Ричард Пратер - Свидетелей не оставлять!
Явись, пророк! Явись, повелитель возлюбленных Луны!
Глава 21
Вместо того чтобы умереть на месте от ужаса, Лин издала счастливый возглас:
— О, как ты великолепно выглядишь!
— Конечно! — согласился я, насупив густые наклеенные брови.
Она подозрительно хихикнула, а затем смерила меня взглядом сверху вниз и заключила:
— По-моему, сойдет. Чтобы сошло, нужно что-то ужасное, а это так и выглядит. Да, безусловно, сойдет!
— Ты права. Я не верю никому в мире — ни полицейским, ни Траммелу, ни траммелитам. Думаю, даже самому Шеллу Скотту не пришло бы в голову заподозрить Шелла Скотта в человеке такого роста, с черной бородой и так далее. Я — пропавшая буква. Я чертовски увертлив. Все полицейские и прочие люди будут искать Шелла Скотта и не найдут. Ну разве я не хитрец?
— Ты отвратителен. Не люблю тебя.
— Хорошо. Я и не хочу, чтобы ты любила меня в таком виде. Но подожди, когда все это кончится, я...
Внезапная боль на мгновение исказила ее лицо. Тут же Лин взяла себя в руки, но шутки закончились. Я глянул на часы, повернутые циферблатом внутрь, чтобы на них можно было смотреть без труда. Нам пора было ехать.
Примерно в миле от места воскрешения мы обратили внимание на толпу. Лин ахнула:
— Боже мой, там по меньшей мере пятьдесят тысяч человек!
Я напомнил ей, что даже в старинных восстановленных садах собирается до десяти тысяч человек из двухмиллионного населения Лос-Анджелеса. Так что для такого зрелища народу собралось просто разочаровывающе мало.
Остаток пути мы проехали молча.
Она припарковала машину на обочине дороги, по которой шли и шли люди.
— Ну, пошел, — сказал я, — вон туда, в толпу дикарей.
— Остановись, — попросила Лин. — Я знаю, тебе вовсе не смешно.
— Мне очень смешно, не говоря о том, как смешно я выгляжу.
— Шелл, пожалуйста. — Голос ее звучал как натянутая струна. — Не веди себя так беззаботно!
— Хорошо, дорогая. Я просто болтаю. По правде говоря, сам не понимаю, что говорю.
— Вот видишь, Шелл! Скажи мне, как ты на самом деле себя чувствуешь? — Голос ее дрожал.
— Ну, не могу сказать, что мне очень весело. Собственно говоря, очень боюсь этой... этой бомбы наверху! — Я выглянул из окна и посмотрел на цветистую толпу, движущуюся вверх по склону. — Но подумай, как было бы ужасно, если бы все это были люди.
— Ах, Шелл! — Лицо ее внезапно скривилось, из глаз полились слезы. Она снова и снова повторяла мое имя, хватаясь за меня руками, нежно обхватывая мою шею, прижимаясь ко мне с поразительной силой. — Шелл! — всхлипывала, сотрясаясь от рыданий. — Шелл, пожалуйста, не ходи туда! Забудь об этом! Давай уедем куда-нибудь вместе!
Я ласково разомкнул ее руки, обвившие мою шею.
— Послушай, Лин. Я уже сделал все, чтобы прийти сюда, и теперь не остановлюсь. Не могу.
— Пожалуйста...
— Милая, куда я денусь? Ну куда мы можем уехать? Мы ведь с тобой обо всем договорились и решили больше этого не обсуждать.
Она громко засопела, прикрыла глаза ладонями. Потом опустила руки, взглянула на меня и глубоко вздохнула. Черные полоски туши растеклись по ее щекам.
— Ладно. Боже мой, ну и упрямец же ты! — Она сглотнула. — Ладно, иди поджигай свою бомбу.
Я распахнул дверцу машины, опустил на землю ноги, встал и чуть не упал.
— Черт побери, дорогая, все будет в порядке!
Она включила двигатель, а я повернулся и пошел.
Снизу, с шоссе, мне была видна только небольшая часть этого естественного амфитеатра. Двигаясь вверх по вновь протоптанной тропе, ступая медленно и осторожно, я слышал гул из тысяч голосов в ста ярдах от меня. Я знал: основное сосредоточение толпы там, в воронке, у самого низкого места.
Идти было трудно и утомительно, приходилось сосредоточенно следить, чтобы не упасть. Мои дополнительные девять дюймов роста обеспечили маленькие легкие алюминиевые ходули, которые до сегодняшнего дня использовал для различных трюков цирковой клоун. Каждая была снабжена двумя ремнями, из которых один закреплялся вокруг щиколотки, а другой — под коленом.
Черная мантия тащилась по земле, прикрывая ноги и ходули, скрывая мою настоящую одежду. При каждом шаге я перекладывал мой вес на длинную палку, опираясь на нее изо всех сил. На лице ощущалось незнакомое тепло от бороды, масса спутанных черных волос прикрывала щеки и глаза. Я обливался потом, хотя солнце скрылось за низким облаком, плывущим над головой.
Наконец одолел несколько последних ярдов до гребня холма, откуда начинался спуск вниз вплоть до места, где должно было происходить Воскресение.
Даже зная, что находится по другую сторону гребня, я все же оказался не готов к тому, что предстало перед моими глазами.
Неровный наружный край толпы начинался значительно ниже того места, где я находился. На склонах народ располагался относительно свободно, но ниже и ближе к отгороженной канатами квадратной площадке было тесновато, а у самого ограждения людские тела, казалось, прижимались друг к другу.
В самом центре квадрата на деревянном постаменте стоял гроб. Когда я увидел его жесткие очертания на пустой площадке, такой тихой и спокойной по контрасту с движением и многоцветьем вокруг нее, по моей спине поползли мурашки.
Только этого не хватало! Черт побери, я вовсе не собирался допустить, чтобы это зрелище подействовало на меня так, как, предполагалось, оно должно подействовать на всех остальных. Но хитрый реквизит, его идеальное размещение и все остальное, что было, несомненно, тщательно и хорошо подготовлено, впечатляли.
Оторвав глаза от гроба, я увидел в пяти шагах от меня двоих полицейских в синей форме и едва удержался, чтобы не броситься бежать.
По периметру толпы было еще много людей в такой же форме. Казалось, все вокруг оцеплено полицией. Возможно, в толпе полицейских было еще больше, но эти двое особенно выделялись в сторонке, откуда прекрасно видели каждого проходящего.
Оба уставились на меня с любопытством. Потом медленно закрыли разинутые рты, что было равносильно тому, будто сказали, что я выгляжу довольно странно. Тогда я поднял палку и, указывая ею на них, произнес самым низким, каким только мог, голосом:
— Грешники! О, вы грязные греховодники! Вы получите за все!
Мне казалось, пророк должен произносить что-то в этом роде. Затем повернулся и пошел вниз с холма, опираясь на палку. А сделав десять шагов, оглянулся через плечо. Один из полицейских крутил указательным пальцем у виска, выразительно глядя мне вслед.
Приблизившись к краю толпы, я попытался представить себе ее размеры. Наверное, не преувеличу, если скажу, что собралось не менее пятидесяти тысяч человек. Дальше, внизу, толпа вообще казалась мне состоящей не из людей. Это скорее походило на муравьиную кучу или на клубок каких-то кишащих всех цветов радуги животных. Солнце вышло из-за облака, в его ярком свете краски стали более сочными и живыми.
Войдя в толпу и ловя на себе взгляды многих, очень многих глаз — широко раскрытых, принадлежащих как мужчинам, так и женщинам, — я понял, что на свете существует гораздо больше странных форм жизни, чем мы привыкли думать.
Среди гор одеял, постельных принадлежностей, костров, кофе, сандвичей и палаток бродили удивительные личности в халатах, тюрбанах, коронах и мантиях. А среди них парни в саванах или вообще мало чем прикрытые, куколки в балахонах и другие — в бикини, а одна девица щеголяла даже в юбке из травы. Вообще-то вряд ли стоило им удивляться. Не только потому, что все происходило так близко от Голливуда, хотя это, возможно, играло определенную роль, но и потому, что это Лос-Анджелес — город ненормальных, чего уже давно никто не отрицает. Лос-Анджелес — магнит для помешанных. Похоже, как только житель любого другого штата теряет устойчивое положение, он немедленно отправляется в южную Калифорнию, где больше людей, а потому тут можно ощущать себя как бы в пустом пространстве.
Как-то я прикинул, что наш город насчитывает около трехсот сект с количеством приверженцев от единиц до тысяч. Все они, несомненно, присутствовали здесь. Иначе и быть не могло Ведь обещали Великий день — воскрешение Траммела.
Естественно, присутствовали и главы всех сект. Волновались, потели и кусали ногти, поскольку их лидерство оказалось под угрозой. Если сегодня этот тип воскреснет, многие из них не только утратят свой престиж, но и потеряют паству, которая переметнется к Траммелу.
Естественно, в толпе было очень много просто любопытных, немало репортеров и фотографов, но в первую очередь это был съезд сектантов, бал свихнувшихся. Мне, прожившему в Лос-Анджелесе тридцать лет, знающему многие секты от Мейн-стрит до холмов Голливуда, увидеть их всех вот так одновременно, в одном месте, пока не доводилось. Но теперь, когда пришлось, подумал, что всех нас следовало бы посадить в клетки, чтобы звери снаружи могли смотреть на нас, кормить земляными орешками, бананами и потешаться.
