ногу. Горский не пошевелился.
— Вообще-то вас никто не приглашал, — ответил Абрамов. — Вы сами напросились. «Я знаю, что случилось в марте девяносто шестого года. Жду у ворот через пятнадцать минут». Ваш текст?
— Мой, — согласился я.
— Во-вторых, — продолжал Абрамов, — прежде чем мы начнем, скажите, пожалуйста: сколько еще человек знает то, что знаете вы?
— Ноль. Никто.
— Неужели? — Абрамов недоверчиво поднял брови. — А ваш помощник?
— Какой помощник? не понял я.
— Который влез в нашу компьютерную систему. Вы хотите сказать, что он ничего не знает?
— Конечно! Он просто отправлял сообщение, он тут вообще ни при чем, — торопливо проговорил я, не сводя глаз с Абрамова. Тот был совершенно спокоен.
— Ладно, — сказал он. — Горский, сделай распоряжение.
Горский молча вышел из комнаты, и мы остались один на один.
— Не боитесь остаться без охраны? — спросил я.
— А вы не боитесь? Находиться здесь не боитесь? — задал встречный вопрос Абрамов.
— Бояться уже поздно, — сказал я.
— Правильно, — кивнул Абрамов. — Сейчас Горский распорядится, чтобы этого взломщика отпустили. Из этой комнаты нельзя звонить по мобильному, поэтому Горскому пришлось выйти.
— А где этот… этот взломщик? — Я смотрел на Абрамова, еще не до конца веря ему, не веря в его возможности, которые он так походя демонстрировал и не требовал аплодисментов. — Что с ним?
— Точно не скажу. Но он уже минут пятнадцать как у моих людей. Они должны были его основательно обработать, но раз вы гарантируете, что он тут не замешан… — Абрамов развел руками и улыбнулся, как бы говоря: «Вот какой он я, благородный и милостивый». Властитель людских судеб.
Беззвучно вошел Горский, кивнул Абрамову, сигнализируя, что поручение выполнено. Снова закрылась дверь, и я снова ощутил присутствие Горского у себя за спиной. Не слишком приятное ощущение.