Владимир Гурвич - Челюсти пираньи
Я остался один, пленником.
В эти первые минуты своего пленения я думал в основном о том, как мне попасть к Артуру. Мальчику в нынешних обстоятельствах очень бы пригодилась моя помощь, мое присутствие рядом с ним. Однако затем я невольно стал размышлять о том, как же нам выбраться из этой западни. Сколько здесь людей? Кроме Яблокова я видел еще двоих. Но у меня такое чувство, что их значительно больше.
После ухода Саши дверь закрыли на замок, окно делало непролазным толстая решетка. В свое время ее поставила Саша по моему совету. Но тогда у меня и мысли не было, что она станет одним из главных атрибутов тюремной камеры, в которую превратилась эта роскошная опочивальня.
И все же моя первейшая цель — увидеться с Артуром. Я подошел к двери и стал громко барабанить в нее.
Мои усилия привели к нужному результату только минут через пять. Дверь отворилась, и на пороге появился мой уже можно сказать хороший знакомый Зайченко. Он смотрел на меня, прищурив глаза. В своих могучих руках он держал дубинку.
— Чего шум поднимаешь? — поинтересовался он. — Поздно, все хотят спать, а ты не даешь. За это можно и получить. Ты меня понимаешь? — Он многозначительно взмахнул дубинкой.
— Я хочу видеть Артура. Скажите Яблокову, пусть ко мне придет.
— Спит твой Яблоков крепким сном. Велел не будить. Так что не обессудь. Погодь до утра.
Но я не верил, что Яблоков спал, ему, как и мне, было в эту ночь не до сна.
— Ты врешь, — сказал я, — он вовсе не спит.
— Ты обвиняешь меня во лжи? — Его лицо приняло возмущенное выражение. — Да будет тебе известно, я самый честный человек в мире.
— Ты самый отъявленный врун и мошенник. Вспомни Париж, сколько лапши вешал ты мне на уши. Ты с тех пор, как появился на свет, не сказал ни одного правдивого слова.
Мои высказывания разъярили его, дубинка буквально заплясала в его руках.
— Ну, ты у меня сейчас получишь, сразу за все, — пригрозил Зайченко.
Его огромная туша двинулась на меня. Я же порхал вокруг него как бабочка, не давая поймать себя его сачком.
Однако постепенно он загонял меня в угол, с каждой секундой оставляя мне все меньшее пространство для маневров. Теперь нас разделял всего метр.
— Прекрати! — раздался за спиной Голиафа повелительный окрик. На пороге комнаты стоял Яблоков.
Зайченко нехотя остановился и опустил свое грозное оружие.
— Он был очень непочтителен ко мне, — пробормотал Зайченко.
— Постой за дверью, мы сами разберемся, — проговорил Яблоков.
Зайченко неохотно вышел.
— Я хочу видеть мальчика, — сразу же перешел я в наступлении.
Яблоков несколько секунд стол неподвижно. У него был такой отрешенный вид, что я даже засомневался: а слышал ли он мой вопрос? Но он слышал.
— Зачем тебе это нужно? Я был недавно у него, все в порядке.
— Ему требуется моя поддержка, он не может не быть морально подавленным всем происходящим.
Почему-то эти слова буквально взъерепенили Яблокова.
— Откуда вам известно, что и кому надо?! — закричал он. — Вы что провидец или даже бог? Это все от него идет, к ней перешло, а теперь вот к вам. Ланин всегда знал за других, что им надо, а чего не надо и не будет никогда надо. Теперь я буду здесь определять: что и кому надо или не надо.
— Павел Иванович, правы вы или не правы, но в любом случае мальчик не виноват. Он просто маленький ребенок, жертва наших нелепых игр. Пусть уж дети как можно меньше страдают от них.
Я продолжал говорить в том же духе и видел, что мои слова не производили на него никакого впечатления. Яблоков меня не слушал, его одолевали собственные мысли, при этом его лицо то и дело странно искажалось под их натиском. И постепенно мною все сильнее овладевало сомнение: а нормален ли он? Его поступки, речи и даже выражение глаз свидетельствовали о том, что с психикой у него не все в порядке. Есть люди, которые всю жизнь как бы прячут свою ненормальность, зачастую они сами не подозревают, какой груз носят в своей душе до того самого момента, пока под влиянием каких-то обстоятельств он не высвобождается, не выходит наружу, обрушивая всю свою разрушительную мощь на его носителя.
Я внимательно наблюдал за Яблоковым и все тверже убеждался, что и с ним творится нечто подобное. Но в этом случае он становится опасным вдвойне. Но это обстоятельство еще больше увеличивает для меня необходимость находиться рядом с Артуром.
А если попробовать наступить на больное место; люди, которые инстинктивно ощущает приближение затмения своего сознания, болезненно реагируют на любые намеки о такой возможности.
— Павел Иванович, ни один человек, если у него все в порядке с душевным состоянием, не будет препятствовать такой просьбе.
Яблоков вздрогнул и с испугом посмотрел на меня. Сомнений в правильности моего предположения почти не осталось.
— Идите за мной, — неожиданно легко сдался он.
Я, изумленный, но и обрадованный своей быстрой и легкой победой, поспешил за ним.
Яблоков ввел меня в детскую. Несмотря на поздний час, Артур не спал, он сидел за столом, поглощенный своим любимым занятием — игрой на компьютере. Но при виде нас, он мгновенно спрыгнул со стула и побежал навстречу мне.
— Мама ушла? — спросил он.
Я обнял его.
— Да, ушла. Так было необходимо. Как ты?
Артур, прежде чем ответить, выразительно посмотрел на Яблокова.
— Ничего, только скучно, никуда не пускают.
— У вас не больше десяти минут, — предупредил Яблоков и вышел.
Артур проводил его взглядом, а когда он вышел, на его лице появилась вдруг гримаса.
— Тебя никто не обижал?
— Нет, только в начале один из них сделал мне больно, когда схватил за руку. Такой очень большой.
— Знаю его. Это все?
— А что еще? — пожал плечами мальчик. — А почему ушла мама?
— Разве тебе она не объяснила. Для того, чтобы выпустить нас отсюда.
— А почему дядя Павел взял нас в плен?
Значит, он понимает, что произошло, хотя, естественно, не может постигнуть причины происшедшего.
— Он поссорился с твоей мамой.
Артур задумчиво посмотрел на меня. То, что он сказал дальше, немного даже ошеломило меня.
— Я никогда не верил, что он нас любит, что он мамин друг.
— Не верил? Но почему?
— Я видел, что он обманывает. Когда любят все делают по-другому.
— Ты оказался прав, умный малыш. — Я погладил его по волосам. — Ты должен быть смелым, всякое может случиться.
— А что может случиться?
— Точно не могу тебе сказать. Но обещай мне: если вдруг услышишь какой-нибудь шум, особенно стрельбу, ни в коем случае не выглядывай из комнаты, как бы это тебе не было интересно. Ложись на пол и лежи пока все не стихнет. Ты обещаешь?
— Да, я понимаю, это опасно, — спокойно, как о само самой разумеющей вещи сказал Артур. — Вы не волнуйтесь, мне нисколечко не страшно, — вдруг добавил он.
Кто кого успокаивает, невольно подумал я.
В комнату вошел не Яблоков, а Зайченко. Под его бдительным оком я вновь вернулся к себе. Однако любезно проводив меня к месту моего заточения, он, словно с любимой женщиной, не спешил со мной расставаться. Гигант смотрел на меня, ему явно хотелось со мной поговорить.
Внезапно он приблизился ко мне. Его вид не предвещал ничего хорошего, я невольно попятился, когда он подошел совсем близко.
— Боишься? — спросил он, широко расставив ноги. — Правильно делаешь. Думаешь, если твоя дамочка принесет деньги, ты выйдешь отсюда. — Внезапно он наклонился ко мне. — Даже если этот ненормальный тебя и отпустит, тебе все равно каюк. Ты меня достал, а я этого не люблю. — Он рассмеялся. — Он думает, что я работаю на него. Ты поди тоже так думал. — Продолжая смеяться, Зайченко вышел из комнаты.
Я же сел на стул. Несколько коротких реплик Голиафа во многом изменили мой взгляд на ситуацию, она оказалась гораздо паршивей. Этот громила вовсе не собирается работать на Яблокова, выполнять его приказы, он сам хочет заграбастать все денежки. И еще одно обстоятельство: выходит не только я понял, что с Яблоковым не все в порядке, Зайченко тоже об этом знает. И судя по всему он не столь уж и примитивен, в его черепе наполненность мозгами оказалась на несколько более высоком уровне, чем я до сих пор предполагал.
Но если Зайченко не намеревается выпустить меня отсюда живым, то такая же судьба может постигнуть и Артура. Он хотя и маленький мальчик, но не по годам разумный. Зачем оставлять такого свидетеля. Надо что-то делать? Но что? Я сидел в запертой комнате с решетками на окнах, у меня не было никакого оружия. Я чувствовал себя беззащитным и беспомощным, наверное таким ощущает себя только что появившийся на свет младенец.
Прошел целый день, который ничего не изменил в моем положении.
Один раз ко мне буквально на несколько секунд заглянул Яблоков, он лишь посмотрел на меня, но ничего не сказал, пару раз почтил меня своими визитами Зайченко. Он был более красноречив, ему явно доставляло удовольствие мне угрожать. При этом он постоянно поигрывал дубинкой. Я понимал, что это отнюдь не шутки: с его силой достаточно одного удара ею — и вряд ли я переживу этот момент.
